Убийственный маскарад
– Да-да, – Розовски снова сел и, наконец-то, закурил. – Да, насчет вечера... Видите ли, госпожа Смирнова, я не очень понимаю свою роль. Мои вопросы – это, так сказать, рецидив старого полицейского прошлого. На самом деле – нездоровое любопытство. Давайте-ка сделаем так, – он внимательно посмотрел на дымящийся кончик сигареты. – Давайте сделаем так: вы объясните мне, для чего я приехал и в какой помощи вы нуждаетесь. А уж после этого я буду задавать вопросы.
«Или не буду», – добавил он про себя.
– Хорошо. Во-первых, называйте меня Викторией. Или просто Викой. «Госпожа Смирнова» – слишком официально. Во-вторых, насчет помощи... – она поправила платок. Прядь волос упала на лоб. – Можно сигарету?
Розовски протянул ей пачку своих любимых «Соверен», поднес огонек зажигалки. Она сделала одну затяжку, закашлялась, тут же погасила сигарету.
– Господи, неужели вы верите в то, что Аркадий покончил с собой?! – с силой произнесла она. – Это же чушь! Полная чушь!
– Самоубийство вашего мужа, – осторожно заметил Натаниэль, – не является предметом веры или неверия. Это всего лишь одна из версий, выдвинутых полицией. Определенные основания такая версия имеет. Отсутствие планов у вашего мужа после даты праздника. Загадка самого праздника – по какому поводу? Обещание сообщить какую-то важную новость во время маскарада. Может, важной новостью как раз и должен был стать такой вот эффектный уход из жизни... – он сделал небольшую паузу. Виктория не перебивала и не смотрела на него. – Думаю, логика рассуждений полиции в данном случае такова, – сказал Розовски. – Ваш муж представляется им личностью эксцентричной. Подтверждением тому может служить, например, вчерашний маскарад. Манера одеваться. Кое-что в поведении, – он вспомнил визит Аркадия Смирнова в агентство. – Господи, да вы же сами вспомните массу мелочей, которые словно для того и случились, чтобы именно таким образом очертить характер вашего мужа! На самом-то деле, – поспешно добавил он, – эти мелочи бывают в жизни любого человека, но...
– Но не любой человек умирает столь экстравагантным образом, – перебила Виктория. – Вы это хотите сказать? Мелочи, которые вдруг приобретают особый смысл из-за смерти человека.
– В общем, да. Прибавьте к этому способ смерти – яд в вине. Один из самых распространенных способов, которыми пользуются самоубийцы. И, кстати говоря, для предумышленного убийства – один из самых редких способов. Полицейские рассуждали следующим образом: «Богатый русский умер в результате отравления ядом. Место, способ и время свидетельствуют, что это никак не могло быть, например, заказное убийство».
– Почему? – спросила Виктория.
– Потому что киллеры не травят своих жертв ядом, да еще в столь экзотической обстановке, – объяснил Розовски. – Лишние расходы, не имеющие никакого смысла. Киллер действует огнестрельным оружием – обычно, разовым. В крайнем случае – холодным. Такова статистика: пуля и взрывчатка – семьдесят с лишним процентов, нож – оставшиеся. На все остальные способы приходится менее двух процентов. И среди этих двух процентов я не помню яда, – он понимал, что сказанное делает его толстокожим и безжалостным. Все-таки, через два дня после смерти человека обсуждать с его вдовой статистику преступлений как нечто отвлеченное, воспитанный человек, наверное, не стал бы. Но Розовски делал это сознательно. Виктория Смирнова выглядела замороженной. Он хотел вызвать хоть какие-то эмоции – гнев, неприязнь, неважно.
Пока что это Натаниэлю не удалось. Вдова совершенно равнодушно выслушала, какими способами следовало бы преступникам убить ее мужа с тем, чтобы следствие пришло к наиболее достоверной версии случившегося.
– Вообще, для предумышленного убийства все выглядит слишком театрально, – продолжил Натаниэль деловито. – Я хочу сказать, что убийца должен быть столь же эксцентричен, как и ваш муж. Согласитесь... – он вдруг замолчал. Неясная мысль мелькнула у него, когда он произносил эти слова. Неясная, не до конца сформулированная, но, как будто, содержащая намек на ключ.
– Что? – спросила Виктория. Похоже, она просто не слушала детектива. – С чем я должна согласиться?
