Смерть в Кесарии
– Что, простите? – звонивший слегка опешил.
Собственно, с чего это он вдруг решил сорвать на них свое плохое настроение? Розовски вздохнул и сказал тоном ниже:
– Не обращайте внимания, у меня с утра нервы не в порядке… Попал в пробку и еле добрался до службы… Да, вы говорите именно с Натаниэлем Розовски. А вы кто?
– Вице-президент компании «Байт ле-Ам» Нахшон Михаэли.
– Очень приятно… – Розовски прижал телефонную трубку подбородком к плечу и принял из рук появившейся в кабинете Офры большую чашку горячего кофе. – По-моему, у нашего агентства никаких дел с вашей компанией не было? – сказал он, размешивая сахар. – И мы вовсе не собираемся еще раз страховаться. Нас вполне устраивает уже имеющийся страховой полис.
– Дел действительно не было, – подтвердил Нахшон Михаэли. – И я вовсе не предлагаю вам страховку. К тому же я не занимаюсь случайным поиском клиентов, для этого существует институт страховых агентов.
– Вот как? Чего же вы хотите от меня?
– Мы нуждаемся в вашей помощи по одному весьма щекотливому делу.
– А именно?
– Это связано со смертью одного из наших клиентов. Ари Розенфельда, президента компании «Интер». Вы слышали об этом что-нибудь?
– Так, кое-что, – сообщил Розовски, пробуя кофе. Больше всего он любил именно первый глоток утреннего кофе, когда вкусовые ощущения еще не притуплены бесконечным курением и сотней грамм спиртного – его среднедневной нормой. – Когда я торчал на шоссе, как раз передавали по радио. Самоубийство в Кесарии, нет? – он попытался вспомнить, что еще говорил диктор. – Кажется, остался на вилле в шабат, неделю назад, один, и пустил себе пулю в лоб. Предварительно написал чертовски трогательное письмо к жене, бросившей его несколько лет назад, так?
– В висок, – поправил Нахшон Михаэли.
– Что? – переспросил Натаниэль.
– Пулю он пустил себе в висок, а не в лоб.
– А-а… Может быть, не буду спорить.
– Вы уже занимаетесь этим делом? – осторожно спросил собеседник. – Если не секрет, кто ваш заказчик?
– Я не занимаюсь этим делом, – любезным тоном ответил Розовски. – Да и с какой стати? Такие дела, обычно, не поручают частным детективам, это прерогатива полиции. Вы, видимо, не очень осведомлены о наших законах по поводу частного сыска. Впрочем, если бы я и занимался, то, естественно, не назвал бы вам имя клиента. Профессиональные правила… Нет, я не занимаюсь делом Розенфельда. Просто привык запоминать полицейскую хронику. Это тоже профессиональное. Так что вы хотели мне сообщить?
– Я бы хотел переговорить с вами, – сказал вместо ответа вице-президент «Байт ле-Ам».
– В чем же дело? Я весь день буду в конторе, – ленивая манера разговора, избранная сейчас Натаниэлем, явно раздражала Михаэли. Чувствовалось, что ему стоило немалых сил сдерживаться. Тем не менее, говорил он достаточно вежливо:
– К сожалению, ни я, ни другие наши сотрудники не могут нанести визит вам. Нам кажется («Нам! – фыркнул Розовски. – Скажите пожалуйста!»), нам кажется, что это могло бы помешать…
– Помешать? Чему именно? – недоуменно спросил Натаниэль.
– Это скомпрометирует… – начал было Михаэли и замолчал, видимо, почувствовав некоторую двусмысленность фразы. И совершенно напрасно, именно благодаря этой паузе Розовски и обратил внимание на двусмысленность и, разумеется, немедленно оскорбился. Кого-то, оказывается, может скомпрометировать визит в его агентство!
Между тем, Нахшон Михаэли продолжил:
– Не могли бы вы приехать в правление нашей компании?
– Не мог бы, – отрезал Розовски. Настроение у него вновь испортилось. – Вы не находите, что выбрали неправильный тон? Как я понимаю, у вас ко мне дело, а не у меня к вам. Если я вам нужен, приезжайте сами, – Натаниэль с удовольствием допил кофе и отставил чашку. – Или пришлите кого-нибудь. Я принимаю потенциальных клиентов в офисе агентства, с восьми до двенадцати. После двенадцати вы сможете изложить дело моему помощнику. Я позабочусь о том, чтобы этот визит вас не скомпрометировал. Например, повешу над входом вывеску «Благотворительный фонд имени Яэль Даян. Раздача презервативов сексуальным меньшинствам, ответственный – Натаниэль Розовски». Могу также надеть черные очки. Или парик, – Натаниэля опять понесло, но он не мог остановиться, несмотря на желание понять, что связывает самоубийство Ари Розенфельда с компанией «Байт ле-Ам». Его не оставляла мысль, что имя Розенфельда каким-то образом всплывало в делах, но когда – во время службы в полиции или уже недавно?
