С чистого листа

Мать редко упоминала о нем. Это была женщина с плохо развитым материнским инстинктом. Она работала в баре и почти не занималась воспитанием сына. Когда, став подростком, он покинул дом, она едва заметила это.
Со временем он начал зарабатывать деньги. Поначалу с большими трудностями, но постепенно стал на ноги.
Энрике не удивляло, что мать принимала от него помощь без каких-либо вопросов и не интересовалась его жизнью. Десять лет назад она неожиданно заболела и скоропостижно скончалась в больнице. Сын устроил торжественные помпезные похороны.
Так в двадцать два года он остался совсем один.
Энрике отпил вино из бокала. Это было весьма редкое дорогое вино из отборного сорта винограда. Уж в чем-чем, а в винах и дорогом табаке он разбирается превосходно, как, впрочем, во многих других вещах, являющихся атрибутами красивой жизни. Да, он прошел длинный путь от подростка в рваных ботинках до преуспевающего бизнесмена.
А теперь империя Диего Авельяноса сама плывет к нему в руки. Он станет не просто богатым человеком, а одним из самых богатых.
Если Диего Авельянос собственными руками отдает ему свою внучку и хочет получить от него внука, пожалуйста, он готов. И не имеет значения, что думает по этому поводу сама девица.
Диего Авельянос пристально разглядывал своего компаньона проницательным, буравящим взглядом. Он легко читал в душе молодого человека. Старый лис хорошо знал цену всему, на что бы ни упал его взор. Особенно это касалось человеческих душ.
Он остро чувствовал, что его жизнь подходит к концу.
Кто знает, сколько ему осталось? Но он не может уйти из жизни побежденным, как старый волк, сбитый на обочину проезжающим автомобилем. Его дело должно быть продолжено. Лучшего наследника, чем Энрике Сантос, трудно пожелать. Осталось заставить его заплатить свою цену за сделку.
— Ну что, ты готов к свадьбе? — ровным невыразительным голосом спросил он.
— Да, но я не вполне доверяю тебе, — медленно, обдумывая слова, ответил Энрике.
Улыбка заиграла на губах Авельяноса.
— Тебе стоило бы изменить свою точку зрения. Мы с тобой играем в открытую. Надо будет подписать бумаги — и дело в шляпе. Разве моя империя не стоит такого пустяка, как женитьба?
Энрике не выдержал проницательного взгляда темных глаз и посмотрел в окно. Он прекрасно знал, что старик не блефует. Блеф не входит в его привычки. За время ведения совместного бизнеса молодой человек прекрасно их изучил.
— В день свадьбы ты получишь свою долю.
— Подпиши бумаги сейчас. Сейчас или никогда, — жестко отчеканил Сантос. — Взгляд серо-стальных глаз, доставшихся в наследство от неизвестного гуляки моряка, скрестился с почти непроницаемо черными глазами старого прожженного волка.
Не говоря ни слова, Диего Авельянос взял со стола ручку с золотым пером, подписал лежавшие перед ним бумаги и отшвырнул ручку в сторону.
— Не забудь, ужин в шесть, — коротко бросил старик и тяжелой шаркающей походкой вышел из комнаты.
Энрике включил зажигание, и его красный «феррари» рванул с места.
Настроение его резко упало.
Хорошенькая перспектива — провести вечер со стариком Авельяносом! Ему так хотелось сегодня побывать в объятиях очаровательной Кармен. Та всегда тонко чувствовала его настроение и понимала, что для него лучше в тот или иной момент.
Ладно, придется подождать. Этот чертов Авельянос, похоже, находит удовольствие, дергая людей за веревочки, как кукольник, заставляя их плясать под свою дудку.
Поводом к сегодняшнему ужину, наверное, будет обсуждение технических деталей слияния двух компаний. Конечно, это только предлог, потому что этим вопросом должны серьезно заняться финансовые директора. А на самом деле старому черту просто хочется заставить его лишний раз проделать путь от Валенсии до виллы, где он распоряжается легким щелканьем пальцев.
Размышляя о впечатлениях дня, Энрике живо вспомнил о пышноволосой любовнице старика и плотно сжал губы.
Такая девица должна быть совершенно бесстыдной, если она откровенно разгуливает среди бела дня по вилле Авельяноса.
