Двое под одной крышей
– Привет, Кира. А мы тут с Соломией Марковной обедаем. Соломия Марковна – это наша соседка с первого этажа. Она самолично испекла нам пирог по случаю новоселья, – кивнул на стол мужчина.
Ну, надо же! Прямо, как в американских фильмах. И внешность у гостьи соответствующая. Наши бабушки так не выглядели. Эта больше на заморских старушек походила. Хотя и старушкой ее назвать язык не поворачивался. Никаких тебе платочков в цветочек и телогрейки. Строгое синее платье, которое на точеной фигуре Соломии Марковны смотрелось просто превосходно, модно подстриженные седые волосы и удивительно яркие голубые глаза. Аккуратно подкрашенные, кстати сказать, не в пример замученной Кире.
– Очень приятно познакомиться.
– А мне как! – вступила в разговор женщина. – Не могу нарадоваться, что у нас в соседях все больше молодых людей. Так жить намного интереснее и веселее.
– Спасибо за пирог, – не зная, как еще продолжить беседу, неловко заметила Кира.
– Пустяки! – отмахнулась Соломия Марковна. – Совсем не факт, что вам понравится. Вот борщ у вас пречудесный. Сразу чувствуется рука настоящей хозяйки. А я… только учусь готовить. Знаете ли, некогда было. Концерты, спектакли, гастроли… Вся жизнь пролетела, а я даже стряпать не научилась, представляете?!
– Уверена, что у вас все получится.
Кира с тоской посмотрела на остатки борща, сокрушаясь про себя, что придется опять стоять у плиты. Как-то так получалось, что за неполные сутки у них отобедали едва ли не все соседи. Что это за странная традиция у них образовалась – приходить к ним с Киром поесть?
– Очень на это надеюсь, но, знаете, я не только познакомиться пришла. У меня к вам очень важный разговор имеется.
Кира удивленно уставилась на женщину.
– Да? Я вас слушаю…
– Я по поводу Таньки-дурёхи. Знаю, что вы в курсе их с Алешей ситуации…
– Ну, да… – совсем растерялась девушка, покосившись на соседа, который внимательно следил за разговором, не отрываясь от поедания её (!!!) борща.
– Я бы хотела вас попросить помочь ей по-дружески в этот непростой период.
– Эээ… Не думаю, что это возможно, мы ведь совсем друг друга не знаем, и…
– Ой, да разве это имеет значение? Знаем – не знаем! Ей просто поддержка нужна. Искренняя. У нее ведь, знаете, как? Ни одной подруги нет. Только я да Катя – жена депутата Измайлова с первого этажа. А чтоб по возрасту подходящего – так и вовсе никого. В спорте, как и в театре – дружбы нет. Одни змеюки подколодные вокруг клубятся. Думаешь, кто Таньку науськал? Те, кому ее достижения поперек горла. Из федерации кто-то, больше некому. У нее чемпионат на носу, вот и устраняют конкурентку любыми способами. Свои устраняют, понимаешь, Кирочка?
– Не очень… Выходит, Алексей не врал про сборы?
– Да, может, и врал. Тут еще выяснить следует, что да как. Думаешь, у Алешки доброжелателей нет? Да тьма! И поклонниц, которые спят и видят, чтоб он с законной женой расстался. Всего хватает. И наврать могли, и оклеветать, и подбить на что-то. Лешка тот еще авантюрист.
– А если так, то зачем он Тане? – Кире, если честно, не было дела до чужих проблем, но, чтобы не выглядеть невежливой, приходилось поддерживать разговор.
– Как это зачем? Она его любит, Лешка тоже от жены без ума. Детишек двое, опять же… А она «Разведусь!» кричит. Кто ж так делает? Любовь беречь надо, а если нужно, то и бороться за нее. Вы, молодежь, разучились ценить то, что имеете.
– Это интересно, почему же? – оживился до этого молчащий Кирилл. Казалось, его очень заинтересовала речь Соломии Марковны. Он перестал жевать и откинулся на спинку стула, аккуратно промокнув уголки губ салфеткой.
– О, этот вопрос довольно дискуссионный, но лично я считаю, что виной всему доступность. Обилие выбора.
– То есть, вы не согласны с тем, что именно спрос порождает предложение?
