Рассказы
Павлушка выбежал из комнаты и успел-таки вперед отца в прихожую заскочить. Схватил он портфель и, прижав его к животу, бросился назад. Шелухин цапнул сына обеими руками, но тот крутанулся, вырвался, лишь рубашка расстегнулась, обнажая узкую грудь. В мгновение унесся сын во вторую комнату и там остановился, у задней стены, за столом.
Шелухин двинулся за ним. Прошел дверь. Начал обходить стол. А Павлушка по кругу, от него, к теперь свободной двери. В один прыжок вернулся Шелухин назад. Они стояли друг против друга. Их разделяла комната и большой круглый стол, застеленный бордовой плюшевой скатертью с кистями.
Павлушка зло засмеялся.
- Ну, что... - сказал он. - Поймал? Но вдруг взгляд его испуганно метнулся за спину отца. Кум Николай шел на помощь. Большой, широкоплечий, он остановился в дверях, заслоняя собой весь проем. У Павлушки рот приоткрылся, а глаза, помаргивая растерянно, глядели на дядю Николая. Мальчишка еще не верил, что все кончено. "Может, он просто подошел посмотреть, а мешаться не будет", мелькнуло у него в голове. Но кум Николай стоял в дверях твердо, даже ноги раздвинул, показывая, что обойти его нельзя. Стоял, подсмеивался, потом проговорил: "Посмотрим, посмотрим".
Отец тоже засмеялся, довольный.
- Ну, что, - сказал он. - Руки вверх, сдавайся...- и медленно, наслаждаясь своей победой, стал подходить к сыну.
Павлушка побледнел, опустил портфель. Рубаха его расстегнулась совсем и даже сдвинулась на плечах, раскрывая острые ключицы и жалкую, узкую, белую с синевой мальчишечью грудь. И впалый живот, на котором штаны не держались. Павлушка решил биться до конца. Он не знал пока, что будет делать: кусать, царапать, орать, но твердо знал, что портфеля не отдаст.
В последний момент, когда рука отца уже потянулась, Павлушку вдруг осенило. И он, легко отпрыгнув к окну, бросил портфель в распахнутую форточку и засмеялся сдавленно.
- Иди бери, - сказал он. - Иди... - и пошел мимо отца, который к окну шагнул, мимо кума Николая, тот посторонился и глядел вслед немного испуганно. Бормоча под нос: "Бери, бери... Иди бери..." - Павлушка ботинки натянул, схватил пальто и выбежал из квартиры.
Черный портфель лежал внизу, на синеватом асфальте. Мальчишка к нему подошел, маленький. И теперь, задрав голову, вверх глядел.
- Вот это да... - поморщился кум Николай. - С характером...
- Принесет, - строго ответил Шелухин. - Принесет сам, никуда не денется.
Они вернулись на кухню, налили пива и стали прикидывать, на какой поезд куму Николаю взять билет, чтобы не ночью приехать. Потому что если ночью приедешь, то ни попутных машин, ни тракторов. До утра придется на станции торчать. А зачем, когда можно приехать днем...
ЗУБ
У Петра Гуреева, бригадира жестянщиков "Межсельхозстроя", заболел зуб. Да так заболел, что хоть на стенку лезь. Всю ночь Петро маялся; и грел зуб, и морозил его, какой только гадости себе в рот не пихал: ватку одеколоном мочил, нашатырем, зубную пасту прикладывал, какую-то еще вонючую пакость, курил до одури - ничего не помогало. Жена с ним измучилась.
- Ну тебя, - сказала она. - Не знаю больше чем... Бабки вот говорят, помет куриный помогает.
- Чего?.. - изумился Петро.
- Помет, говорю, куриный...
- А больше ничего не придумаешь? - обиделся Петро.
- Припрет - не только жевать, глотать будешь.
- Точно, - с тоской согласился Петро.
Но, видать, еще не приперло.
- Водяры пузырь заглотить, - сказал он. - Это бы лучше всего.
- У тебя одно на уме... - вздохнула жена.- Ладно, я спать буду, уж вставать скоро.
- Спи... - зло ответил Петро и пошел во двор.
Он смолил там сигареты и по двору бегал, подвывая. Матерился. Отводил душу. Материться он умел.
Лишь перед утром он заснул ненадолго, чуть свет вскочил и принялся собираться в больницу. Побрился, рубашку чистую надел и помчался. По дороге к мастеру забежал, предупредил, что задержится. Как раз сегодня Петрова бригада должна была в колхоз ехать, вентиляцию на ферме устанавливать. Уже машины были занаряжены, и в колхозе их ждали. Так что отложить было нельзя, и Петро мастеру сказал, что он задержится, но как штык к десяти будет. Пускай все грузят и ждут.
Время раннее было, и Петро надеялся первым очередь запять и первым к врачу пойти. И тогда он успевал, все было в порядке.
Получалось по задуманному. Петро первым возле окошка регистратуры встал и, как столб, целый час стоял, покурить даже не сходил. Отойдешь, а тут вопрется какая-нибудь бабка, потом доказывай. Петро честно битый час отстоял и талончик получил номер первый, на девять ноль-ноль.
И снова он курить не пошел. Сейчас же придется рот разевать. А там господи боже мой... Слава богу, вчера не пил. Докторам, им тоже не сладко все это нюхать.
Подошел Петро к зубному кабинету, уселся против дверей и стал ждать. Время к девяти подходило. Скоро еще один мужик подошел. Стали ждать вдвоем. У каждого билетик. Номер первый. Номер второй. И все по минутам расписано. Порядок.
Петро за свои сорок лет в больницах, считай, не бывал. Не доводилось. И теперь он с интересом все вокруг разглядывал. Чистенько было и тихо. Женщины в халатах ходили. Бумажки какие-то носили, еще что-то. Бабы как на подбор, задастые, в сапогах до колен.
Тут как раз знакомый мужик подсел, Федор из электросети. Он тоже за щеку держался, морщился.
- Слышь, - шепнул ему Петро, указывая на одну из здешних баб. - Чего они все такие... кобылы? Специально, что ль, берут?..
- Витаминами их кормят, - мрачно ответил Федор. - Бесплатно.
А тут прошла одна такая... Петро даже охнул: "О, гляди..." И вправду, гусар шел, только в юбке. Задастая, кривоногая, сапоги с какими-то бренделями. И усы. Прямо усы. Небольшие конечно, но черные.
- Ну, гляди, чисто гусар... - восторженно прошептал Петро. - Токо сабли не хватает...
- Сиди ты, - шикнул на него Федор. - А то тебе счас такого гусара дадут...
А время-то, между прочим, шло. Сначала к девяти подкатило, а потом далее. Петро начал ерзать на стуле. По билетику ему полагалось уже в кабинете сидеть, у врача. Но, между прочим, никто в этот кабинет пока не входил. Ни врачи, ни сестры. По другим кабинетам шевеление началось, двери открывались, закрывались. А вот этот, нужный, ни гугу.