Третья истина
– Она налетела, как бешеная! – вызывающая интонация превратилась в жалобную. – Царапалась и кусалась как дикая кошка!
– А ты, ты вел себя, как настоящий рыцарь. Поединок с дамой. Новое слово в джентльменском наборе. Сколько требует отваги. Теперь я вижу истинные плоды моего обучения! Заслужил отдых от утомительных прогулок верхом и некомфортного завтрака на берегу реки.
Дмитрий опустил голову и засопел. Встрепанная Лулу вздрогнула при упоминании о конной прогулке и, вздохнув, стала ждать своей порции наказания.
Но Шаховской сказал ей только, чтобы поднялась к себе и прибавил:
– Быть мужчиной – нелегкое дело, а синяки никогда не украшали барышень!
Хотя он впервые обратился к ней по-русски, Лулу поняла, что он пренебрегает ею или жалеет, как побитую девочку. Но ответить на этом же языке не решилась. Гордо вскинула покрытое ссадинами и царапинами лицо и заявила:
– C'est bien moi qui a commencé cette bagarre et c'est moi qui ne doit pas monter à cheval et aller déjeuner au bord du fleuve.[12]
По-французски Дмитрий, видно, так же как Лулу по-русски, лучше понимал, чем говорил:
– Да кто тебя вообще туда взял бы, этого еще не хватало, – злобно огрызнулся он, но осекся под взглядом учителя и, потоптавшись на месте, пошел к дому. Лулу, опустив избитые плечи, поплелась в глубину сада. Не попадаться же на глаза родителям или тете в таком виде!
– Ты храбро сражалась, – прозвучал за ее спиной голос и она, прежде чем успела оглянуться, оказалась на руках у Виконта, – и заслуживаешь забот армии сиделок.
Ей следовало вырваться. Она не маленькая! Но брести самой на саднящих ногах так не хотелось, что Лулу без рассуждений положила руку на его плечо.
Внимательно разглядывая ее боевые отметины, «виконт» задумчиво произнес:
– Ну, согласись, что сегодня ты не в лучшей форме для прогулки. Что скажешь, Александра Невская, Воительница?
Имя заинтересовало Лулу, но выяснять, что оно значит, не хотелось, мысли беспорядочно вертелись в голове, она все-таки поймала одну:
– Мы идем обратно в мою комнату? Меня надо снова запереть?
Виконт, не отвечая, посмотрел куда-то вверх:
– Обрати внимание на эту сойку, наше появление выводит ее из себя.
Никакой сойки она, как ни старалась, разглядеть не смогла.
Через несколько минут Виконт плечом толкнул маленькую скрипучую дверь под лестницей:
– Антонина! Будьте добры, постарайтесь стереть с этого ребенка следы баталии!
Давешняя круглолицая девушка затараторила:
– Пал Андреич, до чего ж я напугалась! Это как же можно, хозяйские дети, да так биться! И злость в них откуда такая? Не знаю как мальчишки, а эта, что ни день, запертая сидит. И все ей мало!
Со скучающим видом Шаховской слушал девушкины слова. Наконец, выговорившись, Тоня подошла, чтобы взять девочку из рук учителя. Тут уж Лулу забрыкалась:– Lâchez-moi! Je ne suis pas malade et pas petite. Je peux moi-même aller où il faut![13]
– Вот еще несчастье. И не поймешь, чего там она говорит, ты по-русски-то можешь?
– Могу,– спохватилась Лулу, – я говориль, иду сама.
– Да куда идти-то, барышня? Я тут вас и умою, и вычищу, и смажу ранки-то.
– Итак, взаимопонимание достигнуто! – с этими словами Виконт, слегка наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, вышел.
– Мсье, а вы... – начала было Александра. Но дверь, громко скрипнув, захлопнулась.
– Не смоглá поехать, чтоби погульять, – огорченно обратилась девочка к хлопотавшей над ней Тоне,– у менья для это плёхий внешни вид, мсье Вик… Мсье Шаковскѝ говорит.
– Ну, ты и скажешь! Это Вы-то, барышня собирались с молодыми господами на прогулку? И с Павлом Андреичем?
– Да, да, – заторопилась Лулу, – в реку, завтрак покушать. Можно очьень бистро поправлять внешни вид? У меня эти пьятна, где ударился…красньяки, вот! Может, крем или пудга? Я раньше не положила их. Но я знаю – очень-очень красиво, все закрито, матови…
Девушка заливисто рассмеялась.
