День командира дивизии

- Эх, выстегать вас мокрой тряпкой... 
- Мы вам, товарищ генерал, ни одного слова не соврали. 
- А кто мне поручится, что вас не объегорили. Кто поручится, что над вами не хохотали там две или три роты немцев? Сколько раз я вам твердил, что война, тактика - это искусство! В частности, искусство объегорить. 
- Ты уж на них слишком, - сказал Бронников, - ведь они принесли нам утром приказ Биттриха. 
Бронников взял со стола и протянул мне два листа бумаги, исписанные на пишущей машинке. Это был русский перевод приказа по дивизии СС "Империя" от 4 декабря 1941 года, подписанного немецким генералом Биттрихом. 
- А ну, поближе к свету, - сказал Белобородов. - Прочитай первый пункт вслух. 
Я прочёл: 
- "Дивизия СС "Империя" занимает линию Снегири - Рождествено, с тем чтобы продолжать наступление с главным ударом на правом фланге в направлении на Москву. Противник на фронте дивизии СС "Империя" занимает оборону с использованием опушек леса с целью не допустить вперед нашего тяжелого вооружения; далее он гнездится во всех населенных пунктах. Его солдаты умирают, но не оставляют своих позиций. В связи с этим..." 
Здесь Белобородов прервал меня. 
- "Его солдаты умирают, но не оставляют своих позиций", - медленно повторил он. Его голос дрогнул, он моргнул и продолжал не сразу: - Это про нас, Родионыч! Вот за этот приказ - спасибо! 
Разведчики ответили: 
- Служим Советскому Союзу! 
Генерал оглянулся и показал на знамя: 
- А ну, покажите-ка им... 
Кто-то быстро снял чехол и развернул огненное шелковое полотнище. На знамени была крупная золотая надпись: "Смерть немецким захватчикам! 9-я гвардейская стрелковая дивизия". На обороте нитями разных цветов был вышит портрет Ленина. 
- Как скоро успели сшить! - восхищенно сказал Родионов. 
Белобородов, не оборачиваясь, ответил: 
- Заслужить долго, а сшить недолго. 
Он с минуту молча любовался знаменем, потом повернулся и совсем иным, командирским тоном произнес: 
- Ну, еще что видели? 
Разведчики продолжали доклад. Генерал настойчиво расспрашивал обо всем, что они заметили в лесу, - о тропинках, о телефонных проводах, о следах на дорогах и на целине. Я тем временем просматривал приказ. Там в качестве ближайшей цели наступления была указана речка Нахабинка, станция Нахабино и... дом отдыха, в котором мы сидели. Но у этих пунктов было покончено с ноябрьским наступлением немцев. Линия Снегири - Рождествено была последним рубежом, куда они продвинулись. 
В приказе содержалась полная дислокация немецких частей, развернутых для наступления: указывались точки сосредоточения полков, танковых частей, артиллерии, минометов. Это был ценнейший документ. Я тихо сказал Бронникову о своем впечатлении, кладя листки на стол. 
Но Белобородов услышал. 
- За три дня на нем бороденка выросла! - сказал он. - Вот за сегодняшний приказ господина Биттриха я бы дорого дал! "Языка" надо, Родионыч! Чтобы завтра у меня здесь был "язык" до голенища, понял? 
И он продолжал негромко беседовать с разведчиками, наклоняясь вместе с ними над картой. 
Я сидел у радио, мне несколько мешала музыка, и я улавливал лишь отдельные фразы: 
- Исследуйте все справа... Каждую тропку, каждую полянку... Чтобы все там знать, как свою квартиру... 
- Мы там уже бывали... 
- Завтра еще раз... До самой Трухаловки... Но самое главное - лес... 
- Проскользнем... 
- И других чтобы могли незаметно провести... Как начнутся сумерки ко мне! Задача понятна? 
- Понятна, товарищ генерал. 
Разведчики ушли. 
Генерал продолжал рассматривать карту. 
Адъютант попросил разрешения подать ужин. 
- Не худо, - сказал Белобородов. 
Он встряхнул головой и обеими руками отодвинул карту, словно отстраняя вместе с этим неотвязные мысли. 
Ужин подали в один момент: Болобородов любил, чтобы все делалось быстро. Он налил каждому по полстакана водки. 
