Лонтано

Когда они проходили мимо погребального навеса, гигантская рука тяжело опустилась на плечо Морвана.
– Как дела, цыпочка моя?
Африканец ростом с отца стоял позади них. Эрван отступил на шаг. Смех чернокожего перекрыл звук фанфар, и на его, словно отлитом из чугуна, лице засверкала клавиатура ослепительных зубов. Грегуар расхохотался в свой черед, и двое аферюг принялись обниматься.
– Только не говори, что ты примчался издалека ради этой старой сволочи!
– В благодарность за хлеб-соль.
– Ну что ты за скотина! Все же знают, что хозяин здесь один – ты!
– Нсеко был нашим капитаном в бурю.
– Сторожевым псом – это да. Мир его душе. – Он обратил выпученные глаза на Эрвана. – Ты меня не представишь?
– Мой сын Эрван. Генерал Трезор Мумбанза.
От рукопожатия гиганта у Эрвана едва не хрустнули кости.
– Рад с тобой познакомиться. – Генерал провел пальцами по обритой голове Эрвана. – Военный?
– Коп. Держу голову в холоде.
– Здесь тебе не поздоровится! Лучше надень шляпу!
Новый взрыв смеха.
Мумбанза стоял спиной к солнцу. Видны были только белки глаз с черными точками зрачков. Эрван подумал о «Заклинательнице змей» Таможенника Руссо.
– Наш друг командует регулярной армией в Катанге, – пояснил Морван. – Вроде местного Пиночета.
– Не надо лести.
– Без него война от Киву [8] уже добралась бы до Лубумбаши.
Генерал (он был в темном кителе без всяких военных отличий) указал на гроб и перешел на заговорщицкий тон:
– Знаешь, от чего он умер?
– Мне сказали, от сердечного приступа.
– Сердечный приступ на африканский лад. Ему вырвали сердце!
– Кто?
– Тутси. Хуту. Мау-мау… Выбирай сам. А может даже, баньямуленге [9] или какой-нибудь кадогас. [10] Или же вы, белые, втихаря. Кто знает?
– Где это случилось?
– На его собственной вилле. Ему разрезали грудь обычной ножовкой и угостились. По-моему, они даже не потрудились покинуть гостеприимного хозяина, чтобы слопать его сердце. – Мумбанза гоготнул как паровой локомотив, глядя на Эрвана. – Здесь, малыш, пррррравда Африка!
– Кончай свои шуточки, – приказал Морван. – Нагонишь на него страху.
Позади них раздался ропот: они перекрыли дорогу. Эрван поторопился возложить венок. Для молитвы пришлось бы пройти еще раз.
– Кто заступит на место Нсеко? – спросил Грегуар, направляясь к палатке, где был размещен буфет.
– Голосование сегодня после обеда. Генеральная Ассамблея!
– У тебя все шансы…
Мумбанза устало отмахнулся, вот ведь фигляр.
– Не могу же я взваливать на себя все сразу, но если меня очень попросят… – Он внезапно повернул голову, заметив кого-то в толпе. – Потом поговорим. Мне нужно пожать пару клешней.
Морваны скользнули под навес, где выстроились столы, накрытые белыми скатертями. Алкоголь, фруктовые соки, говядина на шпажках, рыба в кляре… Под полотняным навесом витал запах барбекю.
– Убийство, – произнес Эрван, потягивая теплый апельсиновый сок. – Ты поэтому приехал?
– Вовсе нет. Я и в курсе-то не был.
– Наведешь справки?
Грегуар сплюнул на пол: он на глазах превращался в африканца.
– Не мое дело. Негритянские заморочки.
– А он? – спросил Эрван, кивая на Мумбанзу.
– Сменит на посту Нсеко. Не худший вариант… Любитель хороших вин и белых телок.
Эрван никогда не знал, шутит его отец или нет.
– Знаешь, что спасло Францию во время беспорядков в мае шестьдесят восьмого? – продолжал Морван, подхватывая с подноса рюмку пастиса.
– Нет, – соврал Эрван.
Эту историю он знал наизусть.
Подняв рюмку с настойкой, старик посмотрел сквозь нее на льющийся снаружи солнечный свет:
– «Рикар». [11] Когда Франция готова была отдаться в руки гошистов, [12] Паскуа [13] и его клика из SAC [14] организовали демонстрацию в поддержку де Голля. Это-то все знают. Двести тысяч человек на Елисейских Полях, и еще одна революция уничтожена в зародыше! А вот что менее известно: чтобы собрать демонстрантов со всех уголков Франции, завод «Корс» задействовал свои сети. В то время он был представителем марки «Рикар». Все коммерческие контрагенты впряглись и арендовали автобусы. По приезде в Париж каждый активист имел право на бесплатную рюмочку и ломтик колбасы, а потом – вперед, за дело! – Он поднял бокал за воспоминания. – Во Франции Мао бессилен против пастиса!
Старик поставил рюмку на другой поднос (он никогда не прикасался к алкоголю) и ответил наконец на вопрос, который Эрван так и не задал:
– Скажу тебе, зачем мы здесь. – Он подмигнул. – Чтобы проследить за вашим наследством.
 
