Незабываемые дни
– Так оно и было. Но Дэвиду предложили написать музыку для кинофильма, он заключил контракт с одной из американских киностудий и уезжает в Голливуд. Он, правда, пригласил меня ехать с ним, но я отказалась, а потому мне пришлось уволиться.
Господи, только пусть он ни о чем не спрашивает! – мысленно взмолилась Кристи, глядя на отца. То, что она рассказала ему, было частью правды, о самом же главном она умолчала.
Дело в том, что Дэвид Гэлвин хотел сделать ее своей любовницей. Девушка не питала каких-либо чувств к своему боссу, но следовало отдать ему должное – Дэвид был на редкость привлекательным и сексуальным мужчиной, и Кристи, в свои двадцать пять лет не пережившая еще ни одного романа, испугалась, что не устоит перед его натиском и поддастся искушению – чтобы потом возненавидеть себя за слабость. Сколько она знала Дэвида, тот постоянно изменял своей жене, Мерил. Но та закрывала глаза на его увлечения, воспринимая их как неизбежную цену за брак с мужчиной, в тридцать лет снискавшим славу в артистических кругах Европы, а теперь и Америки.
Увлечения Дэвида не имели ничего общего с серьезным чувством. Эмоциональная и чувственная натура, он загорался от близости красивой женщины, но, добившись успеха, быстро терял к ней интерес и находил себе новый предмет страсти. Неудержимый в своем желании, он умел пробудить сексуальность в жертве, и был момент, когда Кристи казалось, что еще немного, и ее бастионы падут.
Она проработала секретарем-референтом Гэлвина четыре года и стала для Мерил и ее детей своего рода членом семейства. Осознав, каким ударом для них был бы ее роман с Дэвидом, Кристи приняла единственно возможное в ее положении решение – уйти.
Перед самым Рождеством она сообщила шефу, что увольняется. Причину Дэвид знал и без нее, но на сей раз он обиделся и надулся, как ребенок, которого лишили обещанной игрушки. Вспылив, он обрушился на нее с упреками и насмешками, обвинил в предательстве и жестокосердии и довел до слез. Только давняя привычка держать чувства в узде и не давать им воли помогла Кристи сдержаться.
Держать чувства в узде!.. Легкая усмешка тронула губы девушки. Ей фатально не везло с мужчинами, но испытания закалили ее. Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мерил умоляла Кристи встретить Рождество в их семье, но та предпочла остаться в одиночестве. Когда отчаяние ее почти достигло предела, позвонил отец и сообщил о том, что у матери инфаркт.
Не колеблясь ни минуты, Кристи собрала вещи и выехала в Сетондейл, а теперь, оказавшись в родном доме, решила остаться здесь навсегда. Она давно не чувствовала себя такой спокойной и умиротворенной, как в эти дни. Матери был предписан постельный режим и уход на месяц-другой – достаточный срок, чтобы Кристи могла хорошенько обдумать, что она хочет от этой жизни. При желании можно пойти работать в адвокатскую контору отца – его тридцатилетняя секретарша вот-вот должна была уйти в декрет.
Кристи знала, что приняла правильное, более того – единственно возможное решение. Если бы она осталась в Лондоне, Дэвид мог уговорить ее поехать с ним в Голливуд, но это означало бы, что она согласна вступить с ним в связь. А потому Кристи безжалостно обрубила все связи с Лондоном, оставив обжитую квартиру и нескольких подруг. Грустно было признать, что за восемь лет столичной жизни она обрела так мало друзей, но ей всегда были присущи замкнутость и скрытность, особенно после катастрофы, пережитой в год собственного семнадцатилетия.
Скрипнув зубами при этом воспоминании, Кристи открыла боковую дверь и прошла на теплую кухню.
Дом родителей располагался в десяти милях от города, в самом конце узкой дороги, обрамленной с обеих сторон живой изгородью. Марсдены въехали в него сразу после свадьбы, когда отец купил долю в адвокатском деле. Теперь, когда бывшие партнеры либо умерли, либо ушли на пенсию, Пол руководил конторой один, передав ряд вопросов молодому клерку-стажеру.
