Офф-лайн, адажио

У них получилось улыбнуться одновременно. Одной и той же улыбкой - словно они долго тренировались и собирались развлекать этим трюком публику.
- Ника… Как этот сон выглядел для тебя? Она прикусила губу.
- Это же был общий сон, граф.
- Мне кажется, каждый из нас увидел его по-своему.
- Я уже почти ничего не помню.
- Закрой глаза:
Он наклонился к ней, прижался лбом к горячей щеке.
- Вспоминай. Ты стоишь у окна…
- Я стою у окна.
- На подоконнике стоит картонная коробка, в ней - лесная поляна, крохотная, живая. Из нее бьет земляничный фонтан. Ты протягиваешь руку…
Ника оборвала его:
- Нет, там озеро с темнотой. Прохладной, бездонной… Над ней туман сумерек, тени плещутся через край. Я опускаю в нее руки, словно смываю свет.
- А еще стол… На нем спит л иловая ящерица с осыпавшейся чешуей. Но это не мой страх.
- И не мой. Наверное, это чей-то чужой кошмар, который забрел к нам передохнуть.
Рю зажмурился, словно всматривался в воспоминания.
- На стенах висят фотографии стен, на потолке - разочарованное зеркало, в котором не отражается ничего.
- Тут нет стен. Совсем. Только пол и потолок, сливающиеся в неразличимую линию горизонта - он идет волнами, качается, будто колышутся края плоского мира. А мы - внутри этого плоского мира, словно подпорка, не дающая ему снова стать двухмерным. Наверное, со стороны он похож на
улыбку.
- Я подхожу к тебе со спины, кончики пальцев касаются ткани, проходят насквозь,, натыкаются на холодную, покрытую мурашками кожу, проходят насквозь… касаются твоей души.
- На мне,..
Она запнулась, и Рю почувствовал, что ее щеки стали еще горячее.
- Я без одежды. Ты подошел, весь заросший мехом, всклокоченный и раздувшийся как Боцман, и протягиваешь ко мне руки. Их много - тонких, прозрачных рук.
- И я обнимаю тебя, ты как янтарный мед, из которого сделано солнце любого сна.
Он опустил голову ей на плечо и прошептал:
- Ты знаешь, а ведь я обнимал тебя только там. Обнимал просто так, не в танце, не дурачась, а по-настоящему - только во сне. По-настоящему - только во сне, звучит по-дурацки…
Ника усмехнулась.
- Открой глаза.
Рю с трудом разлепил веки. Огонек тусклого светильника показался ему нестерпимо ярким. Он сидел, прижавшись к спине Ники, осознавая, что обнял ее, сам того не заметив. Ее каштановые волосы растрепались, щекотали ее голые лопатки, напряженные худые плечи.
- Теперь мне, наверное, придется взять отпуск, граф. То, что мне будет сниться в ближайшее время, нельзя видеть больше никому.
- Даже мне?
- Тебе в первую очередь.
Она вытянула вперед правую руку, разглядывая ее. Рю не знал, что именно она ожидала обнаружить: фамильный перстень де Дино, перчатку с левой руки?.. У него ныло колено. Ника улыбалась, глядя на картонную пирамидку.
.- Сны, рисунки, образы из сети - все обретает плоть, да? Равнодушное зеркало реальности начинает отражать…
Рю постучал по столу костяшками пальцев, будто проверяя столешницу на прочность. Ника положила ловушку на пол и пробормотала:
- Флибэти, наверное, уже заждался. Пойдем вниз.
- Ну что, ты его включил?
Флибэти валялся на кровати и разглядывал потолок. Телевизор по-прежнему не работал.
- Как ни странно - да. Я думал, там будет сплошной шум - вещания-то давно нет… А там кролики. Видимо, в каком-то черном-черном городе до сих пор стоит черная-черная телебашня и передает канкан жутких белых-белых кроликов.
Рю едва удержался от смеха - кажется, Стратос упоминал, что он занимается реконструкцией не только в сети, откопал где-то мощный допотопный передатчик и возрождает телевидение. Что он нашел такого в этих кроликах?
Флиб подошел к окну, что-то высматривая во дворе. Потом повернулся к Нике.
- Давно хотел спросить - почему именно «лемуры»? Большую часть жизни во сне проводят ленивцы, насколько я помню.
Ника пожала плечами.
- Возможно, кто-то думал об этом во сне… А у снов своя логика. Знаешь, странно, что мы зовемся не розовыми слонами или известняковыми феями.
