Потрясающий мужчина

Я шепотом спросила Бенедикта:
— Может, мне лучше называть твою сестру Меди Мерседес?
Он прошептал в ответ:
— Мне безразлично. Не та проблема, чтобы ее обсуждать, киска, все само образуется.
Потом мы думали, куда поставить нашу широкую кровать, и решили, что ей место в комнате Меди — то есть будущей моей.
— Тогда твоя мать нас не услышит, — прошептала я.
— Тогда моя мать нас не услышит, — громко произнес Бенедикт и засмеялся.
Все, что мы обсуждали потом, Нора имела право слышать. Бенедикт сказал, что я могу смело и безжалостно вычистить его шкаф.
— До встречи за завтраком, — громко попрощались мы.
Мне и в самом деле удалось на следующее утро встать ни свет ни заря и сходить за свежими булочками. Когда я вернулась, в кухне пахло кофе. Поднялась в комнату Бенедикта. На его письменном столе стоял поднос с кофейником, хлебом и вареным яйцом
— Доброе утро, киска, — сказал Бенедикт, — я думал, ты еще блаженно спишь. Нора принесла мне завтрак, чтобы не будить тебя.
Она не заметила, что я давно проснулась и пошла в булочную. И все равно обидно, что мать Бенедикта приготовила ему завтрак. Я немного расстроилась.
— Киска, ты просто должна объяснить все матери. Скажи ей, что я всегда хочу завтракать с тобой, — предложил Бенедикт. Это меня успокоило.
Я проводила Бенедикта до двери и на прощание поцеловала его.
— Позвони мне как-нибудь.
— Сразу, как приеду, напишу открытку. — Бенедикт поцеловал меня.
Я помахала ему.
На втором этаже открылось окно, Нора тоже помахала сыну:
— Удачи тебе!
Хотя я не выспалась и не могла придумать, что делать дальше, но собрала все же свой диванчик и убрала подальше чемодан. Потом уселась в саду, чтобы насладиться сентябрьским солнышком.
Только после десяти появилась Нора, на этот раз в сером спортивном костюме. Она повесила сушить дюжину рубашек:
— Слава Богу, что мальчик сегодня утром сказал мне, что у него нет ни одной чистой рубашки!
Мне тоже захотелось сделать что-то полезное:
— Бенедикт сказал, что я могла бы навести порядок в его шкафу и разложить там свои вещи.
— Право же, он должен сам решить, какие вещи ему не нужны. Все они в прекрасном состоянии и очень хорошего качества!
Значит, лучше ничего не трогать, догадалась я.
— Чем же мне заняться сегодня?
Нора вздохнула:
— Собственно говоря, надо было бы помыть окна. Меди собиралась мне прислать свою домработницу, но та заболела.
Я посмотрела на окна так называемой игровой комнаты. Домработница, по-видимому, больна уже не один год. По правде говоря, ненавижу мыть окна, но здесь это даже забавно. Стекла и рамы настолько грязные, что Нора будет ослеплена результатом моих усилий.
Нора притащила газеты. Если драить окна по старинке газетами, это не так уж и трудно. Но работа оказалась изнурительной. Маленькие стеклышки над окнами и дверью почти вывалились из рам, такой хрупкой была замазка. И повсюду паутина. Я тщательно проверила каждый угол: нет ли где-нибудь паука. Ничто не вызывает у меня большего омерзения. Либо я, либо пауки, в одной комнате мы не уживемся. К счастью, я не обнаружила ни одного.
Во время уборки я обдумывала, где нам лучше всего завтракать. Может, все же в комнате Бенедикта? Там нам никто не помешает. Как внушить это Норе? Правда, тогда она решит, что мы избегаем ее. Внизу, на кухне, практичнее. Но, с другой стороны, кухня совсем не соответствовала моим представлениям о нашем общем жилище. Ничто не напоминало иллюстрации в журналах по интерьеру: не было ни красивой кухонной мебели, ни стойки, ни старинного деревянного стола с большим букетом цветов.
Кухню непременно надо отремонтировать. Правда, комната Бенедикта ничуть не лучше. На следующей неделе, когда начнутся уроки в школе, Нора, очевидно, будет уходить раньше Бенедикта. Надо просто набраться терпения и подождать.
Я без передышки драила окна, пока Нора не позвала обедать. На закуску она сделала салат из помидоров с сыром, купленным мною вчера. На горячее — очередная порция ее овощного супа-пюре. Мы как раз ели десерт, все тот же компот из груш, когда позвонил Бенедикт.
