Покоряя Вселенную (ЛП)

— Какой тип?
— Острый миелоидный. — Два слова, которые я никогда не забуду. — Он впал в кому на две недели, а затем умер.
— Мне жаль, Хлоя.
Он качает головой.
— Я до сих пор не могу смириться. Мы были действительно близки, и мы вместе возродили этот байк. Это заняло у нас целый год.
— Ааа, — говорит он. — Теперь я понял.
— Он был моим приемным маминым братом, — добавляю я.
— Ты приемная?
Я киваю. Он, кажется, растерялся.
— На что это похоже?
— Ну, мне было всего несколько недель от роду, когда меня удочерили, и я росла, зная это, так что меня не огорошит информация, что моя жизнь была ложью, в тридцать.
— Что хорошо.
— Что хорошо, — повторяю я, наблюдая, как быстро движутся облака. — Я никогда всерьез над этим не задумывалась раньше, но в последнее время я много думаю о моих настоящих родителях. Какие они, почему они оставили меня, кто я, и всё такое. Конечно, эта информация ничего не изменит — я люблю своих приемных родителей, ничто никогда этого не изменит.
— Я понимаю твой интерес. Я бы тоже интересовался. Просто из любопытства, наверное.
— Наверное, — соглашаюсь я, радуясь, что кто-то может сопереживать. Как-то от этого легче.
— Я уверен, что у них были на то причины, у твоих настоящих родителей.
— Ну, я всегда так себе говорила. Но всё равно хочется получить ответы, так что я не могу перестать об этом думать. В этом есть смысл?
Он медленно кивает.
— Да, есть. Трудная задача. Но ты довольно умна, чтобы справляться с такими проблемами.
Я стараюсь не сильно улыбаться, а то он подумает, что меня никто никогда прежде не называл умной. Не знаю, почему меня лихорадит от его слов, но это так. Одобрение от такого парня, как Гордон, может странно повлиять на девушку.
— Спасибо.
Он прочищает горло.
— Но, насчет байка…Ты не боишься попасть в аварию?
Я поворачиваюсь на месте, чтобы посмотреть на него, опираясь подбородком на руку.
— Это так типично.
— Для кого?
— Для того, кто никогда не катался на мотоцикле.
— Откуда ты знаешь, что я ни разу не катался на мотоцикле?
Это точно неправда. Он так блефует, что даже не смешно.
Я закрываю глаза, и сочетание тепла и болотного шума начинает убаюкивать меня.
— Не водил, иначе ты бы не задал мне этот вопрос. Ты снова осуждаешь меня, Гордон?
— Нет, я только спрашиваю, потому что ты не выглядишь той, кто пофигистично относится к риску погибнуть в аварии. Ты кажешься сознательной.
— Я и есть сознательная.
— Но ребята в школе считают тебя бунтовщицей без причины.
— Меня не волнует то, что обо мне думают другие. И то, что я вожу мотоцикл, не означает, что я бунтовщица.
— Да, но сколько ты видела девушек или даже парней, приезжающих на мотоцикле в школу? Выделяться — значит быть бунтовщицей по определению.
— Что ж, я катаюсь на байке не для того, чтобы быть бунтовщицей. Мне это просто нравится. Это не притворство или фальшь. Лолита — часть меня.
— Кто?
— Лолита. Мой байк.
Он смотрит на меня недоверчиво, затем начинает смеяться. И только я решила, что он закончил, хохот продолжается. Я кривлю губы и жду, пока закончится истерика.
— О, Боже … Боже, Хлоя, это… удивительно.
— Что? Что ты смеешься над самой банальной традицией?
Он хохочет ещё сильнее.
— Ты считаешь банальным называть байк по имени?
— Я не называла её. Это сделал мой дядя. Могу я задать тебе вопрос?
— Нет, — он усмехается.
— Это прозвучит странно, но…это ты накрыл мой мотоцикл брезентом пару недель назад?
— Эмм…нет. Зачем?
Судя по его реакции, либо он в самом деле не причастен, либо хороший притворщик.
— Нет причин. Кто-то накрыл её в дождь в первый день репетиторства, но…неважно. Мне следовало догадаться, что ты бы не сделал ничего хорошего для меня, — я наигранно ему улыбаюсь.
— Я мог бы сделать что-то хорошее для тебя. Не будь такой задирой со мной.