Она перешла на едва различимый шепот, бурча себе поднос все приходившие ей на ум названия для своей профессии. Флибэти кивнул на заходящее солнце.
- Мне скоро улетать. Полетели со мной, а? Рю засмеялся и покачал головой.
Со двора донесся чей-то тихий голос, и Рю выглянул на улицу. Там, у огромной кучи мусора, бывшей некогда двухэтажным домиком, стояла на четвереньках наставница Флиба и шептала куда-то в темный провал под бетонной плитой: «Кис-кис-кис». Потом она достала из кармана кусок сыра и поманила кого-то, кто прятался в глубине темной норы.
- Кис-кис-кис…
Никто не выходил, и девочка наконец поднялась на ноги. Посмотрела на них, замерших у распахнутого окна.
- Спускайтесь и помогите мне выманить крысу. Флибэти покорно пошел к дверям, споткнувшись у самого порога. Спросил озадаченно:
- Почему «кис-кис-кис»? Это же крыса. Ника едва слышно рассмеялась.
- Ты не понимаешь логику снов…
Она оглянулась на Рю, но тот по-прежнему стоял на месте и сдирал с подоконника облупившуюся краску.
- Иди, я сейчас спущусь.
Ника бросила на него короткий взгляд и побежала догонять Флиба. За одно короткое мгновение Рю успел увидеть в ее глазах больше, чем видел в ее фразах, снах, чувствах, которыми она делилась с ним, словно передавая флягу, из которой оба по очереди пили одну на двоих жизнь. Ему на миг показалось, что в этом взгляде он наконец увидел ее - без красного и синего, без бубенцов и запаха ягод. Не ее величество Нику, не герцогиню де Дино, а именно ее. Девчушку, которая давным давно на детском слете подошла к незнакомому пареньку в дурацкой шапке и сказала: «Ты морщишься, как мой кот».
Рю присел на подоконник и, глядя на развалившийся стенной шкаф, проговорил, обращаясь к шкафу и ни к кому более:
- Я, наверное, тоже не понимаю логику снов.
Фигура старика выступила из шкафа так стремительно, как будто он не шел, а его тащили на веревке неведомые силы.
- Теперь я должен тебе шляпу, да?
Учитель не игрался с нарисованной трубкой, не острил - вообще не проронил ни слова, как будто неведомые силы еще и заткнули ему рот.
Рю протянул вперед руку, и она вошла учителю в грудь. Реконструктор помахал кистью, как будто разгонял дым от своей старой трубки. Тело наставника стало зыбким, полупрозрачным. В усталых глазах теплился огонь, раздуваемый похожими на кузнечные меха «гусиными лапками» морщин.
- Откуда вы взялись? Мы же выключились…
Учитель осклабился, но так ничего и не ответил. Рю облокотился о стену, закрыл глаза. Под ногтями собралась краска, и неприятно щипало ободранные о перила ладони.
- После того раза, с Талейраном и де Дино, она все уговаривала меня повторить… Взять еще чью-нибудь любовь - Наполеона и Жозефины или Ромео и Джульетты, Бонни и Клайд, Тома и Джерри - хотя бы просто любовь, любую - и нырнуть на самое дно. Если конечно, у этой любви будет дно. Экранировать сомнения, отключить предрассудки, отгородиться ширмой от памяти и прожитой жизни. Только мы и любовь, адажио…
Он облизнул пересохшие губы, повернулся к окну - Ника присоединилась к девочке и они вместе мурлыкали нелепое «кис-кис-кис», а Флибэти стоял над проломом на изготовку, на случай если крыса все-таки высунется наружу.
- Я все отнекивался тогда… Так вот, наверное, я просто скажу ей, что это больше не нужно… Не ухмыляйся. Можем даже поспорить, что скажу. Сразу после того, как они поймают эту крысу.
Старик сжал его ладонь и сам же разбил спор. Рю ойкнул и задул на ушибленные пальцы.
Еще на лестнице Рю услышал радостные детские крики, но не видел, как из темного провала выбралась крыса, как Флибэти взял ее на руки и не отпускал, пока его неугомонная девчонка не погладила ее как минимум миллион раз.
Он не видел, как следом за крысой из проема выполз исхудавший розовый слон, а за ним на свет показалось непонятное создание цвета беж. Создание трепетало тяжелыми крыльями, пытаясь взлететь… Наверное, это была известняковая фея.