I. Морваны. Отец и сын
  
1
 
– Олланд просто мудло, пидор с яйцами всмятку! – гремел Морван. – Черт побери, когда наконец в этой стране у президента будет член, а не веник?
Спустя три дня Эрван ужинал у родителей на авеню Мессины, в огромной квартире, обставленной из Фонда национального хранилища мебели. Пресловутые воскресные трапезы, которые не пропускал ни один член семейства – не ради удовольствия, но из чувства долга.
– Он с собственным компьютером совладать не в состоянии, а ему вручают ключи от страны? И чего от него ждать? Французы натуральные недоумки, и в каком-то смысле они имеют что заслуживают!
Эрван вздохнул. Святейший гнев Падре по воскресеньям был обязательным блюдом, как и то, что готовила мать из тофу и киноа.
На самом деле эти обличительные речи служили только вывеской. Вот уже лет сорок Старик обслуживал власть, какой бы она ни была, без малейших душевных терзаний. Его любимой присказкой было: «Засову плевать на то, что за дверью».
– Еще немножко табуле? – предложила Мэгги, наклоняясь к Эрвану.
– Мне хватит, спасибо.
По крайней мере, пока Старик громил правительство, он не оскорблял мать. И пока его гнев не перерастал в семейную свару, все были довольны. Эрван знавал и другие времена, когда Грегуар выкладывал свой ствол на обеденный стол или грозился выбросить жену в окно, если та не сменит морду лица.
Он оглядел сотрапезников: весь клан в сборе. Гаэль, младшенькая, двадцати девяти лет, рассылала СМС. Лоик, его младший брат, тридцати шести лет, дремал над тарелкой. В конце стола – его дети, Мила и Лоренцо, пяти и семи лет, благовоспитанные и тихие. Пустой стул принадлежал Мэгги, которая продолжала ревностно обслуживать свое племя.
Иллюзия была полной: респектабельная буржуазная семья, традиционно собравшаяся вместе, как каждое воскресенье. Изнанка выглядела менее привлекательно. Лоик, бывший алкоголик, а на сегодняшний день финансист-миллионер, пристрастился к кокаину и искал спасения в буддизме. Гаэль хотела сниматься в кино и спала со всеми подряд, чтобы «продвинуть свою карьеру». Что до Мэгги, бывшей хиппи и фанатичной матери, она всю жизнь сносила тумаки мужа, никогда не жалуясь и не решаясь развестись.
– Когда же страна двинется вперед? – ораторствовал Морван, не прикасаясь к своей тарелке. – Где те меры, которые призваны оживить Францию? Ничего, ни черта, одно только сотрясение воздуха! Все те же обещания, все та же дурь…
Эрван покачал головой: он надеялся, что эта тирада завершится десертом. Морван был ключевой фигурой данной ассамблеи. Шестидесятисемилетний колосс, наделенный бычьей силой и железным здоровьем, он долгое время в информированных кругах считался лучшим полицейским Франции. И самым неболтливым.
Самоучка, отчаянный гошист, после событий шестьдесят восьмого года он был сослан в Африку. Казалось, его карьера погибла в зародыше, но в Заире он умудрился один и без всякой помощи задержать серийного убийцу по прозвищу Человек-гвоздь, который охотился на представителей белой общины одного из шахтерских городов Катанги. Морван вернулся во Францию в ореоле славы. Он рванул по служебной лестнице, перескакивая ступеньки при Жискаре, и добился окончательного триумфа при Миттеране. Будучи комиссаром уголовной полиции, он осуществлял тайные операции для Дядюшки – такое прозвище получил президент – и постепенно вошел в ранг неприкасаемых. «У меня ни друзей, ни связей, – говаривал он, – зато много-много досье».