Тарасов

- Хозя-аин... 
Ревела на базах скотина, не спуская глаз с желтой соломенной горы на тарасовской тележке. Председатель наконец, услышал ее рев и сказал: 
- Скормите. Чего ж ее, назад, что ли, везть? 
Солому раздали. Тарасовский трактор поставили возле конторы. А хозяин его был уже далеко. 
Он шагал и шагал. Вихляевку прошел и Тубу. Шел и шел знакомой дорогой, и горьки были думы его. 
И вдруг, где-то уже в конце пути, возле табачной плантации и старых обрушенных навесов-сушилок, Тарасов остановился. Остановился и недолго глядел вокруг, а потом повернул назад. И зашагал торопливее. 
На комплексе начальство уже, конечно, уехало. А посреди двора курили скотники, обсуждая недавнее. Увидев Тарасова, они разом смолкли и стали глядеть на него и ждать. Но Тарасов шел не к ним, а к базу. 
Он отворил ворота и негромко позвал: 
- Ноча, Ноча... Доча... Идите, идите сюда... 
Тарасовские телки кинулись к хозяину, и он выпустил их за ворота. 
Скотники, поняв, в чем дело, бросились к нему: 
- Кум, кум, да ты в уме ли?! Нельзя так! 
- Нельзя, Тарасов. Мы же отвечаем. 
- Мои телушки, - невозмутимо сказал Тарасов. 
- Были твои. Тебе за них деньги заплатили! 
- Я втрое верну. А губить скотину никто не повелел. 
Тарасов больше слов не стал тратить. 
- А ну, отойдите... - сурово приказал он. - Моя голова, с меня спрос. Прочь с путя, а то счас... 
Суровый вид его разом скотников отрезвил. Да и кому была охота связываться. 
И вновь, теперь уже втроем, пошли по знакомой дороге: через Вихляевку и длинной Тубой, а потом займищем, по-над речкой и гатью. И пришли домой. 
Раиса весь вечер проплакала. А Тарасов лишь одно сказал: 
- У меня, Рая, теперь душа на покое. 
А назавтра, несмотря на субботу, на хутор Найденов нагрянули ранние гости. Утром возле тарасовского дома остановились сразу две машины.