Убийство по подсказке (сборник)
– Это звучит так, как будто речь идет о старой разведенной чете! – Полина захлопнула альбом и резко встала с дивана.
– Может, подвезти кого-нибудь в центр?
– В это число включен и я? – поинтересовался Род.
– Да, конечно.
Полина вытащила из своей сумочки узенький конверт и протянула его Базилю.
– Вот ваш билет на сегодняшнюю премьеру. – Она вложила конверт в его ладонь. – Приходи, я умоляю тебя. Только в лучшем костюме. Ванда обожает, чтобы на ее премьерах все было экстра-класса. Ну, мне пора!
Полина исчезла в толпе. Родней Тейт последовал за ней.
В глазах Леонарда Мартина сновали искорки удовольствия, полученного от разыгравшейся здесь сцены. Пристально рассматривая своего собеседника, Базиль заметил, что у него истощенный, больной вид. У него было темное, смуглое лицо, выцветшие голубые глаза, челка белобрысых волос. Он обладал мягкими, учтивыми манерами, как будто постоянно извинялся. Базиль никак не мог себе представить, какую же роль играет этот потертый, усталый, тихий, словно в воду опущенный, маленький человек в такой живой, стремительной мелодраме, как «Федора».
– Мне кажется, – заметил Леонард, – нам все же удалось утвердить вас во мнении, что все люди театра «с приветом»?
– Я бы употребил в этом случае слово «с притворством», – ответил Базиль.
– Ванда, конечно, притворяется, – глубоко вздохнул Леонард. – Она похожа на рентгеновский луч. Когда вы впервые приближаетесь к ней, то уверены, что она никакого вреда вам не причинит. Ее «техника» настолько открыта! Но через несколько дней, а может, и месяцев вы вдруг обнаруживаете, что у вас ожог, и не такой маленький. Честно говоря, мне все это непонятно. Но Ванда должна оставить Рода в покое. Ведь он еще совсем мальчик и вряд ли захочет, чтобы я ему откровенно сообщил, сколько лет она уже играет на сцене… Ну, мне пора. Увидимся на премьере?
– Думаю, что да. – Базиль бросил взгляд на конверт с билетом, зажатый в руке. Он был отпечатан аккуратным набором, но два слова стояли отдельно, набранные крупным шрифтом: «Королевский театр».
– Вы посмотрели картины? – внезапно спросил Леонарда Базиль. – Там есть замечательное полотно художника-анималиста.
Они протиснулись через толпу в первые ряды группы посетителей, расположившихся полукругом перед картиной небольшого формата, выполненной маслом. На ней была изображена коричневая долина, далеко уходящая к бирюзово-голубоватому небу, испещренному желтоватыми облаками. На переднем плане был воспроизведен целый ряд старинных облупившихся колонн. Маленькая коричневая обезьянка сидела на одной из них, скрестив передние лапы и сжимая в них желтую птичку. Только что, видимо, она оторвала ей одно крылышко. Три грушевидные капельки черно-красной крови стремительно падали на землю и при свете были похожи на крохотные рубины.
Леонард смотрел на картину, а Базиль на Леонарда. Казалось, в глазах его плясали все те же искорки удовольствия, которое он испытывал, когда шел колкий разговор Полины с Вандой.
– Искусство рисовальщика здесь бесспорно, – сказал он. – Но мне кажется, что сюжет не слишком доступен для моего понимания. Что выражает сюжет – жалость или жестокость? А вообще-то картина вызывает у меня только отвращение. Может, оттого, что я не люблю обезьян. Но обожаю канареек.
Глава третья
ВЫХОД ПЕРВОГО УБИЙЦЫ
Вечер только наступал, когда Базиль собрался в театр. Времени до начала спектакля еще было много, и он решил немного прогуляться. С Пятой авеню он свернул на 44-ю улицу. Несмотря на свойственное деловому человеку упрямство, он все же подчинился требованию Полины «одеться поприличнее». Теперь он чувствовал, как пружинят тонкие подошвы лакированных модных ботинок, а замшевые элегантные перчатки просто мешали ему выудить из заднего кармана мелочь, когда он остановился перед газетным киоском, чтобы купить вечернюю газету. Его забавляла мысль, что никто не смог бы опознать в этом дэнди доктора Уиллинга, активного сотрудника в управлении окружного прокурора, или же просто доктора Уиллинга, прилежного врача-психиатра.