– Что?... – рассеянно пробормотал Натаниэль. – Нет, ничего, я просто... – он нахмурился. – Нет, это я так. Словом, – сказал он, – я вполне понимаю логику, которая привела полицию к версии о самоубийстве. Вот только не знаю, каков мотив. Без мотива все эти рассуждения остаются рассуждениями. Если человек не является неврастеником, если он не болен смертельной болезнью, если нет иного, столь же серьезного повода, вряд ли ему может прийти в голову мысль о самоубийстве... Скажите, – спросил он, – господин Нешер не говорил об этом?
Виктория покачала головой.
– Понятно... – разочарованно протянул Натаниэль. – И какой именно яд послужил причиной смерти, тоже, разумеется, не сообщали. Впрочем, скорее всего, они еще не получили результатов...
– Вы все время говорите: эксцентричная личность, экстравагантная личность, – Виктория смотрела перед собой, лицо ее выглядело неподвижной маской. – Но это неправда. Не был он ни эксцентричен, ни экстравагантен. Умен – да. любил розыгрыши. Любил дружеские компании. Любил путешествовать.
Натаниэль хотел было возразить, что необычной ему кажется лишь смерть Аркадия, что же до всего остального – он всего лишь изложил возможную точку зрения полиции. Но не стал.
– Ладно, оставим это, – сказал он. – Итак, чего же вы хотите от меня?
Вопрос был совершенно излишним. Розовски уже знал, что собирается предложить вдова. Мало того – он уже принял ее предложение.
– Расследуйте это дело, – сказала Виктория. – Распутайте его. Вы можете, я слышала от многих. Я не верю в то, что Аркадий покончил с собой. Значит, его убили. Я хочу, чтобы вы нашли преступника, – она проговорила эти слова так, как профессиональные секретарши стучат на машинках – с короткими равными промежутками. Видимо, несколько раз репетировала.
Натаниэль тяжело вздохнул.
– Вообще-то я уже начал расследование, – он посмотрел на часы. – Минут пятнадцать назад. Все-таки, ваш муж погиб в тот момент, когда я должен был его охранять. Пусть это был розыгрыш, спектакль – неважно. Только учтите – я ставлю об этом в известность всех клиентов – возможности частного сыска в Израиле весьма ограничены существующим законодательством. Я не имею права допрашивать кого-либо – только беседовать при наличии согласия. И запись этих бесед ни одним судом не могут рассматриваться в качестве официального документа. Я не могу проводить обыск. Я не могу... – он махнул рукой. – Откровенно говоря, я и заниматься расследованием убийства не могу – расследованием полноценным, так сказать. Не имею права. Если об этом узнают – меня лишат лицензии. Я могу оказывать следствию – или частному лицу – только вспомогательные услуги. Например, полицейский следователь знает, что подозреваемый носил очки. В этом случае мне милостиво разрешается собрать сведения о наиболее покупаемых в Израиле формах оправ. И поделиться этими сведениями с полицией.
Теперь на бледном равнодушном лице Виктории появились какие-то эмоции – удивление, потом разочарование.
– То есть, я не могу вас нанять для расследования обстоятельств гибели моего мужа? – недоверчиво спросила Виктория.
Натаниэль отрицательно качнул головой.
– Но вы можете нанять меня для того, чтобы я собрал информацию частного характера о его времяпровождении... ну, скажем, в течение последних шести или семи месяцев, – пояснил он. – Предположим, вы хотите узнать, чем занимался ваш муж, скрывал ли он от вас какие-то свои знакомства... – Натаниэль поспешно поднял руку, видя, что Виктория хочет что-то сказать. – Я ни на что не намекаю, Боже сохрани! Я просто объясняю вам, как следует сформулировать наше соглашение, понимаете? Ведь я могу в ходе расследования столкнуться с полицией. Они почему-то всегда уверены в злом умысле с моей стороны. Должен же я объяснить им вполне невинный характер моих занятий... – он коротко улыбнулся. – Вот, а если в ходе такого сбора я натолкнусь на что-то особенное, способное пролить свет на это трагическое происшествие, – Розовски развел руками, – на все воля Божья. Мы сделаем определенные умозаключения, а потом честно передадим все обнаруженное полиции... Или адвокату, – добавил он, вспомнив сбегавшего по ступеням человека.