Охота За Мыслью

ВЕЧНЫЙ  МАЯТНИК
Один мой знакомый подросток вывел великий и страшный закон сохранения эмоций: скольку кому радости прибавится, столько горя присовокупится (зато и наоборот).
Закон есть закон, и нет смысла перечислять все каждодневные, бесконечные его подтверждения. Подростковая формулировка в прямом утверждении особенно очевидна: стоит лишиться чего-нибудь, с чем мы успели связать свой Рай, и мы попадем в Ад. Труднее осознать обратное. Как-то не очень верится, что страдание, особенно зряшное, бесцельное, без которого можно вполне обойтись, может вдруг даровать радость. С чего бы это?
Но человек, спасшийся от смерти, выпущенный из тюрьмы или просто как следует продрогший, вернувшись к обычной доле жизни, свободы и тепла, начинает постигать и формулировку: «Блаженны страждущие, ибо утешатся». Или как в том анекдоте, где бедняк, живя в страшной тесноте, поместил в свою комнату по совету мудреца еще курицу, свинью и прочую живность, а потом убрал и стало просторно Это уже начатки теории эмоциональной относительности. Почему мы с особенной силой привязываемся к тому, что нами выстрадано, почему «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»?
Ясно: Ад накидывает баллы Раю, и наоборот, только они вместе определяют меру ценностей. «Научились ли вы радоваться препятствиям?» Да, научились. Но... до определенных пределов. Во внутреннем балансе равновесия все равно нет. Шутить со своим Адом, дабы через него подбавлять Рая, мы решаемся только в сфере относительного благополучия, и даже самая суровая любовь к опасности и риску имеет свои границы. Тех, у кого Рай нуждается в чрезмерно щедрой адской поддержке, зовут попросту мазохистами. И если справедливо, что нет чистого наслаждения и чистого мучения — в каждом всегда присутствует некая, пусть самая ускользающая примесь другого, — то верно и то, что доля страдания в радости для нас по крайней мере заметнее, чем доля удовольствия в муке...
Что побуждает к самому удовольствию? Разве не недостаточность его даже в самый миг переживания?
«Остановись, мгновенье...» «О, если б навеки так было...» Только сохранить, ничего больше, никакого движения, застывшая максимизация. И как раз в этот момент...
В опытах Юрия Макаренко некоторые крысы во время самораздражения начинали беспокоиться, метаться и в конце концов с писком отбегали от рычага, правда, вскоре снова возвращались. Этих животных экспериментатор назвал «невротиками». Возможно, райские электроды сидели у них в чересчур близком соседстве с Адом. А может быть, сам Ад у этих нервных слишком уж возбудим, слишком легко накапливает потенциал, и тот его подыгрыш, который у других создает лишь прерывистую ритмичность удовольствия, каким-то образом суммируется и прерывает процесс...
Да, разное дело: стремиться к удовольствию и избегать страдания, олдзовский электрод разделил эти два полюса четко. Но существует ли такая четкость в жизни, в нашем психическом мире? Можем ли мы, например, раздельно определить, чего мы хотим: утолить голод или насладиться едой? Весьма приблизительно, хотя йоги подчеркивают разницу между голодом и аппетитом.
Каков принцип действия Рая? Очевидно, это системы нейронов, организующие поведение таким образом, чтобы получать раздражения, принимать поток импульсов. Они максимизируют  «вход»,  работают  на  себя.
У Ада — все наоборот. Он работает от себя: отводит, отталкивает, отвергает импульсы — иначе говоря, организует поведение так, чтобы минимизировать вход. Вот и антиподы-стратеги, держащие в руках нити оценок и действий. Вот Двуликий Янус, ведущий нескончаемую игру биологического эгоизма.
Но субъективная ось эмоций всегда однонаправленна: от минуса к плюсу (если отвлечься от всех извращении и усложнений). Это движение и есть наш великий сизифов труд. Это в нас и только в нас. Силы же, противодействующие движению, низвергающие обратно в адову бездну, действуют и извне и изнутри.
Я говорю сейчас только о внутренних силах.
В глубинном эмоциональном механизме мозга есть нечто напоминающее маятник: чем сильнее отклонение в одну сторону, тем сильнее в другую. Чем сильнее наслаждение, тем сильнее потом мучение, заставляющее искать повторения. Принцип маятника воплощен в действии самых разнообразных систем организма: в дыхании, в деятельности сердца и даже в работе кишечника. Это схема, повторяющаяся с удивительным постоянством и в биомолекулах, и в клетках, и во множестве других, неэмоциональных мозговых систем. Рождающая сонмы ритмов.
