На пороге чудес
– Я ведь забыла заплатить, – сказала она.
Кое-кто из поредевшей толпы подошел ближе, надеясь разглядеть, что лежит в сумках.
Милтон покачал головой.
– Все это идет на счет, разве не так?
– На какой счет?
– На счет «Фогель», – ответил Родриго.
Он сунул руку в одну из сумок и показал ей аккуратную распечатку всего, что она купила.
Марина раскрыла было рот, чтобы что-то возразить, но передумала. То, что универмаг в Манаусе напрямую связан с американской фармацевтической компанией, казалось странным ей, но не этим двум мужчинам.
Она поблагодарила обоих и пожелала Родриго доброй ночи, а он, при посредничестве Милтона, пожелал ей благополучно получить свой багаж. Потом распахнул перед ней заднюю дверцу, и она села в машину, чтобы совершить очень короткий переезд до отеля «Индира», величественный фасад которого был виден издалека.
Марина не могла представить себе, как человек, заказавший для нее номер в этом отеле, мог сыграть с ней такую жестокую шутку. Вместе с Милтоном она вошла в вестибюль, где стояли пальмы и продавленные коричневые диваны – они прожили столько, на сколько хватило сил, и испустили дух…
Милтон зарегистрировал ее у администратора, вернулся и отдал ей ключ. Потом любезно пожелал доброй ночи, обвел кружком свой номер сотового телефона на визитке и откланялся.
Тут Марина поняла, что, не будь Милтона, она провела бы ночь в аэропорту, в кресле зала ожидания, а наутро купила бы билет на первый же рейс до Майами. Даже войдя в номер и повесив пальто на металлическую штангу, грубо привинченную прямо к стене, она не рассталась с этой мыслью. Она присела на край кровати и нашарила в сумке очки для чтения, чтобы разглядеть на телефонной карточке, купленной у Родриго, бесконечный ряд микроскопически мелких цифр. Оказалось, что после такой долгой дороги разница во времени с Иден-Прери была всего один час. Мистер Фокс ответил со второго гудка.
– Я прилетела, – сообщила она.
– Хорошо, – ответил он. – Хорошо.
Он прокашлялся, и она услышала какие-то шорохи. Не разбудила ли она его?
– Я давно жду твоего звонка. Ты ужинала?
Марина задумалась. Кажется, она что-то ела в самолете, но точно не помнит…
– Мой багаж потерялся. Хотя я уверена, что завтра мне его привезут. Просто я сейчас без телефона. Хочу, чтобы ты это знал.
– Ты сунула свой сотовый в чемодан? – спросил он.
– Да, я сунула его в чемодан.
Мистер Фокс с минуту молчал.
– Теперь багаж отыскивают почти всегда. Обычно его привозят в отель среди ночи. Утром, когда проснешься, позвони администратору. Я уверен, что все будет в порядке.
– Шофер помог мне купить самое необходимое. Сейчас у меня хотя бы есть зубная щетка. Да, кстати, спасибо тебе за это.
– За зубную щетку?
– За Милтона, шофера, – она прикрыла ладонью трубку и зевнула.
– Я рад, что он тебе помог. Как жаль, что сам я больше ничем не могу быть полезен тебе.
Она вздохнула.
Разговор не принес ей утешения.
Может, лучше было бы подождать со звонком до утра?
Занавеси были раздвинуты, и она посмотрела на город, на бескрайнее море крошечных огоньков. Сейчас, в ночной тьме, она могла вообразить, что находится не в Манаусе, а где угодно, скажем, в Париже…
Она закрыла глаза.
– Марина?
– Извини. Кажется, я задремала.
– Ложись спать. Завтра поговорим.
– Но вдруг я буду по-прежнему без телефона? – сказала она и спохватилась: – Впрочем, ты можешь позвонить мне в отель.
– Я так и сделаю. Ложись.
– Я напишу тебе письмо, – пообещала она.
И уже не помнила, как положила трубку.
Понять Манаус было несложно.
Он обслуживал туристов, разъездных агентов всевозможных фирм и грузоотправителей, которые были освобождены в этом сговорчивом городе от импортных пошлин. Все люди здесь либо только что сошли с палуб речных судов, либо собирались на их подняться. Улицы были проложены так, что пешеход всегда шел либо к воде, либо от воды.
Через пару дней Марина уже будет легко ориентироваться.
Все встало на свои места, как только она поняла, как проходит река.
