На хуторе (рассказы)
Споры, которые ведет мой приятель с женой, им конца нет. Это - жизнь.
Приходит старая Хомовна, жалуется:
- Без хлеба сижу... Сухари догрызла, размачивала. Джуреки печь?
Станичная машина-хлебовозка поломалась. Другую неделю хлеб не везут. Люди помоложе что-то придумывают: у кого - машина, у кого - родня... А вот старым да одиноким - беда.
Приятель мой гнет свою линию:
- А как же наши матеря? Никаких хлебовозок не было. Сами пекли. Да еще какой хлеб... С нынешним рядом не постановишь. Помню, бабка печет, еще в печи хлеб, а дух - на весь хутор. Я кружусь возле: "Дай корочку..." Вынет да на лавке раскладет, сбрызнет водой, да накроет полотенцем, чтобы дошел... Наши матеря... А теперь привыкли, чтобы готовое, "под ключ"...
- С вашими матерями... - отмахивается Валентина. - Надоел, как спасовская нуда. Где накваска, где хмелины, где печь, где квашенка? Ты ее сделаешь, квашенку? Языком лишь... - Она берется за телефонную трубку, звонит в кооперацию, в сельсовет.
- На лошадке пришлите! - доказывает. - Старые люди... Без хлеба... Голосовать не будем! - пугает она. - Не будем, и все! Так и запомните! Придут выборы, лучше не приезжайте со своими ящиками!! Всем хутором откажемся! Прославим на всю область!
На следующий день прибывает на хутор невеликая машинешка с хлебом да еще макароны привозит и сладкую воду. Вот тебе и Валентина! Хуторские старухи слезу пускают: "Лишь на тебя надежа..."
Оно и вправду. Ведь до властей - как до Бога. Да и каким властям до нас дело...
Порою Валентина влезает в дела, считай, уголовные.
Операция "Люминь" - позднее назвал эту историю мой приятель, с гордостью за жену добавляя: "Провела как генштаб. Не ниже".
А было так: утром в слезах прибежали Хомовна, Нюра-татарка да Ксеня - все старье. Кричат:
- Участковому звони! Участковому!!
Дело для наших времен обычное: за ночь со дворов пропал весь "люминь": тазы для стирки, молочные фляги, бидончики, сковороды, жаровни, миски, кастрюли, даже провода, на каких бельишко сушить развешивали - все алюминиевое, какое нынче на приемные пункты сдают, за наличные деньги. Раньше был в моде старьевщик ли, гунник, он тряпье собирал, теперь - "люминьщик".
- Звони участковому! Нехай приезжает, ищет! Ни сварить, ни постирать не в чем. Начисто жизни лишил...
На хуторе, в стариковском хозяйстве, алюминиевая снасть самая ходовая. Она и легкая, не чугун, не бьется, как стекло да эмаль. Легко и прочно.
Не враз, но отыскали по телефону участкового милиционера, он в станице. Отыскали. Но что проку? "Пишите заявления и везите ко мне", - был ответ.
Старухи еще горше заплакали. Кто напишет? И кто повезет? И какой прок от этих бумажек? Пока суд да дело, миски да кастрюли в райцентр уплывут, к "люминьщику".
Приятель мой старухам внушал:
- Надо собак заводить. На цепи. Да какие с зубами вот с такучими. У нас две собаки. Одна здесь, другая на скотьем базу.
Конечно, он прав был. Но что теперь охранять?
Валентина думала недолго.
- Это Мишка Рахманенок. Заимели соседа.
Словно сорная трава полоняло хутор рахмановское племя. Вот и Мишка, армию отслужив, обратал молоденькую приезжую учительницу, занял пустующий дом. Забота ли, работа у Рахмановых одна: где чего плохо лежит.
- Приходил, нечистый дух! Приходил! - вспомнила Нюра-татарка. - Отбойник спрашивал для косы. Откель у меня отбойник? И зачем ему коса? Мышам сено косить? Это он высматривал! - догадалась она.
- И ко мне приходил, - вспомнила Хомовна.
- И возле моего двора крутился... А ныне с ранья чего-то колотит. Стукотит. Либо нашу посуду?
И опять заслезились старухи:
- В сельсовет надо жалиться...
- Нехай милицию пощуняют...
Но что проку от старушечьих причитаний да слез? Не пойдешь напрямую с обыском, тем более - учительская семья.
Приятель мой гнул свое, упрекая старую Ксеню:
- Пальму тебе давали. А ты ее назад возвернула. Она бы - за лытки... Пальма - сторожкая.
Старая собака, услышав кличку свою, загремела цепью: мол, все верно, не зря хлеб жую.
- Всем надо собак заводить. У чеченов, у них волкодавы. Попробуй влезь... - толковал мой приятель.
- Замолчи, Христа ради, - остановила его жена. - Слушайте меня.
Валентинин план оказался по-бабьи прост и легко выполним.
Бобыль дед Федор отправился к Рахманенку с просьбой:
- Овечку надо постричь. Снять волну...
Старая овечка по кличке Шура - притча во хуторских языцех - неизвестно зачем проживала у деда Федора во дворе.
- Постричь надо, а то набьются репьи. Пол-литра есть, - пообещал дед.
К таким трудам молодой Рахман был всегда готов. Без лишних слов он согласился. Как только они скрылись из глаз - дед и стригаль, Валентина заспешила к Мишкиной жене - учительше и уже от калитки торопила ее, звала:
- Срочно к телефону! Срочно! Районо вызывает! Срочно... Беги, беги... Там трубка лежит...
Молодая учительша на резвых ногах помчалась к телефону, хату и двор оставив.
Три старухи: Хомовна, Нюра-татарка да Ксеня, выбравшись из засады, словно вороватые сороки, шмыганули во двор: одна - в сарай, другая - в старый курятник, третья - в коридорную пристройку.
Искать долго не пришлось.
В сарае все и обнаружилось: мотки провода, жаровни и уже молотком побитые, сплющенные кастрюли да миски. "Люминьщик" целую посуду не принимал, это запрещалось.
Все остальное было делом простым. На готовое и станичный милиционер объявился. Целую посуду старухи забрали. Побитой рахмановская родня быстро нашла замену, чтобы закрыть "дело".
Операция "Люминь" завершилась. Приятель мой, горделиво похмыкивал: "Генштаб", но при случае гнул свое:
- Собак надо заводить. Собака, она за лытки... Вот наши - что Пальма, что Волчок... они ночьми не спят... А Мишка, он завтра поумничает, снова упрет все. Да не во двор, а в барак... Ищи там свищи...
Поздний хуторской завтрак. Солнышко уже высоко. Но в тени раскидистой ивушки, у просторного стола еще держится холодок. Можно не спеша чаевничать, обсуждая дела вчерашние, нынешние. Впереди - долгий день. А теперь - лишь завтрак.
КУДБОВАЯ
На третий день хуторского житья, когда на подворье все новости собраны да рассказаны, наступает пора иная.