С чистого листа

— Мне казалось, что не родилась на свет такая женщина, у которой достаточно одежды.
— Я не интересуюсь одеждой, — беспечно ответила она.
Он снова рассмеялся.
— Тогда ты настоящий раритет! Впрочем, — его голос приобрел заговорщицкие нотки, — если ты и не интересуешься одеждой, Филиппа, зато все окружающие очень интересуются тобой...
Его глаза пристально скользнули по ее фигуре, отмечая полные груди, подчеркивающие стройность талии.
Она непроизвольно одернула кофточку, словно это могло помочь спрятаться от его глаз.
— Ты всего лишь дашь мне возможность лучше понять тебя, — мягко сказал Энрике и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — Я хотел бы сам выбрать тебе кое-что в подарок. Позволь мне воспользоваться привилегией жениха.
— Я же говорю тебе, у меня всего достаточно!
Она отвернулась от него, пытаясь восстановить дыхание.
— Кое-что специальное, — вкрадчиво продолжал он, не обращая внимания на ее слова, — для нашей свадебной ночи.
Филиппа замерла, потом, закусив губу, послушно кивнула.
— Что делать, если ты настаиваешь...
Энрике удовлетворенно рассмеялся.
— Да-да, я настаиваю, моя малышка.
Он привел ее в самый фешенебельный бутик Валенсии. Судя по подобострастному поведению менеджера, совершенно очевидно, что Энрике Сантос здесь весьма известный и уважаемый клиент.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, для какого сорта женщин он покупал здесь подарки!
Конечно, ассистентка менеджера вела себя чрезвычайно предупредительно по отношению к ней, но не было никакого сомнения, кто для нее главный клиент.
Филиппа молча позволила ей себя обмерить и равнодушно смотрела на мелькавшие перед ней воздушные комплекты из кружев, даже и не думая делать выбор.
Она все равно никогда не наденет ни одного из них. Ее свадебная ночь будет короткой и вряд ли приятной.
Зато Энрике казался весьма довольным покупкой.
— А теперь давай пойдем в бутик к моему знакомому дизайнеру, — настойчиво сказал он.
— Спасибо, нет, — с нотками безразличия ответила Филиппа. — Я же говорила тебе, у меня все есть.
— Ну сделай мне приятное. Давай купим тебе одну-единственную юбку, в которую ты сразу переоденешься. Уже второй день ты надеваешь брюки. А я предпочитаю видеть женщин в юбках.
— Какой сюрприз! К несчастью для тебя, я вообще не ношу юбок, — ответила она с сухой усмешкой на губах.
Энрике нахмурился.
— Что это значит?
— Только то, что я сказала.
— Но вчера вечером ты была в платье!
— Оно было длинным, — коротко ответила Филиппа и переменила тему.
— Я уверен, у тебя должны быть очень красивые ноги — длинные, стройные, прекрасной формы. Я вижу это.
Филиппа молча посмотрела на него с любопытством:
— Неужели? Ты что, умеешь просвечивать людей рентгеновскими лучами?
Энрике снисходительно улыбнулся.
— Ну ладно, если ты считаешь ноги своим не самым сильным местом, это еще ничего не значит.
Филиппа ничего не ответила, но с силой прикусила нижнюю губу.
— Итак, давай купим юбку, и я вмиг развею все твои страхи.
— На сегодня с меня довольно магазинов, они мне надоели.
Брови Энрике взлетели вверх. Он не знал ни одной женщины, которой бы наскучили магазины, особенно когда за нее платит кто-то другой. Кармен, например, обожала водить его по ювелирным лавкам. Не было ни одной модной коллекции украшений, мимо которой она прошла бы мимо. Энрике, впрочем, понимал, что для нее эти драгоценности своего рода гарантия безбедной старости, когда она уже не сможет привлекать к себе богатых любовников.
Возможно, Филиппа, с детства воспитанная в роскоши, смотрит на вещи несколько по-другому.
— Будь я проклят, если тебе скучно со мною. Как же тебя развлечь?
Филиппе не понравились интимные нотки в его голосе, и, сделав вид, что не понимает его намеков, она молча пошла по тротуару.
— Я хочу осмотреть город, — внезапно сказала она.