Пытаясь отладить маятник настроения депрессивного пациента, я перевожу его в маниакальное состояние, если ошибаюсь в прогнозировании ритма качаний и в расстановке доз. Иногда даже и не ошибаясь, если качка сама по себе слишком сильна. Я приблизительно чувствую момент, когда маятник эпилептоидного психопата, сейчас    такого   сладкого и обворожительного, даст адскую вспышку ярости, и стараюсь предупредить, но это не всегда удается...
Этот маятник и создает движение эмоций в обе стороны, а не только в одну, желаемую, вопреки всему внешнему и в сложном взаимодействии с ним.
Рай и Ад в нормальных условиях уравновешивают друг друга подвижно. Они подавляют друг друга, но вместе с тем и заряжают, подготавливая к будущей деятельности. Реакция крысы на отключение райской педали аналогична поведению кошки, которая через некоторое время после раздражения центров ярости становится необычайно благоразумной и ласковой, и той особой ненависти, которую обыкновенно испытывают к другу, ставшему врагом. (Все это связано еще и с прогнозирующим механизмом мозга, о котором речь дальше.)
Из субъективной однонаправленности адско-райской оси вытекает, что Ад — это печка, от которой танцуют всегда, за ним, увы, первое и последнее слово. Но именно поэтому Рай никогда не сдается. Ад толкает. Рай тянет. Фундаментальный факт, которым мы сегодня располагаем' каждая потребность представлена в мозгу раздельными клетками Ада и Рая. При реализации влечения они работают одновременно. Видно, только такой двойной рычаг и обеспечивает возможность равновесия.
ИЗБЫТОЧНОСТЬ  И  НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ  ЗАПАС
Как общ этот принцип избыточного, массового производства! Как любит природа пользоваться одинаковыми стандартными элементами, производя их без края и без конца. Даже неживая: атомы так атомы, звезды так звезды, песчинки так песчинки... А живая: уж листья так листья, волосы так волосы, половые клетки так половые клетки — куда их столько, подобных друг другу, зачем так много, когда достигают своей цели лишь единицы? Лишь единицы...
Да ведь в этом ответ! Именно поэтому и нужна избыточность. Это ведь главная ставка в борьбе Жизни!
Смысл избыточности — в повышении вероятности достижения цели. В запасе на случай гибели части, на случай поломки, в готовности к самым крайним требованиям среды.
Смысл избыточности — надежность, а все ненадежное осталось на кладбищах эволюции.
Принцип избыточности буквально пронизывает весь организм, все наше «клеточное государство», и нам еще не раз придется столкнуться с его плюсами и минусами.
Лучше переесть, чем недоспать, говорят студенты. Инфляция в крови у природы: чем важнее, тем избыточнее. Уже из простого сопоставления обыденных вещей ясно, что мы несем в себе, помимо разных прочих избыточностей, огромный потенциал избыточной эмоциональности — спасительный и губительный перестраховочный фонд.
Самое поверхностное наблюдение обнаруживает по крайней мере два вида эмоциональной избыточности: явную и скрытую. Явная, из-за которой происходят драки там, где можно просто договориться, паника — где необходима оперативность, отчаяние — где нужно переосмысливание... Но та же явная избыточность рождает и радость удачи, и кучу счастливых пустяков, и всю эстетическую сторону жизни, и, между прочим, любовь, и так далее, и так далее...
Скрытая же, подпирая явную, обнаруживает себя лишь в крайних случаях.
Приблизительные подсчеты показывают, что в работе нашего мозга одномоментно используется лишь около 15—20 процентов от общей пятнадцатимиллиардной массы нейронов — цифра и разочаровывающая, и внушающая надежды. Еще не подсчитано число нейронов Ада и Рая и сколько используется фактически; неизвестно, какова разница между обычной и максимально возможной амплитудой разрядов эмоциональных нейронов. Вероятно, скоро это будет сделано, и мы получим меру скрытой эмоциональной избыточности. Мы узнаем тогда, быть может, возможные и допустимые пределы наслаждения и страдания и дадим этому мате-матико-физиологическое определение. Мы будем точно знать, что происходит в мозгу самых несчастных больных.