Мальчик на велосипеде

- Чья это? - спросил он, указывая на сорный, бурьяном поросший участок. 
- Фалалеевых,- ответил мальчик и добавил осуждающе: - Будут жалиться: семена плохие, не уродилася. 
- А помногу накапываете? 
- Мы с мамкой в том году тридцать мешков нарыли. 
- Хорошо. 
От хлорофосового духа начинало подташнивать, и Хурдин, оставив ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться. 
Сады и огороды лежали по обе стороны речки. Пруженая и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками. 
Мальчик подошел незаметно и сел рядом. 
Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол. 
- Уста-а. Потом снова буду поивать. 
- Скупнуться... - сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду. 
- Он па-авать умеет,- горделиво заявила сестренка. - Па-авает. 
Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело. 
Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик. 
И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух. 
Вечером мать Хурдина хвалила: 
- Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала - може, мне зернеца поболе уделят. 
Темнело медленно, и вроде менялась погода. В закатной стороне низкие пепельные облака шли на юг, а над ними летучий небесный дым багряными клубами мчался к северу, к северу. А над хутором стояло чистое небо, с ясной вечерней зеленью. 
Хурдин собирался в гости. Из привезенного, московского, набрал он конфет, печенья, пачку халвы, коробку фломастеров взял, детскую книжку и попросил мать: 
- Ты бы собрала чего-нибудь. К мальчику я хочу сходить, к Сереже. Сметаны, что ль, молочка... Вареники там остались, давай отнесу. Только подогреть надо. 
- Сами они подогреют, у них газ. А чего ты к ним? 
- Да поглядеть. Одни живут... И вы к ним как-то относитесь... Не по-людски. 
- А мы чего... Мы ничего... 
- Вот то-то и оно, что ничего,- попенял Хурдин сдержанно. 
Но мать его поняла. 
- Сынок, сынок... Нас самих бы кто пожалел. А уж об них нехай начальство горится. 
- Что начальство. Вы бы сами, пока отца-матери нет... 
- Такого отца век бы не было. Они хоть вздохнули без него. Пропил их вплоть до подушек. Подушками по хутору торговал. 
- И брали? 
- Люди на все идут. 
- Да... - покачал головой Хурдин. 
Гостинцы сложил он в сумку и пошел. Улица хутора была пуста. Хаты светились вечерними огнями. Дом мальчика сиял незатворенными окошками. Хурдин вошел в распахнутые ворота, поднялся на крыльцо, постучал. 
- Кто там?! Входите, открыто! - крикнул мальчик и сам выскочил в коридор. - Это вы? - в растерянности замер он в светлом дверном проеме, а затем отступил.- Заходите. 
Пузатая лампочка сияла под потолком, освещая пустую комнату. Глаза Хурдина, так привыкшие к иному убранству, шарили по голым стенам, словно чего-то искали. Но что найти он мог?.. Стол да две табуретки, кровать-раскладушка с выгоревшим брезентом. 
- В гости к вам решил зайти,- объяснил Хурдии. - Одному скучно, знакомых нет. 
- Проходите. 
Мальчик был в том же застиранном костюмчике, зато сестренка его разгуливала босая и, считай, голышом. 
- Платье с нее еле стянул,- объяснил мальчик. - Постирать. 
- Мой платье,- указала сестренка на бордовую свою гордость, что сушилось здесь же. - Ка-асивое. 
- Красивое,- подтвердил Хурдин. 
Сев посреди комнаты на табурет, он поставил сумку и сказал мальчику: 
- Я тут принес... Вареников поешьте. Хорошие. 
- Мы ужинали,- ответил мальчик. 
- Ну, потом, завтра... - Хурдину было неловко. Он сумку раскрыл. - Тут вот... Тут конфеты, книжку, может, почитаешь. 
- Ки-ижка? - бросилась девочка к Хурдину и замерла, увидев в руках его красивую книжку с картинкою на обложке. - Мой ки-ижка,- подняла она молящие глаза. 
И Хурдин ее успокоил: 
- Тебе, тебе. 
Девочка, прижав книгу к груди, на мгновение замерла, а потом затопотила вокруг стола: 
- Мой ки-ижка, мой. 
- Так книжки любит,- оправдал ее брат, провожая взглядом. 
Кастрюльку с варениками он убрал за печку, к сладостям отнесся сдержанно, сказав: "Ленка погрызет", на яркую коробку с фломастерами глядел недоуменно, потом спросил: 
- Карандаши? 
- Фломастеры,- объяснил Хурдин. - Тоже рисовать. Давай бумагу. 
И на принесенном листе почиркал фломастером. 
Мальчик заметно крепился, но сдержать своего волнения не мог. Он провел синюю линию, а рядом зеленую, потом быстро нарисовал красный трактор и в небе солнце и синие облака. С трудом остановился и глянул на Хурдина с такой откровенной радостью, что Хурдину стало не по себе. 
- Здорово! Лучше карандашей,- проговорил мальчик.- Спасибо. Дорогие, наверно. 
- Да ничего, что ты... В городе сейчас все такими рисуют. 
- У нас нет. 
Между тем девочка, положив на кровать книжку, осторожно листала ее, негромко бормоча: 
- Ехаи медведи, на ве-исипеде. А за ними кот, задом напе-ёт. 
- Она что, читает? - удивился Хурдин. 
- Да нет, это так. . . - усмехнулся мальчик. 
- Читаю кижку. - Услыхала его сестра. - Мой кижка. 
- Читаешь, читаешь, молодец. 
Мальчик с фломастерами не мог расстаться, он перебирал их, яркую коробку трогал и говорил: 
- Я буду не всегда ими. А когда чего-нибудь хорошее, чего-нибудь главное нарисовать. В школе. А может, и так. Школа ведь не скоро. 
Увидев, что мальчик оттаял и уже не дичится его, Хурдин сказал: 
- Вы, может, поедите вареники, они еще теплые? Пока свежие, а? 
- Поедим,- улыбнулся мальчик. - Ленка! Вареники будем есть? 
- Ва-еники будем... - согласно повторила девочка. 
- Сейчас разогрею на сковороде. 
Оставив фломастеры и бумагу, мальчик метнулся к печке, а потом в коридор, где газовая плита стояла, и через пять минут уже шкворчали на столе вареники, тонущие в масляной и каймачной жиже. 
Ели ребята хорошо. 
- Мы кашу все варим,- рассказывал мальчик. 
- Са-адкую,- прижмурилась сестренка. 
- Вареники, конечно, лучше,- похвалил он и, подумав, добавил: - Вот мамка придет, напишет заявление, колхоз нам корову продаст, в рассрочку.