ПСС, т.1

— другой я, двойник. Ред.
	ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»	147
философско-исторических систем». Книга Энгельса — «Herrn E. Dührings Umwälzung der Wissenschaft» — «только остроумные попытки, высказанные мимоходом», и г. Михайловский считает поэтому возможным совершенно обойти массу существенных вопросов, которые затронуты в этом сочинении, несмотря на то, что эти «остроумные попытки» очень остроумно показывают бессодержательность социологии, «начинаю­щих с утопий»; несмотря на то, что в этом сочинении дана подробная критика той «теории насилия», по которой политико-юридические порядки определяют экономиче­ские и которую так усердно проводят гг. публицисты «Русского Богатства». В самом деле, гораздо легче ведь бросить о сочинении несколько ничего не выражающих фраз, чем серьезно разобрать хоть один вопрос, материалистически разрешенный в нем; это притом и безопасно, потому что цензура никогда, вероятно, не пропустит перевода этой книги, и г. Михайловский, без опасения за свою субъективную философию, может на­зывать ее остроумной.
Еще характернее и поучительнее (к иллюстрации того, что язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли — или придавать пустоте форму мысли) отзыв о «Капитале» Маркса. «В «Капитале» есть блестящие страницы исторического содержания, н о (это замечательное «но» ! Это даже не «но», а то знаменитое «mais», которое в переводе на русский язык значит: «уши выше лба не растут») они уже по самой задаче книги при­урочены к одному определенному историческому периоду и не то что утверждают ос­новные положения экономического материализма, а просто касаются экономической стороны известной группы исторических явлений». Другими словами: «Капитал» — только и посвященный изучению именно капиталистического общества — дает мате­риалистический анализ этого общества и его надстроек, «н о» г. Михайловский пред­почитает обойти этот анализ: дело тут идет, видите ли, об «одном» только периоде, а он, г. Михайловский,
— «Переворот в науке, произведенный г-ном Е. Дюрингом». Ред.
148	В. И. ЛЕНИН
хочет обнять все периоды и притом так обнять, чтобы не говорить в частности ни об одном. Понятно, что для достижения этой цели — т. е. для того, чтобы обнять все пе­риоды, не касаясь по существу ни одного,— есть только один путь: путь общих мест и фраз, «блестящих» и пустых. И с г. Михайловским никто не сравнится в искусстве от­делываться фразами. Оказывается, что не стоит (отдельно) касаться исследований Мар­кса по существу на том основании, что он, Маркс, «не то что утверждает основные по­ложения экономического материализма, а просто касается экономической стороны из­вестной группы исторических явлений». Какое глубокомыслие! — «Не утверждает», а «просто касается»! — Как просто, в самом деле, можно замазать всякий вопрос фразой! Например, если Маркс многократно показывает, каким образом в основании граждан­ской равноправности, свободного договора и тому подобных основ правового государ­ства лежат отношения товаропроизводителей, — что это такое? утверждает ли он этим материализм или «просто» касается? Со свойственной ему скромностью наш философ воздерживается от ответа по существу и прямо делает выводы из своих «остроумных попыток» блестяще поговорить и ничего не сказать.