– О! Не всегда… Нас, оголодавших и взращенных советским дефицитом, погубило именно обрушившееся вмиг предложение. Мы перестали ценить то, что имеем, потому что все, что мы имеем, нам дается легко. Разбитую чашку больше никто не склеивает. Все сразу же бегут в магазин, и покупают новый сервиз.
– И правильно делают. Помнится, пословицу «разбитую чашку не склеить» даже при совке цитировали, – хмуро парировала Кира. И поскольку больше всего на свете ей сейчас хотелось уединиться, она поспешила свернуть посиделки: – Вы извините меня, Соломия Марковна, как вы, наверное, уже заметили, у меня несколько другое мнение на этот счет. Поэтому будет лучше, если я не буду вмешиваться в жизни людей, которых совершенно не знаю.
Глава 7
Начало сентября. Тонкий перешеек между знойным будоражащим летом и тоскливой осенней порой. Обманчивое дневное тепло, которое ближе к вечеру сменяется совсем нетеплыми сентябрьскими объятьями. И яркие звезды поздних цветов. Они невероятно, сказочно красивы в своей предсмертной агонии. Будто чувствуют приближающиеся заморозки, и потому спешат продемонстрировать себя во всем многокрасочном великолепии. И, конечно, дожди. Совсем не такие, как летом. Не вызывающие восторга и желания, как в детстве, пробежаться по лужам. Спрятаться бы… Под пледом с чашкой горячего пряного глинтвейна, и носа не высовывать туда, где уныло и хмуро. Где небо оплакивает увядающую красоту лета.
Вот и сейчас была такая погода, которая совершенно не добавляла настроения. А оно у Киры со вчерашнего дня на нуле. Не следовало ей отказывать Соломии Марковне. Возможно, она и вправду могла чем-то помочь Тане. Отвлечь как-то, заговорить… А она просто отмахнулась от человека и его проблем, потому что как-то незаметно настало время, когда любая лишняя информация стала вызывать душевную аллергию. А это нехорошо. Ведь самой порой так хотелось с кем-то поговорить, к кому-то прислониться, задержать в своей ладони чью-то руку подольше. Хотелось банального человеческого участия. Зря она отказалась помочь. Зря! И Соломия Марковна, наверное, теперь о ней не самого лучшего мнения. И, вроде, плевать на это, но что-то гложет и царапает душу. Значит, не совсем очерствела.
Еще немного помаявшись, девушка вышла из своей комнаты, заглянула зачем-то в гостиную. Кирилл читал книгу, полулёжа на диване. И не то, чтобы ей не хотелось по привычке отчитаться, куда она собралась. Вся соль была в том, что это было бы совершенно лишним. Они просто два незнакомца, живущие в одной квартире. А разве люди отчитываются посторонним о своих планах? Нет… Кира тихонько прикрыла дверь и направилась исправлять свои ошибки, в надежде, что ещё не слишком поздно. Нерешительно постучала, справедливо рассудив, что если дети спят, то дверной звонок может их потревожить. Дверь открыла незнакомая рыжая девочка. Кира растерялась.
– Привет, – неуверенно протянула она. – А я соседка Тани, – добавила зачем-то.
– Здравствуйте, – вежливо кивнула девочка. – Проходите. Таня уехала на тренировку. А я приглядываю за близнецами.
От такой новости шагнувшая за порог Кира нерешительно замерла у двери.
– Да вы проходите! Будем знакомиться. Я тоже ваша соседка. Ариадна Измайлова. Четырнадцати лет.
Кира улыбнулась, несколько удивленная витиеватостью Аришиной речи.
– Кира Герр. Двадцати восьми лет. А если точнее, то – зим.
– Значит, зимняя вы у нас?
– Угу.
– А так и не скажешь. Внешность у вас тёплая, как будто осенняя.
– Да разве же осень тёплая? – в который раз изумилась Кира.
– А разве нет? – широко распахнула глаза Ариадна. – Все оттенки осени такие. Золото тополей, багрянец клёнов и рыжина каштанов. А ещё оранжевые гроздья рябины, охровые тыквы, ярко-желтые дыни и янтарные спелые груши…
– И серый мокрый асфальт… – запротестовала Кира, привнося в жизнеутверждающий монолог девочки нотку сварливого пессимизма.
– … покрытый пятнами луж, в которых, как в зеркале, отражается золото тополей, багрянец клёнов…
– … и рыжина каштанов! – рассмеявшись, закончила Кира.