Приедет ли она снова в Валенсию? Пока есть возможность, надо все посмотреть. Острая боль пронзила ее. Это город ее отца. Здесь он вырос и провел юность. В ее жилах текла его испанская кровь. И вот впервые она идет по испанской земле. Грусть и горечь наполнили ее.
— Осмотреть город? — удивился Энрике. — Да ты, наверное, сто раз уже все видела!
Она уставилась на него.
— Я никогда раньше не бывала в Испании и вижу Валенсию в первый раз.
Энрике с неодобрением посмотрел на нее. Его беспокоили слова Диего о том, что мать Филиппы не захотела воспитывать ребенка в стране покойного мужа. Неужели дело дошло до того, что она запретила дочери даже бывать здесь? И вот в результате девушка не говорит по-испански, не знает своих корней. А он-то полагал, что, хотя Диего и скрывал внучку от всех, она все-таки периодически приезжала сюда на каникулы.
— Прекрасно, — решительно заявил Энрике. — Сейчас лучшее время, чтобы увидеть наш древний город.
В результате они провели день, как туристы, впервые приехавшие в незнакомое место. Посетили красивейший собор, действующий аж с тринадцатого века, дворец Агуас, построенный в стиле барокко, побывали в местном музее искусств, известном картинами Мурильо, Сурбарана и Эль-Греко.
Филиппа чувствовала себя легко и просто рядом с таким эрудированным и веселым гидом, как Энрике, с удовольствием выполнявшим роль гостеприимного хозяина. Но вся ее радость улетучивалась при мысли, что очень скоро она уедет и никогда больше его не увидит.
И сколько ни смотри на него украдкой, а то и прямо в глаза, все равно на всю жизнь не насмотришься. Надо мужественно смотреть правде в глаза. Опьяняющее удовольствие от общества Энрике всего лишь краткий эпизод в ее жизни. И вообще, Энрике Сантос, от одного взгляда или прикосновения к руке которого ее бросает то в жар, то в холод, всего лишь случайный встречный.
В следующие две недели Филиппа входила в свою роль — она невеста Энрике Сантоса, во всеуслышание провозгласившего, что он женится на наследнице Диего Авельяноса и берет в свои руки его империю.
Она намеревалась честно выполнять то, что от нее требуется, — обедать в фешенебельных ресторанах, ужинать в ночных клубах, быть уступчивой, внимательной, создавать видимость близости между ними, когда кто-то смотрит на них, — но не могла.
Каждый раз, когда он заезжал за ней на своем роскошном красном «феррари», она ощущала, будто все тело пронизывает разряд электрического тока. Филиппа старалась изо всех сил не выказывать своих чувств, делая каменное лицо, хотя и видела, что это злит его.
Впрочем, почти в такой же степени, как и веселит.
— Моя ледяная королева, — мягко сказал он однажды вечером, когда она в очередной раз увернулась от его приветственного поцелуя и его губы лишь слегка коснулись ее щеки, — скоро придет мой час. С каким же наслаждением я заставлю тебя плавиться в моих объятиях!
Она хотела бы думать, что женитьба на ней имеет единственную цель — получить капитал Авельяноса, но он постоянно доказывал обратное. И находил в этом удовольствие!
— Ты растрепал мою прическу, Энрике, — огрызнулась Филиппа.
— То ли еще будет, — ответил он, поддразнивая ее. — А сегодня вечером предлагаю тебе потанцевать. Не дождусь, когда я смогу снова держать тебя в своих объятиях, дорогая.
Она обернулась, почти споткнувшись, и резко бросила:
— Я не танцую.
Энрике рассмеялся.
Каждую ночь после сумбурно промелькнувшего дня она просыпалась в холодном поту с острой мыслью: на что она решилась пойти, что делает со своей жизнью? Тяжелые сомнения постоянно одолевали ее. И только цель получить деньги поддерживала волю. Она должна вытерпеть все, пока деньги не окажутся в банке.
А потом она оборвет все нити и убежит...
Убежит далеко-далеко от демонов, жалящих и преследующих ее неотступно.
— Я и не собирался тащить тебя на дискотеку, — уверил ее Энрике. — Я понимаю, что такие места не в твоем вкусе. Мы пойдем в другое место. Тебе понравится, я уверен...