— Конечно, я постирала твои рубашки, — прокричала Нора в трубку. — Да, да, и приготовила обед. Что ты хочешь на ужин? Что тебе купить? — потом повернулась ко мне. — С тобой он тоже хочет поговорить.
— Алло, — сказала я, слегка смутившись, — что нового?
— Ничего, — ответил Бенедикт. — У тебя все в порядке?
— Да, все замечательно. Я мою окна в игровой комнате.
— Здорово! Ну, тогда пока.
— Пока.
Какой идиотский разговор! В присутствии его матери я не могла послать ему по телефону три обычных прощальных поцелуйчика. Он мне тоже не мог — ведь рядом были коллеги и моя кузина Анжела.
— Кстати, — обратилась я к Норе, — Бенедикт хотел бы по утрам завтракать вместе с нами.
— Мне он только сказал, что хотел бы на завтрак мой домашний джем.
Если не верит, подумала я, пусть Бенедикт скажет ей вечером сам.
Я опять принялась за мытье окон. Нора исчезла на кухне и не показывалась. Только часов в пять, когда мне приспичило в туалет, я услышала через открытое окно в туалете ее голос и выглянула посмотреть. Она стояла около дома и разговаривала с какой-то женщиной в домашнем халате. Я улыбнулась: настоящая идиллия домохозяек.
Нора сказала:
— Привез с собой молодую девицу. Нет, они не женаты.
— Не женаты! — воскликнул «халат».
Я усмехнулась, сидя на унитазе. Типичная провинциальная мещанка.
Нора засмеялась:
— Молодая дама, как сказала бы мать Гёте, — его постельная принадлежность.
— Постельная принадлежность? — переспросил «халат».
— Вот именно, постельная принадлежность, — со смехом подтвердила Нора.
— Да-да, молодые мужчины должны перебеситься, — глубокомысленно изрек «халат».
Я клокотала от возмущения. Неужели этот «халат» думает, что Бенедикт использует меня для того, чтобы перебеситься? Это меня его мамаша называет «постельной принадлежностью»? Я решила ничего не говорить об этом Бенедикту, а потихонечку заняться перевоспитанием его матери.
Когда вернулся Бенедикт, я все еще продолжала мыть окна, вся грязная и пропотевшая. Бенедикт с восторгом спросил, могла ли я предположить, что моя кузина Анжела ездит на самом дорогом «БМВ-кабрио»?! Именно той модели экстра-класса, о которой мечтает Бенедикт! «БМВ» у Анжелы черный. Анжела сказала ему, что это не просто черный, а цвет черной икры.
Меня больше интересовала внешность Анжелы, чем ее машина. Она ходячая подставка для украшений, как сказал один сотрудник. Сегодня на ней было две пары серег и полкило браслетов. А еще замшевый костюм с джинсовыми вставками.
— Молодежь часто носит настоящие драгоценности со спортивной одеждой. Меди это тоже любит, — вмешалась Нора.
— Ты не слышал, появился ли у Анжелы парень? — поинтересовалась я.
— Мне никто не говорил, что у нее есть постоянная симпатия.
— У нее никогда не было настоящего друга, — сказала я. — Отец говорит про нее: много ухажеров, но ни одного жениха.
— Она, пожалуй, была бы неплохой партией, — размышляла вслух Нора.
Бенедикт рассмеялся:
— Мне не нужна хорошая партия, у меня есть Виола.
«Ну что, съела?» — подумала я и засмеялась вместе с Бенедиктом. У меня нет причин завидовать дочери бургомистра, наследнице салона мод или Анжеле.
Потом Нора приготовила ужин из остатков моих вчерашних продуктов и булочек, которые я покупала на завтрак. Раньше мы частенько куда-нибудь ходили поужинать. Раньше! А ведь это было всего на прошлой неделе.
Правда, я была слишком измучена, чтобы рваться из дома. Самое милое дело — посидеть рядом с Бенедиктом перед телевизором. После выпуска новостей Нора принесла высохшие рубашки Бенедикта, расставила гладильную доску и начала гладить. Я осторожно взглянула на Бенедикта. Он смотрел на экран телевизора. Раньше Бенедикт сам гладил свои рубашки, пару раз даже мои блузки. Гладит он гораздо лучше, чем я. Однако теперь я чувствовала себя неловко, сидя рядом с ним в кресле, в то время как его мать тут же гладит ему рубашки.