Заколдованный портной
Коза, коза, козочка!Купил папа козочку!Козочка даст молочка,Мама сварит нам лапшу!..Глядя на поющих и пляшущих детей, Шимен-Эле таял от радости. "Бедняжки, думал он, - никогда молочка не видят. Ну ничего, теперь, даст бог, сыты будете. Каждый день будете получать по стаканчику молока, кашу с молоком, к чаю молоко... Коза - великое дело! Что мне теперь Фишл-откупщик! Плевать я на него хотел! Не хочет давать мяса? Одни кости дает? Да подавись он ими! На что мне его мясо, когда у меня имеется молоко? А на субботу? На субботу можно и рыбу купить. Где сказано, что нужно обязательно есть мясо? Я такого закона нигде не встречал!.. Если бы все евреи послушались меня, они купили бы себе коз. И хотел бы я тогда посмотреть, как выглядел бы наш толстопузый откупщик! Черт бы тогда его душу взял!"
Так раздумывал Шимен-Эле Внемли Гласу, складывая свое молитвенное облачение. Потом помыл руки, отрезал хлеба и приготовился к молочной трапезе. Но в это время распахнулась дверь, и в дом влетела взбешенная Ципе-Бейле-Рейза с пустым горшком в руках, лицо ее пылало от гнева. И на голову Шимен-Эле обрушился ливень проклятий и ругательств. Нет, это были не проклятия - камни низвергались с небес, потоки горящей смолы вырывались у нес изо рта:
– Отца твоего, пьяницу, могила бы извергла, а тебя на его место! В камень, в кость превратиться тебе! Чтоб ты провалился! Чтоб тебя из ружья застрелило! Вешать бы тебя и топить, жечь и поджаривать, резать и крошить!.. Поди, разбойник, злодей, изверг этакий, поди посмотри, что за козу ты мне привел! Ах ты, лихо на твою голову, на руки да на ноги, господи милосердный, отец родимый!
Остального Шимен-Эле уже не слыхал. Он нахлобучил шапку и вышел в сени взглянуть на постигшую его беду.
Выйдя за двери и увидев приобретенное им сокровище, привязанное к колышку и равнодушно жующее жвачку, Шимен-Эле был ошеломлен и не знал, что делать, куда пойти... Он постоял, подумал-подумал и, наконец, произнес про себя:
– "Да погибнет душа моя вместе с филистимлянами!" Черт их, положим, заберет, этого меламеда с его благоверной вместе! Нашли с кем шутки шутить! Я им такие шутки покажу, что у них в глазах потемнеет! Казалось бы, такой тихоня этот меламед, совсем не касается мирских дел... А на поверку - такая история! Недаром мальчишки хихикали, когда он выпроваживал меня с этой козой! А жена еще пожелала мне на прощание, чтоб коза доилась и доилась... Я им покажу, что значит доить! Соки все из них выдою, из этих козодоевских святош, тунеядцев, пересмешников!..
Так рассуждал Шимен-Эле и отправился обратно в Козодоевку с намерением устроить "концерт", от которого не поздоровится меламеду и его жене.
Увидев у дверей "дубовой" корчмы шинкаря с трубкой в зубах, наш портной еще издали рассмеялся.
– Что это тебе так весело? - спросил Додя. - Чего ты смеешься?
– Взгляните, пожалуйста, может, и вы посмеетесь! - сказал портной и еще пуще расхохотался, точно черти его щекотали. - Как вам нравится, реб Додя, такая, к примеру, напасть? "Всяк человек лжив" - ни одна беда меня стороной не обходит! Помимаете, какая история? Ох, и получил же я нахлобучку от жены, то есть от Ципе-Бейле-Рейзы, дай ей бог здоровья! Уж она задала мне - "и по колеснице и по коням", не поскупилась, да и натощак к тому же! Пусть все это сбудется на проклятом меламеде и на его жене! Можете мне поверить, что я не смолчу! Воздам "око за око" - оплеуху за оплеуху! Я терпеть не могу, когда со мной шутки шутят! А ну, дайте-ка, реб Додя, с горя горло промочить, чтоб сил хватило разговаривать и чтоб душа не ныла... Лехаим! [21] Будем здоровы, реб Додя! Как сказано: "Ныне день великого суда..." - главное, не тужить! Будьте уверены, уж я им покажу, как шутки шутить с нашим братом, цеховиком, утюг да ножницы, черт возьми!
