Песчаные замки

— Потом обсудим, — оборвала ее Хонор.
— Я выдала сюрприз! — плаксиво протянула Сес. — Извините, случайно…
— Ничего, детка. Я все равно ненавижу сюрпризы, — обняла ее Реджис. Молчавшая Агнес стиснула сестренку с другой стороны.
Хонор смотрела на дочерей и видела, как крепко они любят друг друга и всегда любили. Она взглянула в глаза Берни над их головами и подумала: «Вспоминает ли сестра любимого брата?»
— Ну-ка, все успокойтесь, — попросила Хонор. — Я хочу вам кое-что рассказать. От вашего отца пришло письмо.
— От папы? — переспросила Агнес, произнеся за весь день первое слово.
— Я видела, — подтвердила Реджис. — В руках держала. Письмо действительно от него, и там сказано…
— Девочки, он едет домой, — договорила Хонор.
— Его выпустили из тюрьмы? — спросила Сесилия.
— Он вообще никакой тюрьмы не заслуживал, — шепнула Агнес. — Просто спасал Реджис. Разве можно за это наказывать?
У Хонор свело желудок, как бывало всегда, когда она говорила с девочками об отце. Должна была их убеждать, объяснять, почему Джон с такой каменной непреклонностью отказывался опровергать обвинение. Умоляла его настаивать на самозащите, пригласить влиятельного ирландского адвоката, одного из кузенов Тома Келли. Он это даже обсуждать не хотел. Если принимал решение, то держался уже до конца — это ей было отлично известно.
— Он очень переживал, — заметила Сес, — когда мы перестали его навещать.
— Правда, мам, — кивнула Реджис. — Разве нет?
— Я даже не надеялась, что он так рано вернется домой, — вставила Агнес. — Думала, его выпустят только в конце года.
— Его оправдали, мам? — спросила Реджис. — Да? Адвокаты, поверенные, или как там они называются, заставили, наконец, суд понять, что он не убийца?
— Он все-таки убил того человека, — тихо со страхом пробормотала Сес.
— Совершил непредумышленное убийство, — угрюмо поправила Агнес.
— Его выпускают за примерное поведение, — сказала Хонор. — Дело сложное, дорогие мои. Вы любите отца, и он вас любит. Тут уже никогда ничего не изменится. Когда я прочту письмо, у вас будут вопросы. Может быть, вы рассердитесь, что я раньше не растолковала.
— Читай, мам! — потребовала Реджис.
— Дай матери договорить, — приказала Берни, чуть хмурясь.
— Сейчас прочту, Реджис. Просто хочу вас всех подготовить. В письме сказано не совсем то, чего я ожидала, да и вы, по-моему, тоже.
Хонор снова взглянула на Берни. Знает она, что за этим последует? Принимала участие каким-нибудь образом? Хонор близка с золовкой, но знает, что Берни прежде всего предана брату. Если знает, то ничем этого не выдает, беспристрастно сидя на краешке кресла.
Она вытащила из голубого конверта голубой листок, опустила глаза и начала читать.
 
Милая Хонор!
 
Как ты? Как девочки? Ежедневно, целыми днями вспоминаю всех вас. Это факт, и всегда было так. Спасибо за вести о Реджис. Невозможно поверить, что она повзрослела настолько, что завела себя парня, тем более, выходит замуж. В своих письмах не упоминала об этом ни словом. Кстати, спасибо, что ты их мне пересылала. Не пойму, почему она не сочла нужным сообщить мне о свадьбе. В голову приходят по этому поводу разные соображения.
 
Наверно, ты могла бы объяснить причину, досконально зная Реджис. Одно думаю: может, она не хочет меня расстраивать. Не хочет, чтобы я представлял, как ее ведет к алтарю кто-то другой, а не я. Ну, не глупо ли? Неужели после стольких лет она только об этом и думает?
 
Свадьба, видимо, состоится в «Звезде морей». Ты об этом не пишешь, я снова гадаю. Не беспокойся, Хонор, не сердись. Может быть, я бы тоже тебе не сказал, если б мы поменялись местами. Разве смог бы напомнить о столь важном месте для нас, для всей нашей семьи, где мы с тобой взглянули друг другу в глаза, обещая любовь, уважение и заботу, сказав друг другу «да», начав нашу совместную жизнь? Надеюсь, именно поэтому ты не сообщила, а не из боязни, что я появлюсь.
 
Тут Реджис задохнулась, и Хонор взглянула на нее.
— Он в самом деле так думает? — спросила Реджис. — Но ведь это неправда! Я просто не предполагала, что папа успеет вернуться домой…
— Слушай дальше, детка, — сказала Хонор.
— Дай матери дочитать, — велела Берни.
 
Хонор, я хочу присутствовать на свадьбе нашей дочери. Верю, ты тоже этого хочешь, иначе не известила бы о событии.
 
Я покорюсь твоей воле. Почти всегда согласен с твоими мотивами. Сидя в тюрьме, все понял. Тогда…
 
— Тогда? — переспросила Реджис. — Он вышел из тюрьмы? Почему нам никто не сказал?
— Ш-ш-ш, — шикнула Берни. — Слушай.
 
…тогда мне стало ясно. Я сам все испортил. Так глупо исковеркал нашу совместную жизнь, что даже не вправе спрашивать, чего ты хочешь. В тюрьме черно-белое существование. Хорошее и плохое. Там нет места никаким сомнениям. Я ненавидел себя за содеянное, считал себя недостойным задавать тебе вопросы. Но за последние полгода все изменилось, благодаря природе. Когда смотришь сквозь прутья решетки на небо, перестаешь гадать и раздумывать. Я все время боялся сойти с ума от раздумий. А на вершинах гор, в тундре, на морском берегу, в самом море вопросы встают в полный рост.
 
Хонор остановилась, пробежала глазами конец письма, который не хотела читать девочкам, напряглась, собираясь продолжить. В арочные окна лился чистый голубой свет, падая на лежавшее у нее на коленях письмо.
 
Знаешь, все они об одном. На них есть лишь один ответ. Подумай, вспомни. Именно ты мне впервые сказала об этом много лет назад, моя умница…
 
Она вновь замолчала, не желая читать вслух дальше. Надо было отредактировать письмо, прежде чем знакомить с ним дочек.
 
Скоро увидимся. Я буду на свадьбе Реджис, если ты или она против этого не возражаете.
 
— Все, — объявила Хонор.
Подняв глаза, увидела потрясенные лица девочек. Надо было поскорей подробно объяснить, рассказать то, что им надо знать и понять. Но она спокойно сидела, ждала.
— Его выпустили? — уточнила Реджис.
— Да.
— Когда?
— Полгода назад. Как он пишет в письме.
— И ты нам ничего не сказала? — воскликнула она.
— Наверняка собиралась сказать, — вставила Сесилия. — Какая разница, если он едет домой?
— Почему ты не сообщила нам, мама?
— Потому что сама узнала всего несколько дней назад.
— А почему он сразу домой не вернулся? — допытывалась Реджис. — Как он может жить без нас?
— Ваш отец несет свой крест, — изрекла Берни, и Хонор в душе поблагодарила ее за вмешательство. — Он чувствует себя виноватым. Лишил человека жизни, жалеет об этом. Попал в тюрьму, страшно переживает, что заставил вас всех через это пройти.
— И поэтому хочет исчезнуть из нашей жизни? — переспросила Реджис. — Агнес, слышишь?
Хонор взглянула на Агнес, которая сидела молча, зажмурившись, сжав кулаки.
— Ему одиноко, — заметила Сес.
— Где он сейчас? Откуда прислал письмо? — допытывалась Реджис.
— Я не знаю. На нем нет ни штампа, ни марки, его просто кто-то принес. Спасибо тебе, Берни…
— Я его не приносила, — ответила Берни.
— Разве не ясно? — встрепенулась Сес. — Папа его сам принес!
— Слава богу, — прошептала Агнес.
— Он уже здесь! — воскликнула Реджис, и при одной этой мысли у Хонор мороз пробежал по коже.
  
Глава 3
 
Вечером начался дождь, хлеставший до самой зари. Сестра Бернадетта поднялась до заутрени и стояла теперь в коридоре, ведущем из дома к капелле, глядя из окна в свинцовом переплете на серый свет с востока, омывавший траву и деревья вокруг Академии, каменные стены и здания. Мимо прошли две сестры, с которыми она молча обменялась кивками.
У монастырской жизни свой ритм. Их орден не совсем обычный — здесь сестры одновременно несут покаяние и занимаются преподаванием. После обращения сестра Бернадетта приняла покаяние. Жила в дальнем клуатре [11], проводя дни в размышлениях и молитвах, общаясь только с Богом. Время было нелегкое; у нее накопилось много грехов, в которых надо было каяться.