- За что чокнемся? - спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: - За то, чтобы завтра чай пить в Снегирях. 
Все чокнулись и выпили. Генерал взглянул на знамя, уже опять скрытое чехлом. 
- Эх, знамя, красота! - произнес он. - Заслужили гвардейскую, теперь будем зарабатывать орденоносную. 
- Нечасто бывало, - сказал Бронников, - когда награждали знаменем за отступление. 
За столом заговорили об эпизодах этого героического отступления, о незабываемых "сдерживающих боях", которые вела дивизия под Москвой. 
За двадцать дней генерального наступления немцев на Москву дивизия отдала врагу сорок километров Волоколамского шоссе - отдала, ни разу не отходя без приказа, уничтожая атакующих немцев, отбивая артиллерией, противотанковыми ружьями, зажигательными бутылками удары танковых колонн, переходя в контратаки, уступая километры, но выигрывая дни, приближая неотвратимый час, когда противник выдохнется, когда в крепнущих морозах, нарастающих снегах иссякнет его наступательный порыв. 
- А сколько бессонных ночей, сколько переживаний! - сказал Белобородов. - Ведь за спиной - Москва! Иногда чувствовал такую тяжесть, будто она на плечи навалилась. 
- А теперь? 
- Теперь легче. Теперь - шапка набекрень... Завтра... Ты знаешь, что будет завтра? 
- Пока только догадываюсь... 
- Завтра с утра общее наступление на всем Западном фронте! 
- Общая контратака? 
- Нет, это уже атака! Эх, дорогой, как ждали мы этого дня! 
Поужинав, генерал продолжал работать по подготовке завтрашней атаки. 
К нему пришли танкисты, которым предстояло завтра действовать совместно с одним из полков дивизии в паправлении на Снегири и дальше. 
Прощаясь после разговора, пожимая танкистам руки, Белобородов сказал: 
- Хорошо бы нам всем встретиться, когда кончится война. Наверное, ночь маленькой покажется - все будем вспоминать про Волоколамское шоссе. 
Затем он долго говорил с начартом (начальником артиллерии дивизии) майором Погореловым, намечая позиции для минометов, для тяжелых и легких батарей, выясняя наличие боеприпасов. 
В разговоре часто фигурировало слово "бык". Время от времени я слышал: "полтора быка", "три четверти быка", "два с половиной быка". 
"Бык" - своеобразное видоизменение принятого в армии сокращенного названия "бе-ка", что значит боевой комплект. 
Беседуя с начартом, генерал несколько раз довольно смеялся: "быков" было предостаточно, орудия всех калибров располагали ими назавтра вволю, многие - буквально без ограничения. 
Для завтрашнего наступления Белобородову сверх двух артполков его дивизии дополнительно придали много артиллерии. Оставалось лишь расставить и использовать ее наиболее эффективно. Над этим и работал генерал с начартом. 
Особенно настойчиво генерал говорил о минометах: 
- Я от тебя требую, чтобы минометы всю артиллерию заглушали. Завтра я послушаю. Всю душу вымотай им минами! 
Наконец Погорелов встал. 
Отпустив начарта, Белобородов произнес: 
- На войне все не так, как в академии. Там мы и не представляли, что дивизия может иметь такое насыщение артиллерией. Если бы какой-нибудь профессор дал бы задачу с таким насыщением, наверное, подумали бы, что он шутит. 
Начальник штаба принес на подпись приказ о завтрашней операции. 
Предстояло окончательно решить: шестерка или девятка? В шесть или в девять утра начать атаку? 
Белобородов колебался: и за ту и за другую цифру были свои доводы. В шесть утра темно: возможна внезапность нападения, противник не сумеет вести прицельного огня. Но в темноте могут свои части перемешаться, могут сбиться с направления, будут скрыты артиллерия противника и его огневые точки, которые предстояло подавить. 
- Все наши хозяева голосуют за шестерку, - сообщил полковник Федюнькин. 
- И начнут не в шесть, а обязательно в шесть с гаком, - сказал генерал. - Позвони-ка еще раз, спроси, смогут ли они без гака. 
Полковник вышел, а Белобородов опять стал рассматривать карту. Он молча просидел над ней, пока не вернулся Федюнькин.