Подойдя к Королевскому театру, он перешел на противоположную сторону, к самому дальнему краю тротуара, и задрал кверху голову. Сумрачный фасад из темно-фиолетового камня с белыми прокладками напоминал ему клинообразный кусок фруктового торта с ванильной сахарной глазурью. Над большим порталом, нависшим над входом в театр, ярко горевшие огни высвечивали рекламу:
Сэм Мильхау представляет
Ванду Морли в спектакле «Федора»
с участием Роднея Тейта и Леонарда Мартина
Длинная очередь выстроилась в кассу, а какой-то дополнительно выделенный для охраны порядка полицейский убеждал толпу любителей автографов разойтись и не мешать уличному движению.
Базиль посмотрел на часы. Было только восемь вечера, а занавес поднимался, как обычно, не раньше 8.40. Он оглянулся, ища глазами местечко, где можно почитать газеты. Налево от здания театра стоял отличавшийся безвкусицей бродвейский отель, направо – одно из тех низеньких зданий, которые называют «налогоплательщиками», так как получаемых с них доходов едва хватает на уплату федеральных налогов. В том, которое находилось ближе всех к театру, разместился целый рой крохотных лавчонок и небольших ресторанов и в придачу к ним коктейль-бар.
Войдя в это заведение, Базиль сразу почувствовал пряный аромат смешанных напитков. Звучала мягкая музыка. Бармен, обращаясь к нему, спросил, нет ли новостей в вечерних газетах по поводу премьеры, которая должна состояться тут, рядом с его заведением.
Базиль раскрыл газету на театральной странице.
Сегодняшняя премьера
«Сегодня вечером в Королевском театре Сэм Мильхау возобновляет постановку известной пьесы Сарду «Федора». В главной роли выступит Ванда Морли. Все актеры будут выступать в современной одежде, хотя действие пьесы Сарду разворачивается в России в конце прошлого столетия. Мисс Морли, конечно, будет играть роль, которую создала для себя, с позволения автора, сама великая Сара Бернар. Родней Тейт, играющий главную мужскую роль, сегодня впервые предстанет на Бродвее после серии успешных выступлений на Западном побережье. Кроме того, в замечательном театральном коллективе вновь выступит незабываемый Леонард Мартин, который вернулся в Нью-Йорк после годового отсутствия из-за болезни…»
– И это все? – бармен был явно разочарован.
– Нет, есть еще кое-что под рубрикой «Актерские сплетни».
Они прочли сообщение вместе.
«Вполне вероятно, что в некоторых театральных труппах существуют зависть и пересуды, но, по словам Сэма Мильхау, труппа, которая сегодня дает премьеру в Королевском театре, – это одна дружная, счастливая семья, и ни один из членов этой семьи не пользуется меньшей любовью, чем ее звезда, Ванда Морли. Даже рабочие сцены не скрывают перед ней своего восхищения. Они в складчину купили корзину цветов и преподнесут ее Ванде в день премьеры. «Все потому, что она – своя в доску, – сказал один из осветителей, – и пусть она не сомневается: все мы болеем за нее!»
Бармен ухмыльнулся.
– Нанятые ею разбойники пера выдумывают всякий вздор.
В этот момент дверь в баре резко отворилась, словно ее подтолкнул сильный порыв ветра. Какой-то молодой человек развязной походкой подошел к стойке. Он был примерно такого же роста, что и Базиль, и столь же изысканно одет, – лаковые модные полуботинки, темный плащ, белые перчатки и шарф. На голове у него была шляпа, которую французы обычно называют «шляпой с восемью углами». Ничто больше, вероятно, не может сообщить о характере человека, чем тот угол, под которым он водружает на свою голову такую шляпу. Робкий всегда носит ее прямо, балансируя ею на самой макушке. Непреклонный задвигает ее как можно дальше, чтобы продемонстрировать окружающим свои упрямые, взъерошенные кудри. Веселый сдвигает ее на одну сторону. Этот юноша был высокомерным и надменным типом. Его шляпа опасно балансировала где-то над переносицей, он смотрел на окружающих из-за полоски тени, отбрасываемой на глаза краем убора, как через полумаску. Он сделал заказ так: «Ром, жвачка, лимон».