Живые консоли
49
Замысловатая дорога сама собой отпечатывалась в памяти мальчика, и ему даже приходилось прикладывать умственное усилие, чтобы избавиться от выстраивавшейся в голове последовательности поворотов и дверей, которые они преодолевали. Кажется, непрошеный имплант начал работать!
По пути то и дело возникали служащие клиники, озабоченные собственными делами. Все уважительно кланялись Тиме, а некоторые при этом приветствовали Людовика как знакомого.
Наконец мелькнувшая на стене табличка оповестила, что начались помещения Сектора воспроизводства. Людовик и Тима вошли в диспетчерскую, где на кресле, развалясь, восседал грузный бион. Он меланхолично разглядывал сонмы датчиков и индикаторов на широком пульте. Перед ним во всю стену простирался плоский экран, изображавший вид на зал, заставленный автоклавами. Стройные ряды растущих человеческих зародышей радовали глаз, и провожатый гордо обвел хозяйство широким взмахом руки. Очевидно, он ожидал от человека одобрительных возгласов.
– Здорово! – согласился с ним Тима. – Иринины яичники уже помещены в питательный раствор?
– Если вы говорите об автоклаве, то пока нет, сэр, – вступил в разговор оператор. При появлении гостя он принял более строгую позу. – Они должны подвергнуться необходимому анализу на предмет генетических отклонений. Если их воспроизводящие функции отвечают стандарту, они займут место одного из созревших младенцев. Что касается их сохранности, то здесь технология отработана до мельчайших деталей: никакие повреждения и тем более физиологическая порча яичникам не грозят.
– Кто станет отцом ребенка?
– Мы бы с удовольствием позволили вам, сэр… – замялся оператор. – Будь вам хотя бы шестнадцать лет… А так программа выберет наиболее подходящий сперматозоид, запустит производство яйцеклетки и потом осуществит ее оплодотворение. Если формальная владелица яичников, разумеется, пожелает немедленно стать матерью.
– А потом у меня возьмут материал? – полюбопытствовал Тима.
– Пока не знаю, – извиняющимся тоном ответил бион. – Видите ли, одной порции спермы хватает для изготовления многих тысяч полноценных младенцев. Честно говоря, в последний раз мы отбирали семя в прошлом месяце. А вам так хочется принять участие в воспроизводстве?
– Даже не знаю, – пожал плечами мальчик. – Нет, наверное. А как действует система репликации?
Оба сотрудника переглянулись, будто спрашивая друг у друга разрешения на выдачу какого-то страшного секрета. Тиме даже стало смешно от вида их озабоченных физиономий.
– Не можете выдать тайну?
– Что вы, сударь! Просто я ни разу не был в Секторе репликации, – поспешно ответил оператор. Несмотря на бедную мимику, он сумел передать ею свое смущение.
– А мне не хотелось бы распространяться об этом в присутствии персонала, подготовленного совсем для других целей, – сказал Людовик, с легким снисхождением взирая на товарища. – Кстати говоря, репликация осуществляется по специальным заявкам, и только для людей, которые в состоянии прокормить питомца и обустроить ему достойный быт.
Тима с сожалением кивнул: было бы неплохо завести дома реального, а не воображаемого друга, пусть и несколько ущербного – он бы скрашивал минуты вынужденного нахождения вне Сети. К тому же на нем можно было бы производить несложные, не требующие дорогостоящего оборудования опыты по нейрохимии.
– Это, конечно, не относится к случаям, когда бионы требуются мэрии, – добавил Людовик первый.
Гости распрощались с оператором и отправились дальше, впрочем, удалившись не слишком далеко. За ближайшим поворотом находился узкий коридор с пронумерованными дверями, в одну из которых и вошли мальчик и его проводник.
Ирина лежала на гравикровати, нацепив на голову консоль. Ее мышцы время от времени слабо подергивались, визуализируя внутреннее напряжение – слабый отголосок движения, в котором якобы находилось ее тело. Глазные яблоки девочки также подрагивали под прикрытыми веками, отзываясь на посылаемые шлемом зрительные образы.