– Вы что, левый? – подозрительно осведомился Нахшон Михаэли.
Это развеселило Натаниэля.
– Вам настолько важна политическая ориентация детектива? – поинтересовался он. – Скажите, какая вас устроит больше, я подумаю.
– Больше меня устроит, если вы перестанете изощряться в остроумии. Я прекрасно понимаю, что ваши нервы истрепало ожидание в машине. И вовсе не хотел вас обидеть, – вице-президент «Байт ле-Ам» немного занервничал. – Я имел в виду, что не следует заранее афишировать нашу причастность к расследованию.
– По-моему, я сейчас не веду никакого расследования, касающегося вашей компании, – официальным тоном сообщил Розовски и с сожалением заглянул в пустую чашку.
– Но, возможно, будете вести, – сказал Михаэли. – Я говорю о расследовании обстоятельств гибели банкира Розенфельда.
– Это я уже понял. Я только по голосу кажусь тугодумом, – сказал Розовски. – А вообще у меня «ай-кью» нормальный. Среднестатистический. Не уверен, что буду заниматься расследованием этого самоубийства. У меня сейчас хватает дел.
– Речь может идти о весьма приличном гонораре, – многозначительность тона вице-президента «Байт ле-Ам» заставила Натаниэля задуматься. Пожалуй, впервые речь пошла о вещах, действительно его интересующих. И, если уж откровенно, клиент такого уровня попадается нечасто. Почему, интересно, самые выгодные клиенты, как правило, самые неприятные? Хотя нет, не всегда. К примеру, вчерашний сумасшедший клиент был не только неприятным, но и бедным, почти нищим.
Розовски вздохнул. Подошло время первой утренней сигареты. И, опять-таки, Розовски особенно ценил первую затяжку, неторопливую и глубокую. Какой только гадости не приходилось ему курить в течение дня! Но для первой затяжки он всегда приберегал английские «Соверен». Он распечатал красную пачку с золотистым кружком.
– Вы меня слушаете? – спросил Нахшон Михаэли.
– Слушаю. Вы что-то сказали о гонораре?
– Да-да, – нетерпеливо повторил вице-президент страховой компании. – Именно о гонораре. Весьма приличном.
– Каком именно?
– Пятьдесят тысяч шекелей.
Натаниэль поперхнулся дымом. Ему показалось, что он ослышался. Но переспрашивать не следовало. Оставалось надеяться, что слух его, все-таки, не обманул. За таким гонораром, конечно, стоило бы и поехать, но…
– Вы уверены, что вам нужен именно я? – спросил он осторожно. – Насколько я понимаю, делом Розенфельда уже занимается полиция. А круг моих клиентов и дел – новые репатрианты из России.
– Я все это знаю, – сказал вице-президент компании. – Потому и обратился в ваше агентство. Вы приедете, или нам искать кого-то другого? – видимо, ему порядком надоел нагловатый, как казалось, детектив, и Розовски понял, что может переиграть и потерять совершенно фантастического клиента. Это не слежка за пожилой супругой свихнувшегося пенсионера.
– Приеду, – сказал он.
– Через полчаса, – теперь уже диктовал условия Нахшон Михаэли, и Натаниэлю даже послышались нотки злорадства в его голосе. Но он сдержался – так же, как за несколько минут до того приходилось сдерживаться его собеседнику – и покорно сказал:
– Хорошо, через полчаса.
Выйдя из кабинета, Натаниэль наорал на Офру за то, что она, «вместо того, чтобы заниматься делом, устроила из приемной какое-то кафе-экспресс и поит кофе, купленным за личные деньги шефа, всяких бездельников». Последнее относилось к одному из помощников Розовски, Алексу Маркину, в недавнем прошлом – репатрианту из России. Кстати, именно его машина, одолженная Натаниэлем, вызвала сегодня раздражение последнего. На свою голову, Маркин получил у Офры чашку кофе в тот момент, когда в приемной появился шеф. По поводу отсутствия стажера, Габи Гольдберга, Розовски отпустил фразу на грани допустимого в приличном обществе. После робкого замечания Офры о том, что Натаниэль сам отправил Габи в Кирьят-Малахи за какой-то информацией, Розовски так свирепо глянул на секретаря, что у той раз и навсегда пропала охота заступаться за кого бы-то ни было. Словом, сценку «свирепый хозяин» он разыграл как по нотам. Слегка испорченное настроение было восстановлено. Он перевел дух, улыбнулся и сообщил: