Код власти

Перед тем как уйти, запихала в душевую кабину сброшенную броню – пока внутрь не залезешь, вряд ли найдешь, а внутрь в ближайшее время вряд ли кто полезет. Ну, а когда найдут, она в любом случае будет уже далеко. Все, можно идти, и, желательно, подальше от города. Нет, с одной стороны, в руинах проще спрятаться, но с другой – город небольшой, скорее даже не город, а крупный поселок городского типа, где все в той или иной мере друг друга знают. А значит, шансы, что рано или поздно кто-то задастся вопросом «кто она такая?», достаточно высоки. Озлобленные, потерявшие кров, а то и родных люди зачастую более внимательны к мелочам. Да и местные власти наверняка попытаются навести хоть какое-то подобие порядка, что ей тоже совершенно ни к чему. Отсутствие документов еще можно как-то объяснить, но вот непривычный акцент, вернее, полное незнание особенностей местного языка? Что с того, что коренное население разговаривает на всеобщем – проколоться-то можно на любом неверно произнесенном слове или неизвестном обороте речи! Вот и получается, что уходить надо в любом случае.
Первый час Лика пробиралась руинами параллельно городской черте, стремясь оставить район высадки как можно дальше за спиной, затем вышла за пределы поселения. Теперь перед ней расстилались нетронутые войной, растянувшиеся на многие километры пригородные поля, разделенные лесопосадками. Насколько девушка помнила полученные перед рейдом сведения, планета, несмотря на достаточно развитую за сотню лет колонизации промышленную инфраструктуру, оставалась преимущественно аграрной. Полезных ископаемых и производств здесь было сравнительно немного, но хорошо развитое сельское хозяйство вполне позволяло ей входить в число экономически развитых миров. Идти стало намного легче, и за следующий час Лика прошла в три раза большее расстояние. Как ни странно, за все это время она так никого и не встретила, но о том, хорошо это или плохо, даже не думала. Так прошел еще один час. День потихоньку начинал клониться к закату, и тень под ногами заметно удлинилась. Сильно хотелось есть, а еще больше – пить. Под подошвами почти полностью просохших ботинок пылила самая обычная грунтовая дорога, в точности такая же, как и в любом из сотен подобных миров, и Лика снова задалась вопросом о причинах этой идиотской войны. Вот ведь жили себе люди, города строили, поля возделывали, детей растили – и вдруг все перевернулось с ног на голову. И на их города обрушились из поднебесья штурмовые модули, и десантники стали орошать кровью чужую для них землю, и околопланетное пространство десятков миров завесилось обломками взорванных кораблей и орбитальных платформ… Зачем? Что такого произошло? Из-за чего люди, спустя два столетия мира, вдруг снова начали с остервенением убивать друг друга? Что изменилось? Нет ответа. Вернее, он, конечно же, есть, его ищут и флотская разведка с контрразведкой, и аналитики правительственного Совбеза, и просто миллионы разбросанных по галактике людей, но…
Девушка остановилась и, в который раз облизнув пересохшие губы, огляделась. Поля закончились, началась обычная степь, казалось, абсолютно бесконечная. «Если степь, то, стало быть, где-то поблизости должно быть море, – решила Лика. – Возле степи ведь всегда море. Или не всегда? Нет, лучше уж пусть будет «всегда»!» Вот только не идет ли она параллельно берегу, не удаляясь, но и не приближаясь к нему? Блин, да какая разница, к морю она идет или от него?! Что от этого может измениться?
«Иди!» – мысленно (произносить это вслух все равно не имело смысла) прикрикнула она на себя. Усталость, не только физическая, но и психологическая, брала свое, но не ночевать же прямо тут, посреди степи, затянутой пожухлой, прибитой зноем последнего летнего месяца травой? Без еды, воды и хотя б символического крова над головой? Неожиданно Лика заметила впереди группу людей; судя по всему – женщин. Она замахала руками и вроде как закричала, однако получился ли у нее крик, так и не поняла. Одна из женщин повернулась в ее сторону и, показав пальцем остальным, тоже помахала рукой, дескать, иди быстрее к нам. Быстрее Лика уже не могла, но ее подождали. Женщин оказалось семеро, одна тащила на руках младенца, другая – узел с какими-то вещами, третья вела за руку сердитую девочку лет пяти с торчащими в сторону смешными косичками. Они что-то начали говорить, чуть ли не одновременно, но, памятуя про предательский акцент, Лика на всякий случай показала на свои уши, разведя руками и виновато улыбнувшись.
– Глухонемая? – спросила одна женщина, шевеля губами так, чтобы девушка смогла разобрать, что она говорит.
Лика отрицательно покачала головой.
– Значит, контузия, – понимающе кивнула вторая женщина, самая старшая в группе. – С нами-то пойдешь?
Девушка торопливо закивала головой, на чем короткие расспросы, к счастью, и закончились. Кто-то обнял ее за плечи, кто-то сунул в руку кусок зачерствевшего хлеба, а кто-то – пластиковую бутылку с водой. Лика с благодарностью кивнула, первым делом присосавшись к бутылке. Хлеб она оприходовала с не меньшей скоростью – кто-то из попутчиц даже жалостливо покачал головой: вон, мол, как оголодала-то! По дороге женщины почти непрерывно разговаривали, но Лика даже не пыталась разобрать, о чем именно. В целом и так понятно – о войне, а в частности? Частности ее пока не сильно и волновали. Глаза она полуприкрыла – под веками пекло, как будто там было полно песка или жгучего красного перца, которым мама всегда приправляла суп-харчо…
Брели недолго. Короткие летние сумерки быстро сменились ночью, и маленький отряд устроился на ночлег. Кто-то разжег костер, кто-то начал готовить нехитрую еду – не на костре, его развели исключительно ради тепла, а из саморазогревающихся консервов, однако Лику это нисколько не интересовало. Ей хотелось лишь одного – спать, чем она немедленно и занялась, прикорнув неподалеку от весело потрескивающего огня. Конечно, под утро наверняка станет холодно, но что делать… с этой мыслью и уснула. Немолодая, за пятьдесят, женщина, та самая, что при встрече вынесла вердикт о ее контузии, тяжело вздохнула и извлекла из своего баула плед, укрыв им девушку. Лика заворочалась, сворачиваясь клубочком, но так и не проснулась. Долгий день наконец закончился…
Будить Лику не пришлось: проснулась она сама, от холода. Солнце уже поднялось над горизонтом, однако успевший за ночь окутать окружающие курганы туман еще не растаял. Плед, которым укрыл ее кто-то из женщин, ощутимо отяжелел от рассветной сырости, так что пришлось вставать. С удовольствием вдохнув полной грудью чистый утренний воздух, девушка сделала несколько разминочных упражнений и приседаний: кофе ей здесь вряд ли предложат, а взбодрить-то себя чем-то нужно! Женщины еще спали, и, оглядев их маленький степной табор, журналистка невольно грустно улыбнулась, мимоходом пожалев о выброшенной камере. Вот кого надо снимать на любой войне – людей! И не просто людей, а беженцев, вон эту спящую пятилетнюю кроху, прижавшуюся к теплому боку матери, а вовсе не бездушные картины боя. Не окровавленные и обгорелые лохмотья человеческих тел (редакторы новостных роликов все равно вырежут самые страшные кадры, так что увидеть истинную правду войны можно будет разве что в Сети), не эффектные взрывы и атаки штурмовиков, а живых людей. Простых людей, испытавших на своей шкуре все ужасы того, что испокон веков зовется коротким и страшным словом «война». Сморгнув, Лика встряхнула головой. Вообще-то подобные мысли не были свойственны отчаянной журналистке, привыкшей безо всякого страха лезть в самое пекло, но вот сейчас, глядя на приютивших ее женщин, отчего-то навеяло. Так навеяло, что аж сердце заболело, чуть ли не впервые в жизни…
– А, проснулась, приблуда? – подняла голову вчерашняя собеседница, очень к месту озвучившая версию о контузии. Лика с улыбкой кивнула, попутно решив, что с «режимом радиомолчания» пора заканчивать. Говорили женщины на абсолютно правильном всеобщем, а тот легкий акцент, что она заметила еще вчера, не составит никакого труда воспроизвести. В конце концов, первое время можно имитировать вызванный контузией дефект речи, а если заметят, признаться, что она не местная. Приехала в город (знать бы еще, как он хоть назывался!), попала под высадку федералов, была контужена близким взрывом. Обычное дело на войне. Вот только ее, пусть грязные, но явно военного образца камуфляжные брюки и ботинки… а, ладно, разберемся.