На крытый рынок она отправилась в шесть часов утра вместе с другими горожанами, спешившими сделать все, что в человеческих силах, прежде чем на город обрушится изнурительная жара. Висевший в неподвижном воздухе запах гниющей рыбы, кур и кусков говядины, находящихся на грани разложения, вынуждал ее прикрывать рубашкой нос и рот, но она все-таки остановилась перед столиком местного знахаря, рассматривала травы и кору, плавающие в какой-то жидкости змеиные головы (она искренне надеялась, что в спирте). Черный бразильский гриф величиной с индейку бродил по проходам вместе с покупателями, высматривая валявшиеся под прилавками рыбные головы и потроха. Свою работу он делал исправно, и кровавых обрезков почти не было видно. У женщины, накрывавшей свой товар листками вощеной бумаги, Марина купила пару бананов, похожих по вкусу на яблоки, и сладкую булочку. Потом она прогулялась вдоль реки, глядела на речные суда и лодки, на воду, похожую по цвету на чай с молоком, а в порту – и вовсе непрозрачную. Она садилась на корточки и подолгу смотрела на поверхность реки. Под ней не было ничего видно ни на дюйм…
Она бродила по городу и ждала доктора Свенсон.
Конечно, она не стала бы тратить время на ожидание доктора Свенсон, если бы могла заняться чем-то другим, более плодотворным. Ожидание потерянного багажа тоже мало ее привлекало, хотя Томо, молодой администратор, сидевший в вестибюле отеля, дважды в день звонил в аэропорт и спрашивал, как идут поиски.
Еще она ждала Бовендеров.
У нее был адрес доктора Свенсон, и она каждый день писала на конверте фамилии «Бовендер» и «Свенсон», а в конверт вкладывала листок с информацией о своем отеле и просьбой о контакте. Здание, где находилась квартира доктора Свенсон, по своему расположению и архитектуре было среди лучших в городе. Свои письма она оставляла у консьержа в ухоженном вестибюле.
«Интересно, – думала она, во сколько компании «Фогель» обходится содержание большой квартиры в Манаусе? Ведь доктор Свенсон в ней почти не живет, а живут неведомые Бовендеры, да и то, кажется, не постоянно. Вполне возможно, что они куда-нибудь уехали, ведь, судя по описаниям, они люди богемы, бродяги по натуре, а Манаус – не тот город, где люди задерживаются надолго, если им есть, куда поехать».
Вот и сейчас она протянула консьержу письмо.
Он взял его с широчайшей улыбкой и энергичными кивками.
– Бовендер, – четко и внятно произнесла Марина.
– Бовендер! – повторил он.
Она решила, что сочинит следующее послание на португальском и завтра вручит ему.
Лучше всего, если она сумеет объяснить, что ей требуется, консьержу, а также мифическим Бовендерам…
Все, что делала Марина – гуляла у реки, блуждала по городу в надежде, что чудо приведет ее к доктору Свенсон, – часто сопровождалось яростным ливнем. Он обрушивался неожиданно, буквально с ясного неба и превращал улицы в бурные реки, где бредешь по щиколотку в воде. Люди спокойно прятались от дождя, прижимались спиной к стенам домов, вставали под всевозможные козырьки и крыши и ждали, когда можно будет идти дальше. Несколько раз в день она мысленно благодарила Родриго за то, что он заставил ее купить дождевую накидку.
Конечно, иногда не спасали ни накидка, ни карнизы, и дождь вынуждал Марину мчаться в шлепанцах к отелю, и каждая капля жалила ее спину, подобно шмелю. Защитный крем смешивался с жидкостью от насекомых, и когда Марина вытирала мокрое лицо, вся эти химия жгла ей глаза так, что они едва не слепли…
В своем номере она принимала душ, вытиралась и раскрывала роман Генри Джеймса либо читала про репродуктивную эндокринологию в племени лакаши.
Когда-то Андерс пытался ей объяснить (тогда она слушала вполуха), что племя лакаши живет где-то в дебрях Амазонии и что женщины рожают там здоровых детей до семидесяти лет. Конечно, их точный возраст никто не знал, но факт остается фактом: старухи рожали детей. Детородный возраст у женщин лакаши на тридцать лет дольше, чем в соседних племенах. Семьи, где живут пять поколений, – обычное дело. Не считая того, что можно назвать повышенным износом, их здоровье не хуже, чем у ровесниц из других племен. За тридцать пять лет наблюдений родовые дефекты, умственная отсталость, проблемы с костями, зубами, ростом, зрением и весом были у матерей и детей в среднем такими же, как в соседних племенах.