– А кто тебе сказал, что это шутка? - спросил, прикидываясь дурачком и попыхивая трубочкой, шинкарь. - Может, вы там не столковались как следует?
Шимен-Эле даже подскочил на месте.
– Сказали тоже! Что вы такое болтаете? Вы понимаете, что говорите? Прихожу специально покупать козу, толкую людям яснее ясного: козу, понимаете, ко-зу... А вы говорите...
Додя продолжал курить, пожимая плечами, и разводил руками, точно желая сказать: "А я тут при чем? Я-то ведь и вовсе не виноват..."
И Шимен-Эле, схватив козу, направился в Козодоевку. "И ярость загорелась в нем" [22] - а гнев пылал в нем ярким пламенем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Меламед тем временем занимался своим делом, то есть сидел с учениками все над тем же трактатом об убытках, и крики их оглашали весь двор синагоги: "И она вильнула хвостом" - и она, корова то есть, ударила хвостом и разбила кувшин...
– Мир вам, мир наставникам и питомцам! Доброго утра, ребе, вам и вашим ученикам! - произнес, войдя, Шимен-Эле. - Можете прервать на минуточку! Ничего не случится: корова не убежит, а кувшин все равно целым не станет. Скажу вам коротко: сыграли вы со мною шутку! Может, вы и пошутили, но я, знаете ли, "люблю послушание", я таких шуток терпеть не могу! Ведь вы, наверное, слыхали историю о тех двоих, которые в канун субботы мылись в бане на верхнем полке? Один говорит другому: "Вот тебе мой веник, попарь меня!" А тот недолго думая взял веник, да и отделал его честь честью, до крови. Тогда побитый и говорит: "Дело вот в чем. Если ты хотел со мной рассчитаться и воспользовался тем, что я лежу на верхнем полке голый, а у тебя веник в руках, то ты, пожалуй, прав. Но если ты это сделал шутки ради, то должен тебе сказать, что мне такие шутки не нравятся!.."
– Это вы к чему? - спросил меламед, сняв очки и почесывая ими в ухе.
– А это я насчет вас самих и насчет замечательной козы, которую вы мне всучили нечаянно, то есть смеха ради! Но только от такого смеха, знаете ли, можно себе животики надорвать!.. Вы не думайте, что имеете дело с каким-нибудь портняжкой! Я - Шимен-Эле, портной из города Злодеевки, цеховик и староста в портновской синагоге, мы - люди мастеровые, утюг да ножницы, черт возьми!
При последних словах Шимен-Эле даже подпрыгнул, а меламед снова надел очки и стал разглядывать его, как больного, который бредит... Ученики задыхались от распиравшего их смеха.
– "За что причинил ты зло народу сему?" По какому случаю вы смотрите на меня, как на шута горохового? - спросил уже в сердцах Шимен-Эле. - Я прихожу к вам покупать козу, а вы мне всучили черт знает что!
– Вам не нравится коза? - недоуменно спросил меламед.
– Коза, говорите вы? Это такая же коза, как вы - губернатор!
Ученики покатились со смеху. Но в это время вошла Теме-Гитл Молчальница, и тут только и пошло все по-настоящему: Шимен-Эле говорит, а Теме-Гитл надрывается, Хаим-Хоне Разумник сидит и наблюдает, а ученики хохочут... Наконец Теме-Гитл рассердилась не на шутку, схватила портного за руку и потащила:
– Идем! Пойдем к раввину! Пусть люди видят, как злодеевский портной придирается, выдумывает, клевещет!
– Пойдем! - согласился Шимен-Эле. - Вот именно, пускай видят, как порядочные люди, люди, можно сказать, духовного звания, поймали чужого человека и строят из него дурака... Как в молитве сказано: "На позор да на посмешище..." Пойдемте и вы, уважаемый ребе! - обратился он к меламеду.
Хаим-Хоне надел поверх ермолки плисовый картуз, и решено было, что к раввину идут все четверо: портной, меламед, его жена и коза.
Компания застала раввина в ситцевом халатике, вытирающим руки и читающим молитву после отправления естественной надобности. Молитву он читал медленно, тщательно, смакуя каждое слово... Покончив с этим делом, раввин запахнул свой халат и сел в кресло без сидения, состоявшее из одних только ножек и подлокотников, древних и расшатанных, как зубы у старика, - им давно пора бы выпасть, но они каким-то чудом все еще держатся.