Сотвори самого себя
Владимир Леви
Сотвори самого себя
Психологические заметки
В какой мере человек может овладеть своей психикой, переделать ее, и каким способом этого можно достичь?
Великую щедрость проявила природа по отношению к нашему мозгу. Можно, оказывается, иметь вес мозга чуть ли не в полтора раза меньше обычного и быть при этом Анатолем Франсом. Можно с одной лишь половиной мозга совершить важнейшие открытия — одно полушарие мозга Пастера было в молодости расплавлено кровоизлиянием.
Развитие цивилизации и совершенствование мозга идут вовсе не параллельно. Рабы, строившие пирамиды для египетских фараонов, обладали мозгом ничуть не лучшим и не худшим, чем современные литераторы. Мозг сегодняшнего специалиста по квантовой механике ничем существенным не отличается от мозга охотника-кроманьонца, жившего 60 тысячелетий назад.
Когда-то, примерно во времена Иоганна Себастьяна Баха, был создан рояль. С тех пор техника изготовления этого инструмента существенно не меняется. Инструмент остается тем же. Но фортепианные композиции, стиль игры, степень исполнительского мастерства менялись и продолжают меняться. Человеческий мозг можно уподобить роялю, на котором история в каждую эпоху разыгрывает свои пьесы.
Судя по всему, человеческий мозг несет в себе огромную, пока далеко не используемую целиком избыточность природных возможностей. Природа отпустила нам колоссальный кредит, и этот наследственный фонд до сих пор вводится в действие не слишком поспешно.
На что шли математические способности в пещерные времена? Да ни на что. Они спали и ждали своего часа. Действовали другие программы. Для того, чтобы размахивать палицами, не требовалось математических выкладок.
А сколько иных возможностей спит еще ныне?
Два полюса гениальности
Нет-нет да и вспыхнет звездой гениальности избыточность интеллектуальных сил. Я стою на той точке зрения, что гениальность — это не отклонение, не аномалия человеческого ума, как склонны считать некоторые, а, напротив, высшая полнота его проявления, обнажение природных возможностей. Действительно, при общении с гением — будь это романы Толстого, стихи Пушкина или картины Рембрандта — нас не покидает чувство естественности. Это чувство говорит нам: только так, иначе нельзя.
Но не в том ли дело, что полное проявление естественного в творчестве — такая же чрезвычайная редкость, как полная гармония телосложения, как идеальный характер? Огромная неравномерность распределения способностей между людьми очевидна. Но еще вопрос, в чем причина этой неравномерности: в неравенстве ли исходных возможностей или в неодинаковости их использования? Ведь даже у самых выдающихся личностей далеко не в одинаковых пропорциях сочетаются компоненты «специальных способностей» и волевых качеств.
Можно выделить как бы два полюса гениальности, между которыми лежит гамма постепенного перехода. Представителей одного полюса можно было бы назвать, по традиции, гениями «от бога», представителей другого — гениями «от себя».
Гении «от бога» — Моцарты, Рафаэли, Пушкины — творят так, как поют птицы, — страстно, самозабвенно и в то же время естественно, непринужденно, играючи. Они, как правило, выделяются своими способностями с детских лет; судьба благоприятствует им уже в начале жизненного пути, и их обязательное трудолюбие сливается воедино со стихийным, непроизвольным творческим импульсом, составляющим самую основу их психической жизни. Огромная избыточность «специальных» способностей проявляется у них подчас на фоне сравнительно скромных волевых качеств.
Волевые качества Моцарта — чистейшего гения «от бога» были, по-видимому, посредственными. Уже в зрелые годы он отличался такой детской наивностью суждений, какая, исходи она от другого лица, могла бы вызвать лишь снисходительный смех. Зато через всю биографию Моцарта проходит мощное волевое влияние его отца, побуждавшее его к неустанной работе, ограждавшее от неверных шагов. Отец был учителем, воспитателем и импресарио юного Моцарта; огромное дарование сына было вынесено к вершинам гениального творчества волею отца.
У гениев «от себя» развитие медленное, иногда запоздалое, судьба обращается с ними довольно жестоко, порой даже зверски жестоко. Здесь фанатическое преодоление судьбы и преодоление самого себя.
В исторической веренице выдающихся людей этого типа мы видим застенчивого, косноязычного Демосфена, ставшего величайшим оратором Греции. В этом ряду и наш гигант Ломоносов, преодолевший свою великовозрастную неграмотность; здесь и Джек Лондон с его обостренным до болезненности чувством собственного достоинства и настоящим культом самообладания и самопреодоления; здесь душевнобольной Ван-Гог; здесь яростный Вагнер, овладевший нотным письмом лишь в двадцать лет.
Многие из этих людей в детстве и юности производили впечатление малоспособных и даже тупых. Джемс Уатт, Свифт, Гаусс были «пасынками школы», считались бездарными. Ньютону не давалась школьная физика и математика. Карлу Линнею прочили карьеру сапожника. Гельмгольца учителя признавали чуть ли не слабоумным. Про Вальтера Скотта профессор университета сказал: «Он глуп и останется глупым». О Шеридане писали: «Тот, кому суждено было в 25 лет от роду приводить всю Англию в восторг своими комедиями и красноречием своим на трибуне потрясать сердца слушателей, в 1759 году (то есть в восьмилетнем возрасте) получил название самого безнадежного дурака...» «У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс, ты будешь позором для себя и своей семьи», — говорил отец Чарлзу Дарвину.
У гениев «от себя» над всем преобладает несокрушимая воля, неуемное стремление к самоутверждению. У них колоссальная жажда знаний и деятельности, феноменальная работоспособность. Работая, они достигают вершин напряжения. Они преодолевают свои недуги, свои физические и психические недостатки, в буквальном смысле творят самих себя, и на самом творчестве их, как правило, лежит отпечаток яростного усилия. Гениям «от себя» порой не хватает той очаровательной непринужденности, той великолепной небрежности, что свойственна гениям «от бога», но гигантская внутренняя сила и страсть, соединенные с неукоснительной требовательностью к себе, возводят их произведения в ранг гениальности... Думаю, что к этому типу гениев относится и Эйнштейн, который не шутя заявил однажды: «У меня нет никакого таланта, а только упрямство мула и страстное любопытство». В школьные и студенческие годы создатель теории относительности тоже, как известно, особенно не блистал. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов исходный потенциал дарования и у гениев «от себя»: что-то должно было быть, что питало страстное влечение к делу и веру в себя, — может быть, их толкало вперед смутное чувство нераскрытых возможностей... Бесспорно одно: на этом полюсе гениальности впереди всего воля, саморазвитие и самопреодоление.
Кто не бывал «в ударе»? Кто не знал в жизни минут, когда все поразительно проясняется и удается, когда все получается «само по себе»? Каждый хоть раз испытывал тот вдохновенный взрыв, то состояние, которое позволяет иной раз новичку выигрывать у классного игрока... Быть «в ударе» — не значит ли это находиться в — увы! — кратковременном, ускользающем состоянии гениальности? Быть гением — не значит ли это хронически находиться «в ударе»?
О недовольстве собой
«...Вышло так, что я оказался вне общества... На малейшую критику, иронический смех реагирую крайне болезненно... Товарищи, подметив эту мою слабость, стали нарочно меня поддевать... В конце концов я ушел из общежития...»