«Не мудрено, — гласит этот вывод, — что для теории, претендовавшей осветить всемирную историю, спустя 40 лет после ее провозглашения древняя греческая, рим­ская и германская история оставались неразрешенными загадками; и ключ к этим за­гадкам дан был, во-первых, человеком, совершенно посторонним теории экономиче­ского материализма, ничего об ней не знавшим, а во-вторых — при помощи фактора не экономического. Несколько забавное впечатление производит термин «производство самого человека», т. е. детопроизводство, за который Энгельс хватается для сохранения хотя бы словесной связи с основною формулою экономического материализма. Он вы­нужден, однако, признать, что жизнь человечества многие века складывалась не по этой формуле». И в самом деле, очень «немудрено» полемизируете Вы, г. Михайловский! Теория состояла
ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА»	149
в том, что для «освещения» истории надо искать основы не в идеологических, а в мате­риальных общественных отношениях. Недостаток фактического материала не давал возможности применить этот прием к анализу некоторых важнейших явлений древ-
t^	«	39
неишеи истории Европы, например, гентильнои организации , которая в силу этого и оставалась загадкой . Но вот в Америке богатый материал, собранный Морганом, дает ему возможность проанализировать сущность гентильнои организации, и он сделал тот вывод, что объяснения ее надо искать не в идеологических отношениях (например, правовых или религиозных), а в материальных. Ясное дело, что этот факт дает блиста­тельное подтверждение материалистического метода — и ничего больше. И когда г. Михайловский в упрек этой доктрине ставит то, что, во-первых, ключ к труднейшим историческим загадкам нашел человек «совершенно посторонний» теории экономиче­ского материализма — то можно только подивиться, до какой степени люди могут не отличать того, что говорит в их пользу, от того, что их жестоко побивает. Во-вторых — рассуждает наш философ — детопроизводство — фактор не экономический. Но где чи­тали Вы у Маркса или Энгельса, чтобы они говорили непременно об экономическом материализме? Характеризуя свое миросозерцание, они называли его просто материа­лизмом. Их основная идея (совершенно определенно выраженная хотя бы в вышепри­веденной цитате из Маркса) состояла в том, что общественные отношения делятся на материальные и идеологические. Последние представляют собой лишь надстройку над первыми, складывающимися помимо воли и сознания человека, как (результат) форма деятельности человека, направленной на поддержание его существования. Объяснения политико-юридических форм — говорит Маркс в вышеприведенной цитате —
Г. Михайловский и тут не упускает случая поломаться: как это, дескать, так: научное понимание ис­тории — и древняя история — загадка! Вы можете из всякого учебника узнать, г. Михайловский, что вопрос о гентильной организации принадлежит к числу труднейших, вызывавших массу теорий для сво­его объяснения.
150	В. И. ЛЕНИН
надо искать в «материальных жизненных отношениях». Что же, уж не думает ли г. Михайловский, что отношения по детопроизводству принадлежат к отношениям идеологическим? Объяснения г. Михайловского по этому поводу так характерны, что на них стоит остановиться. «Как бы мы ни ухищрялись над детопроизводством, — го­ворит он, — стараясь установить хоть словесную связь между ним и экономическим материализмом, как бы оно ни перекрещивалось в сложной сети явлений общественной жизни с другими явлениями, в том числе и экономическими, оно имеет свои собствен­ные, физиологические и психические корни. (Для грудных детей, что ли, рассказываете это Вы, г. Михайловский, что детопроизводство имеет физиологические корни!? Ну, что Вы зубы-то заговариваете?) И это напоминает нам, что теоретики экономического материализма не свели своих счетов не только с историей, а и с психологией. Нет ника­кого сомнения, что родовые связи утратили свое значение в истории цивилизованных стран, но едва ли можно сказать это с такою уверенностью о связях непосредственно половых и семейных. Они подверглись, разумеется, сильным изменениям под напором усложняющейся жизни вообще, но при известной диалектической ловкости можно бы было доказывать, что не только юридические, но и сами экономические отношения со­ставляют надстройку над отношениями половыми и семейными. Мы не станем этим заниматься, но укажем все-таки хоть на институт наследства».
Наконец-то посчастливилось нашему философу из области пустых фраз подойти к фактам, определенным, допускающим проверку и не позволяющим так легко «загова­ривать» суть дела. Посмотрим же, каким образом доказывает наш критик Маркса, что институт наследства
Как назвать иначе, в самом деле, такой прием, когда упрекают материалистов в том, что они не све­ли счетов с историей, не попытавшись, однако, разобрать буквально ни одного из многочисленных мате­риалистических объяснений различных исторических вопросов, которые даны были материалистами? или когда говорят, что можно бы доказывать, но мы этим заниматься не будем?