– «Пьятна» ей замазывай, гляди-ка! Ну, цирк, а не девочка! Ты бы думала, как маменьке и папеньке в таком виде не попасться. Накажут же, если узнают, что вы дрались, да вся изорвались. Это что же будет, и не представляю! Приведу я вас в порядок, и идите тихонько к себе в комнату и спасибо говорите, что Пал Андреич выручил.
– Тонька! Вышла б, помогла. – В комнату заглянул усатый мужчина в соломенной шляпе.
– Щас, щас, Трофимыч! Да, не входите, я тут барышню одеваю. Не слыхали, как они тут с братом дрались? Вот было крику, визгу! Пал Андреич и тот еле растащил!
– Это что ж, та самая, из Франции барышня? – вошедший с интересом вгляделся в ужасно смущенную своим беспомощным положением Лулу.
– Она самая… И пожалеешь ее, знаете, говорит по-нашему плохо, порядков в доме не знает… Но боевая – ужас! Я, как ее привезли, думала, ну, кукла настоящая! Все реверансики делает, пальчиками платье придерживает, а она почище мальчишки иного – даром, что барин девочку не хотел. Правда, чудасит временами, щас говорит: мажь меня кремами и пудрами, я с Пал Андреичем гулять поеду, каково?
– А ты как же ее понимаешь, сама по-ихнему научилась?
– Считай, что научилась маленько. – Тоня засмеялась.
– Это что же, послабление в режиме вышло? Курнаков вроде: «близко девчонку к сыновьям не подпущу», а теперь за драку учитель ее в этот ихний «мужской поход» забирает?
– Почему мужски? – встрепенулась Лулу, – ведь в фамилие[14] всегда все детьи берутся прогульять себя?
– Да что вы ей говорите, Трофимыч, откуда ей, бедняжке, знать про здешние порядки? Да папенька опять ушлет вас, если будете к братьям вязаться! Не знаю, что Пал Андреич смотрит!
Лулу сникла. Виконт, учитель то есть, опять обманул её, на этот раз из жалости. И общаться с ней он не будет…
Проходили дни, Лулу, зарабатывая новые синяки и шишки, обживалась в доме. Отец с ней почти не разговаривал, но и не притеснял особенно, а Лулу великолепно научилась его избегать. Доминик порой устраивала ей шумные скандалы и не раз обещала «взяться за нее, как следует», но, видно, ленилась доводить обещанное до конца.
И уж меньше всего до Лулу было дело тетке, хотя та и угощала ее под настроение пространными разговорами.
Чаще всего Лулу сталкивалась с братьями, но эти столкновения приобрели характер мимолетных стычек. Изобретательная Александрин блестяще начинала с помощью какого-нибудь хитроумного приема, но в результате оказывалась побитой. Теперь уже не только Дмитрий, но и медлительный Виктор, и толстый Коко вступали с ней в потасовки, после которых Лулу привычно шла к Тоне под лесенку залечивать раны. Тоня встречала ее бесконечными причитаниями, но всегда предупреждала о появлении папаши. А когда Доминик кричала на дочь в ее присутствии, строила сочувственные гримаски. Из гордости Лулу старалась не встречаться и с учителем мальчиков, но часто с обидой глядела, как он занимается с ними фехтованием и борьбой, или как все они уезжают куда-то на лошадях. Виконт, конечно, на золотом Арно.
Несколько раз Доминик говорила, что Лулу нужно взять гувернантку. Но и до этого ее руки не дошли.
Любимым местом Александрин стал сад. Ей было запрещено бегать на реку, но в таинственную глубину сада она могла ходить беспрепятственно с приказанием не опаздывать к обеду.
Усатый Трофимыч, оказавшийся садовником, охотно разговаривал и позволял ей копаться под деревьями и сгребать листья, приговаривая:
– Работать полезно, руки размять. Отцу твоему это не понравилось бы. Ну, Тонька упредит, если что.
Благодаря Тоне и садовнику, Лулу стала лучше говорить по-русски, чем добилась еще большего их расположения. В свою очередь ее заинтересовало то, что Трофимыч, как оказалось, еще молодым парнем побывал на Японской войне, хотя не очень любил об этом распространяться.
– Дядья Гриша!– Лулу перебралась через ветви поваленной груши.
– Здравствуй, барышня! Гляди…Хорошо, что сад не запалился. Слыхала, какая гроза ночью была? Жахнуло в старую грушу и – наповал.