Он пытается глядеть на меня равнодушно, но его глаза улыбаются. Я сопротивлялась бы больше, но мне нравится видеть его таким. Он абсолютно другой человек. Я хочу вернуть его на «покажи-и-расскажи»17, чтобы все увидели, какой Гордон Спудинка на самом деле, если сорвать с него маску.
— Задирой? — Я беру кусок гнилой древесины от причала и угрожающе взмахиваю им на него. — Не важничай тут. Я сегодня с тобой не играю в эту игру.
Я указываю пальцем прямо на его нос, но он хватает его и делает вид, словно собирается укусить его.
Я замираю. Некоторые люди игривые по натуре, но некоторых нужно разжечь, медленно довести до кондиции. Я смотрю на улыбающегося Гордона, удерживающего мой палец — так не похоже на то, как он вел себя сегодня в аудитории, или на то, когда мы впервые встретились. Я, определенно, его раскрыла.
И это чертовски сексуально.
Впервые, с тех пор как я знаю его, чувствую нахлынувшее волнение. Не потому что мы сидим здесь, сцепившись пальцами, соприкасаясь кожей и аурой, а потому что я не знаю, как себя чувствовать. Половина моего мозга говорит, что не стоит начинать отношения, не примирившись с потерей любимого человека. Если дело закончится расставанием, то это усугубит травму. Но другая половина моего мозга чует, что моё сердце нуждается в таких чувствах. Чтобы напомнить мне, что в жизни всё ещё есть хорошие вещи.
Всё же сейчас мне нужно сделать какой-то шаг, дать своего рода импульс, но я не могу пошевелиться. Гордон наблюдает за мной карими глазами, изучая мое лицо, вероятно, задаваясь вопросом, что случилось. То есть, ведь именно я попросила, чтобы он приехал сюда, и когда он, наконец, приехал, я впадаю в прострацию. Хотя я и подумывала о том, чтобы разрушить его стену, но, наверное, не верила, что это действительно произойдет.
Но всё же произошло.
И потому что Стрелец и Лев оба огненные знаки, которые плохо уживаются друг с другом, и потому что я упрямая и люблю лезть туда, куда не следует, я настраиваю себя. К самовоспламенению, которое, неизбежно.
Глава 11
— Знаешь что? — Я вытаскиваю свой палец из его руки — Тебе нужно учиться и… мне тоже нужно идти.
Глаза Гордона отражают не только устье реки перед нами. Они полны разочарованием. Я хотела бы остаться навсегда, растянуть этот день, как можно дольше. Но у меня тест по химии в следующий понедельник, к которому нужно готовиться, Лолита терпеливо ждёт ремонта, тело Сета медленно увядает в ящике, и Рок, вероятно, теми же самыми губами, какими он целовал меня, прижимается к кому-то другому. Это явный перебор для моих мыслей — мозговой салат.
— Точно, — говорит он, затаив дыхание. Я могла бы выхватить его замешательство прямо из воздуха и скрутить его в узелок. — Ты совершенно права, — произносит он снова, только на этот раз он, будто, помнит, что у него есть дела поважнее. Гордон встает и оттряхивает джинсы.
— Увидимся в школе? — предлагаю я.
— Да, увидимся в школе.
Не знаю, что только что произошло, но я рада, что мы решили прогулять занятие, хотя наше отсутствие, вероятно, разозлило Сабину.
Гордон идёт обратно к машине. Я встаю, чтобы размяться. Возможно, нейтральный комментарий облегчит ситуацию. — Спасибо, что последовал за мной, — кричу я.
Он поднимает руку. Я хочу услышать, как он говорит «Это тебе спасибо, Хлоя», но он молчит.
 Бесполезно пытаться разобраться в ионных соединениях, когда дом походит на детскую комнату пыток, а мама и крестная спорят по всевозможным причинам в сопровождении симфонии криков. Я наблюдаю из-за стола.
— Это газы, — мама объясняет свою теорию грудного молока в пятидесятый раз за последние четыре дня. — Я положила слишком много чеснока во вчерашнюю курицу.
— Нет, милая, они просто устали. — Крестная берет контейнер с какой-то приготовленной для нас едой и открывает его. Это лазанью? Да! Она смотрит на малыша Карла. — Посмотрите, как закатывает глазки, и этот плач — плач не из-за боли, это — утомление.