Солидный каменный дом Марсденов надежно защищал их от суровых зим, обычных для этих мест. Кристи очень хорошо помнила, как в детстве брела через глубокий снег к автобусной остановке и вместе с другими детьми ехала в школу на другой конец Сетондейла. Это были славные дни. Жизнь тогда казалась простой и понятной, и она чувствовала себя счастливой даже тогда, когда дети изводили ее, обзывая за рыжий цвет волос «морковкой».
Что было, то прошло! – философски заключила Кристи, раскладывая еду по тарелкам. Она уже успела побывать наверху, в спальне у матери, и накормить ее легкой диетической пищей.
– Мне звонили из хирургического отделения и сказали, что днем к маме зайдет врач. Если не ошибаюсь, это должен быть доктор Браун? – рассеянно спросила она, усаживаясь за стол.
– Нет, – сказал отец и поднял на нее глаза. – Разве мать не говорила тебе? Браун ушел на пенсию перед самым Рождеством, и теперь фельдшерским пунктом заведует Доминик Сэвидж.
Кристи поперхнулась и чуть не уронила вилку на стол.
– Доминик? Я думала, он в Америке.
– Он действительно был там, но решил вернуться. По-моему, очень правильный и мудрый шаг. Его дед был единственным врачом на всю округу, с него, собственно говоря, и началось здравоохранение в Сетондейле. Отец Сэвиджа тоже был врачом, так что…
– Но мне казалось, что Доминик такой… честолюбивый, что ли…
– Люди меняются, – улыбнулся отец, и в глазах его мелькнуло озорство. – Взгляни на себя, к примеру. Было время, когда при одном звуке имени Доминика ты заливалась краской.
Кристи принужденно улыбнулась, хотя в душе была охвачена паникой.
– А кто из Нас не влюблялся в подростковом возрасте, папа? Слава Богу, рано или поздно мы вырастаем и забываем про все эти глупости. Я тогда, наверное, всех вас раздражала до безумия, особенно Доминика…
– Ну, не знаю… Мне всегда казалось, что он тоже питал к тебе слабость!
Питал слабость! Если бы отец знал… Кристи никак не ожидала встретить здесь Доминика Сэвиджа. Вот тебе покой и безмятежность! С приездом, дорогая Кристи!
Она не была уверена, что сможет спокойно посмотреть ему в лицо. Теперь, когда все в ее жизни перевернулось вверх дном, Кристи ощущала себя беззащитной и уязвимой… Она вздрогнула, вспомнив пронзительный взгляд серых глаз Доминика, его спокойный и властный голос, разбивающий в пух и прах все ее аргументы.
Сердце Кристи готово было выпрыгнуть из груди. Будь у нее такая возможность, она села бы на первый же поезд до Лондона и осталась там, но было поздно: мосты сожжены. Кроме того, следовало считаться с родителями. Мать нуждалась не только в уходе, но и, главным образом, в присмотре – деятельная по натуре, она могла соскочить с кровати и приняться за домашние дела. Кристи понимала, как тяжело лежать прикованной к постели, а потому делала все, чтобы поднять больной настроение и заставить ее выполнять предписания врача.
Доминик Сэвидж вернулся в Сетондейл! Кто бы мог такое предположить!
Отец поднялся наверх – посидеть с женой. Доминик должен был появиться в три, и Кристи напряженно думала, куда бы улизнуть. Она снова вспомнила обстоятельства их последней встречи и вспыхнула от стыда.
Действительно, в семнадцать лет она была по уши влюблена в Доминика, но родители не знали, что именно из-за него Кристи приняла решение оставить дом и уехать сначала в колледж, а затем – в Лондон. После той кошмарной сцены Кристи не могла видеть Доминика и попросту сбежала из Сетондейла куда глаза глядят. И, возможно, зря, потому что той же осенью Доминик отправился на стажировку в Америку.
Преследуемая воспоминаниями, Кристи металась по кухне, как затравленный зверь. Ей нужно было выйти, вдохнуть свежего воздуха, остыть и собраться с силами.
Девушка схватила старую куртку, висящую в кладовке, путаясь в рукавах, надела ее и выскочила на крыльцо.
Небо стало еще более сумрачным и зловещим, запах снега ощущался острее. На склоне холма пастух и овчарка загоняли в стадо овцу. Кристи зашагала вперед. Холодный ветер рвал и трепал ее волосы, остужая лицо. Она шла знакомой тропинкой в направлении предгорий, и чем дальше уходила от дома, тем легче ей становилось.