– Чем она занимается? – спросил Тима.
– Кажется, смотрит мелодраму. – Людовик вынул из-за стенной панели старинный оптоволоконный кабель и в сомнении осмотрел его. – Тут есть эта архаика, чтобы присоединяться к пациенту во время его нахождения в Сети…
– Попросту говоря, контролировать его действия?
– Упаси вас мэрия, сэр! Наш сервер в любой момент готов вывести на монитор срез ландшафта, окружающего человека, и его самого. Здесь даже есть особый сектор, там сидит низший персонал и наблюдает за передвижениями пациентов. А этот кабель позволяет врачу подключиться непосредственно к узлу и вступить с человеком в контакт.
– Давайте, – загорелся Тима. Он наклонил голову и почувствовал на шее пальцы медика. Тот заглянул в старый разъем, давно уже не применявшийся Тимой, поскольку он, разумеется, предпочитал пользоваться современным шлемом.
– Да… – озабоченно пробормотал Людовик первый. – Давно душ принимали?
– Сегодня утром.
– Сейчас протру эфиром. Ваш старый порт слегка засорился. – Бион погремел склянками, и вскоре по коже растеклась прохладная, быстро испаряющаяся влага: она проникла в микроотверстия разъема, вымывая из них сальный налет и частицы пыли. – Ну, вот и порядок. Не хотите его удалить?
– В другой раз.
Тима сел на выдвинувшееся из стены жестковатое кресло, явно не рассчитанное на длительное использование. Свободный конец оптоволокна с легким щелчком вошел в отверстие на его шее, и реальность исчезла.
50
Предположим, например, что ребенок, которого купают, откусывает кусок мыла. Разве теряется перцептивный характер процесса из-за того, что он не является нейтральным в мотивационном отношении?
Находясь в межузельном пространстве, Вероника направила запрос на поиск Дюгема, и спустя несколько секунд Кассий ответил:
– Доступ заблокирован.
– Скажи мне хотя бы, на каком узле он находится.
– Корпорация «Живой ландшафт на потребу», тип местности – саванна.
Девочка разозлилась. Мало того, что бросил ее наедине с озабоченным дизайнером, так еще и смылся на охоту!
– Поехали туда же.
На нее наплыла воронка, в которой цветными пятнами разбегались по осям размытые детали пейзажа. Детализация быстро достигла предельного значения, ландшафт охватил образ Вероники и включил его в динамическую поддержку: на высокую желтую траву легла ее длинная тень, коснувшись ствола монументального баобаба.
Кажется, здесь всегда царил тропический закат, с крупным оранжевым светилом, чуть касающимся горизонта, и редкими перистыми облаками, заляпанными длинноволновой частью «видимого» спектра.
«Ну и где прикажете его искать? – сварливо подумала девочка. – Подними-ка меня на дерево».
Вид сверху впечатлял. Под ногами колыхалась упругая крона, то ли по недосмотру дизайнеров, то ли умышленно наделенная непроницаемостью (поэтому Вероника не провалилась сквозь нее). Во все стороны тянулось море трав, кое-где оживляемое деревьями, крупными лужами с лежащими в них бегемотами и петляющими отрезков дорог. Виднелись пылевые завихрения – по дорогам и невозделанной саванне в колесных повозках с шумными двигателями, с тяжелыми ружьями наперевес носились оголтелые охотники, преследуя дичь: зебр, гну и прочих антилоп. Дюгем утверждал, что именно так всегда добывал себе пищу древний человек, пока еще на планете имелись места, где можно было пострелять и поездить вволю.
– Включи дискретный опознавательный сигнал, – приказала Вероника. Теперь программа Дюгема каждую минуту будет сообщать хозяину о местонахождении его подруги, пока ему не надоест слушать одно и то же и он не соизволит откликнуться. – И все фильтры.
Теперь только естественные, запрограммированные дизайнерами «Живого ландшафта» звуки и образы касались ее преддверно-улитковых и зрительных нервов. Звонкие выстрелы и стрекот моторов отсеялись, как будто их и не было.