Второе убийство Сталина

 
Глава 6
Партийная карьера Кобы (тюрьма и политика)
В конце марта 1908 года бакинская полиция проводила очередную облаву в местах, где собирались подозрительные лица. В числе прочих подозрительных был задержан некий Гайос Нижерадзе, при котором нашли нелегальные документы, имеющие отношение к РСДРП. Это привлекло к нему особое внимание полиции, и на первом же допросе следователь сумел установить настоящее имя арестованного — Иосиф Джугашвили. Материала на него как в бакинской, так и в тифлисской охранке накопилось предостаточно, однако большей частью это были догадки и агентурные данные. Однако данные были серьезные, и, пока шло следствие, арестованный находился в Баиловской тюрьме.
Тюрьма была переполнена. Рассчитанная на 400 человек, она вмещала тогда 1500 заключенных. Иосифа поместили в камеру № 3, считавшуюся большевистской и служившую организационным центром для всех политзаключенных. Обитатели ее жили коммуной, жили дружно, регулярно проводили собрания, диспуты, вели переписку с волей, получали литературу. Это был действительно тюремный университет, и немало случайно попавших в тюрьму людей выходило отсюда профессиональными революционерами.
Воспоминания о тех днях оставил сидевший вместе с Джугашвили эсер Семен Верещак. Издал он их уже после революции, в эмиграции в Париже, и тем ценнее это свидетельство, потому что это свидетельство врага. Сталина часто упрекали в необразованности, в том, что он «университетов не кончал», забывая о том, что он всегда, всю жизнь занимался самообразованием. По количеству прочитанных книг Сталину трудно было найти равных, и, право же, для того чтобы читать и понимать эти книги, ему вовсе не требовался посредник-профессор.
«Среди руководителей собраний и кружков, — вспоминает Верещак, — выделялся как марксист и Коба. В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой…» — и дальше: «Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим. Не было такой силы, которая бы выбила его из раз занятого положения. Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу по Марксу (чувствуется семинарская школа! — Е.П.). На не просвещенных в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление. Вообще же в Закавказье Коба слыл как второй Ленин. Он считался "лучшим знатоком марксизма" [29]».
В этой тюрьме, как и в прочих, Джугашвили снова был инициатором стычек с администрацией. «Он всегда активно поддерживал зачинщиков. Это делало его в глазах тюремной публики хорошим товарищем. Когда в 1909 году, на первый день Пасхи, 1-я рота Сальянского полка пропускала через строй, избивая, весь политический корпус, Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках» [30]. Оригинальный способ праздновать Воскресение Христово, не так ли? Это к тому, что и царская Россия отнюдь не была средоточием гуманности. Ну ладно, в полиции и тюрьмах всегда били, бьют и будут бить-но на первый день Пасхи… Это уж слишком!
В тюрьме Иосиф пробыл почти восемь месяцев. В конце концов, так и не сумев доказать ничего, кроме побега из ссылки, его приговорили опять же к ссылке, причем жандармское управление, зная, с кем имеет дело, предложило сослать его на три года в Тобольскую губернию, но решавшее такие вопросы Особое совещание при МВД было более гуманным и выслало всего лишь на двухлетний срок в Вологодскую губернию. У жандармов не было ни малейших сомнений в том, что он убежит и оттуда, но что поделаешь с гуманистами из Министерства внутренних дел?
Впрочем, он пытался бежать, еще сидя в третьей камере бакинской тюрьмы, и не просто бежать, а организовать побег всей камеры. Заключенные перепилили решетки, связали веревку из простыни. Побег почти состоялся, но подвели товарищи на воле, не подав вовремя сигнала, так что Иосифу Джугашвили пришлось в свой срок занять место в этапной партии в Вологду. В Вятке он задержался, заболев свирепствовавшим среди арестантов возвратным тифом, и лишь в конце февраля прибыл в назначенный местом жительства глухой городишко Сольвычегодск.
Это было одно из излюбленных мест ссылки — иной раз на 1700 местных жителей здесь скапливалось до 500 ссыльных. В 1909 году их было меньше, но все равно общество собралось разнообразное и интересное. Бежать Иосиф не спешил — он отдыхал от этапа, тем более что одна из женщин его весьма и весьма заинтересовала. Звали ее Стефания Петровская, она была в гражданском браке с другим ссыльным — но что такое гражданский брак? Отбыв свой срок, она отправилась не куда-нибудь, а в Баку, и мы еще встретим ее след в биографии Иосифа Джугашвили.