Эта нахалка даже не посмотрела в его сторону и отвернулась от него!
Впрочем, если быть честным с самим собой, эта девушка необыкновенно привлекательна. Если бы не ее отвратительная связь со стариком... он, несомненно, ею бы заинтересовался.
Воображение легко воскресило в памяти ореол пылающих темной бронзой волос, обрамляющих прелестное лицо, тонкую фигуру с высокой грудью под облегающей кофточкой.
И такая красота принадлежит семидесятисемилетнему старику, подумать только!
Эта мысль обожгла Энрике, и он резко прервал поток своих мыслей. Сегодня за скучным нудным ужином придется держать себя под особенным контролем. Теперь не до секса.
Подумай о своей невесте, Энрике!
Он мгновенно протрезвел.
Наверное, старик уже поставил внучку в известность о своем решении. И где только он прятал ее столько времени?
Теперь, вероятно, она со своей мамашей строит далеко идущие планы о пышной свадьбе и предстоящей семейной жизни.
Скорее всего, девчонка захочет устроить богатое торжество с множеством приглашенных.
Впрочем, какая ему разница! Если цель свадьбы укрепление капитала и влияния в обществе, значит, чем помпезнее торжество — тем лучше. Пусть невеста делает так, как захочет, он не против. В конце концов, он не намерен быть плохим мужем, хотя и не собирается менять свои привычки даже ради наследницы самого Авельяноса.
Какая жалость, что она, судя по всему, уродина... Интересно, насколько она некрасива? Он так мечтал иметь привлекательную, желанную женщину в качестве спутницы жизни. Что ж, об этом придется пока забыть. Скорее, скорее бы закончился сегодняшний день.
 2 
  
Филиппе пришлось прождать почти два часа, пока ее, наконец, пригласили войти в мрачный прохладный кабинет, обставленный массивной мебелью красного дерева. Вдоль стен плотно стояли шкафы с книгами за стеклом. На первый взгляд комната показалась ей пустой.
Девушка выпрямила спину, вскинула голову, готовясь к настоящей битве.
Неожиданно откуда-то из-за спины она услышала голос, говорящий по-английски, но с заметным акцентом:
— Входи, не бойся.
Голос звучал хрипло и принадлежал человеку, привыкшему приказывать.
Она прошла вперед, и звук ее каблучков вызывающе звонко прозвучал в тишине. Теперь глаза привыкли к полумраку, и она разглядела старика, сидящего за письменным столом в дальнем углу комнаты.
Приближаясь к нему, она стала независимо, осматриваться по сторонам, словно, кроме нее, здесь никого нет. И только подойдя к столу, наконец, посмотрела на него, чувствуя каждой клеточкой тела, как внимательно он изучает ее прищуренными цепкими глазами.
Лицо старика было сморщенным и морщинистым, но темные, казавшимися черными в полумраке глаза, выдавали быстрый живой ум и откровенно буравили ее насквозь.
— Итак, — прохрипел Диего Авельянос, обращаясь к своей внучке, которую видел впервые в жизни, — ты и есть дочь той уличной девки. Ну что ж, теперь это не имеет значения.
Филиппа вспыхнула от возмущения. Последняя призрачная надежда, что дед примет ее по-человечески, растаяла без следа. Разве мог такой жестокий человек, как Диего Авельянос, измениться! Прошло столько лет, а он по-прежнему остался все таким же бессердечным, грубым и безжалостным, если позволяет себе так отзываться о ее матери.
Усилием воли она взяла себя в руки. Стоит проявить истинные чувства — и ей придется вернуться в Нью-Йорк с пустыми руками. Надо удержаться во что бы то ни стало!
— Повернись, — хрипло проговорил старик. Не говоря ни слова, она подчинилась.
— Ты выглядишь чудесно, — констатировал дед с такой интонацией, словно она в этом виновата.
Она промолчала.
— Ты что, язык проглотила? — раздраженно спросил Авельянос.
Филиппа продолжала смотреть на него. Если душа отражается в глазах человека, то у этого старика, буравящего ее немигающим взглядом, дела с душой явно очень плохи. Такого страшного взгляда ей никогда не доводилось видеть.