Итак, он пробыл в Сольвычегодске необычно долго для себя — 119 дней. Отчасти действительно отдыхал, отчасти потому, что для побега требовались деньги. На воле их раздобыть не удалось, и в конце концов нужную сумму собрали среди ссыльных, а во избежание неприятностей изобразили дело так, словно Джугашвили выиграл их в карты. И надо же, как причудливо переплетаются вымысел и быль! Керенский никогда не переодевался для бегства в женское платье, а вот Иосиф Джугашвили бежал под видом крестьянки, переодевшись в сарафан. Небольшого роста, худой, он действительно мог сойти за женщину.
Еще весной он отправил письмо своему старому другу, который теперь жил в Петербурге, С.Я.Аллилуеву, с просьбой сообщить свой точный адрес и место работы. И вот, оставив 24 июня место ссылки, он направился прямым ходом в Петербург.
…Теплым июньским вечером Сергей Яковлевич Аллилуев возвращался домой, и вдруг… Он не поверил глазам своим: навстречу шел Коба. Как оказалось, он появился еще днем, но никого не застал дома — вся семья была в деревне. Отправился к Аллилуеву на работу — там его друга тоже не оказалось. Тогда Коба решил ждать — а что ему, собственно, оставалось? — и долго бродил по улице возле дома. Сергей Яковлевич устроил беглеца в надежном месте, у знакомого дворника, который не раз оказывал социал-демократам подобные услуги. Поскольку дворники состояли на службе у полиции, то место было застраховано от нежелательных визитов.
Как оказалось, в Питер Иосиф приехал не просто так, а по партийному поручению — организовать центральную легальную партийную газету (это, кстати, говорит и о том, что к тому времени его роль в партии была достаточно велика). По этому делу он встречался с членом 3-й Государственной думы Н. Г. Полетаевым. Познакомился он в Петербурге и с В. Л. Швейцер, которая занималась тогда связью всех со всеми, — потом эта женщина и ее муж Сурен Спандарян станут самыми близкими друзьями Кобы во время сибирской ссылки. Проведя несколько собраний, посвященных организации газеты, в начале июля он отправился на родной Кавказ.
По приезде Иосифа резко активизировалась ослабившаяся было деятельность бакинских и тифлисских социал-демократов. В Баку снова стала выходить газета «Красный пролетарий», в Тифлисе была создана Комиссия Красного Креста. Ничего особо интересного в это время не происходило — времена были тихие, «реакционные», без сколько-нибудь серьезных выступлений рабочего класса, зато полиция свирепствовала вовсю, правда, иной раз поражая своим непрофессионализмом. Вот как, например, едва не были арестованы Сталин и Серго Орджоникидзе.
11 октября 1909 года секретный сотрудник охранки по кличке «Фикус» сообщил, что приехал «Алеша» Джапаридзе и находится дома, у жены. Охранка почему-то передоверила арест местным силам: на квартиру явились помощник пристава с двумя городовыми. Дальше события, по воспоминаниям жены Джапаридзе В. Ходжишвили, разворачивались следующим образом: «Моментально сообразив, что арест одновременно трех, очевидно, большевиков был бы большой удачей, помощник пристава решил предварительно получить такое разрешение и пошел созвониться с начальством. Охранять счастливую находку он оставил городовых: одного у парадного, другого у черного хода. Мы стали раздумывать, каким образом дать возможность уйти Сталину и Серго. Ясно было, что надо спровадить одного из городовых. 10 рублей "на расходы" спасли положение: один из городовых был послан за папиросами, а Сталин и Орджоникидзе, воспользовавшись этим, быстро ушли. Каково было бешенство помощника пристава, вернувшегося в нашу квартиру и заставшего только А. Джапаридзе» [31]. Надо бы добавить, что приставу еще повезло — тот человек, за которым его послали, остался дома, вероятно, чтобы уберечь от неприятностей жену. Как, должно быть, кляли в охранке растяпу пристава и оробевших при виде барской квартиры городовых (о том, что квартира была не бедной, говорит наличие двух ходов — парадного и черного). И поделом, жандармов надо посылать, а не надеяться на полицию!