На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Иван. Играй да пляши, Пимен, со скоморохами! Дайте ему лютню! (Скоморохи дают лютню.) А ты, шут, дурацку булаву. (Шут дает дурацкую булаву.) Тебе, Пимен, пляшучи медведей водить, а не сидеть владыкою.
Скоморох (Пимену). Играй с нами, седой белоголовый! (Поет и пляшет.) Что во сахаре головушка лежала, против солнышка головушка сушилась. Как белый сыр на окошке, как крупичатый калач на теремке. (Шлепает Пимена по голове.)
Иван. Не пригодится тебе, Пимен, архиепископом быти, одно трубником и с куклами играти. Тебе там пригоже быти. И с медведями по танцам ходити. (Смеется. Опричники смеются.) А лучше тебе жену пояти, которую я тебе выбрал. Эй, жену архиепископу давайте. (Опричники вводят Анницу.) Вот новгородская гулящая женка тебе в жены. (Смеется. Тискает Анницу. Она пьяно визжит.) Пойдешь ли за Пимена в жены?
Анница. Как повелишь, государь.
Иван (смеется). Полюби его!
Анница. Повелишь то, полюблю. Да допущу в то самое место. (Хохочет.)
Иван. Вот тебе, Пимен, жена! Молода забава, дочь путятишна. (Хохочет.) Лебедь белая! Ради твоих любовных утех… Хороша ростом и тельна, не больна невеста и не суха. (Тискает Анницу.) У тебя изредка ее займу. Тебе, старику, одному не управиться. (Хохочет. Опричники смеются.) Анница, облапь его, жениха своего!
Анница (Пимену). Поди ко мне. Я тебе хотю, и ты меня хочешь. (Хохочет, хватает Пимена.)
Иван (скоморохам). Глумцы, органники, смехотворцы, гусельники, свадебную давай!
Скоморохи (танцуют и поют). Растворяйте ворота, растворяйте шире рты, вы еще того пошире, вы сойдитеся поближе, поцелуйтесь помилей, вы еще того милей.
Иван. А игумену и прочим, которые с ним, я говорю: вас всех на ту свадьбу вашего архиепископа хочу позвати. Тако на ту свадьбу соизволяется всем вместе. Что нам надобно, то нам надобно. Начать с духовенства правеж денег на свадьбу. (Опричники хватают духовных.) И страшными муками у них выпрашивать. (Кричит.) Страшными муками!
Пимен (которого Анница с хохотом теребит за бороду и за волосы). Предан я поруганию за грехи свои, особо же, что прислуживал и гнал вкупе с иными святителя Филиппа митрополита.
Шут. Государь, разрешение на брак, венечную память архиерей дает, а ему, архиерею, я, шут, архиереем буду. Не дам венечную память.
Иван. А чего не дашь, шут?
Шут. Обручив невесту, поимел другую, белу кобылу. (Общий хохот.) Венчать ли его, не венчать, понеже яко прелюбодей есть.
Иван. Анница, поди ко мне. (Анница подходит. Царь обнимает ее.) Эта тебе не по духу. Привести белу кобылу. Сядь же на нее и поедь к Москве. И там приехав, в трубники, в гусельники и в медведники, которые плясуны медведя водят ватагу, в той же список запишешься. Васютка Грязной, привести кобылу!
Грязной. Сделаем, государь! (Уходит.)
Иван. Как на коня сядет в худом платье, ноги ему под чрево подвязати, подать лиру, свирель, трубу, домру, что выберет. Я добрый. (Смеется.) Вот твоего ремесла приправы! Пригоже тебе в домру играти, нежели на месте архиепископа быти. И ты ныне на тех приправах играй, учи, и к товарищам своим домерникам в Москву поедь.
Шут (поет). На Новый год осиновый гроб, кол да могила, ободрана кобыла.
Иван (Пимену). Играй!
Пимен (плачет). Достоинства своего ограблен и несказанною срамотою обесчещен.
Малюта (хватает Пимена за бороду и трясет его). Играй, изменник, посколько царь велит!
Пимен. Хотя не умею играти, а чему я, бедный, отродясь не учивал, а велено, то сыграю. (Дудит в поданную ему скоморохом свирель. Иван и опричники смеются.)
Иван. То ты верно, на свирели не можешь.
Грязной (подходит). Кобыла приведена, государь.
Иван. Архиепископа после ареста посадить на белу кобылу, дать ему в одну руку русскую лютню, а в другую дурацкую булаву.
Грязной. Сделаем, государь!
Иван. И он через весь посад на кобыле сидя подвязанный пусть едет.
Грязной. Сделаем! (Пимена уводят.)
Иван (Аннице). Жених тебе неприязнь оказал, не принял, то ко мне приходи. (Тискает ее. Она визжит и хохочет.)
Анница. Не чиста я теперь, государь, регулы у меня, я и в церковь не хожу, и скоромного не ем, пока не очищусь. И на исповедь не хожу к духовнику.
Иван. На исповедь к духовнику ходить можно. Так ли, отец Евстафий?
Евстафий. Можно, государь. Только запрет греховной женской природе ходить в алтарь, чтоб не осквернять.
Иван. Пимена водить повсеместно, окруженного скоморохами, играющими на своих инструментах. После Москвы отправить в Венев монастырь в заточение. Пусть живет там под вечным страхом смерти. Так очистим Русскую землю от измены.
Царевич Иван. Батюшка, изменный народ надобно на копья сажать!
Иван. Правду говоришь, мальчик. Однако прежде прочего крепкою верою против измены стояти. Вон фряги какую крепость держат на своей вере. Сказывал мне цесарский посол испанского короля, как он свою землю очистил…
Скоморох (поет). Умная головушка Иван сударь Васильич. Он и раньше воевал городами, а сейчас он воюет головами.
Скоморох играет и поет
Иван. Истинно, отец мой духовный Евстафий… Головами, батюшка, играемся…
Малюта. Государь милостивый, где сыскное дело, сиречь правеж, продолжим?
Иван. Покончив с духовными, удалюсь в городище. Приказываю привести ко мне в городище тех новгородцев, которые до моего прибытия взяты под стражу. (Уходит.)
Занавес
Сцена 6
Городище. Пыточный двор. За столом царь Иван, царевич Иван Иванович. Горит костер. Слышны крики и стоны. Посадник Василий Дмитриевич Данилов и еще несколько человек висят на дыбе
Малюта. Государь великий, по твоему велению привлечены к дознанию на городище архиепископские бояре и многие из новгородских людей, служилые детей боярских. Все то владычные бояре новгородские, дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы.
Иван. Кто главные заговорщики новгородские, дознались ли?
Грязной. Главные заговорщики: посадник боярин Василий Дмитриевич Данилов, тысячник шелонской пятины Андрей Васильевич Тулубов с семьей, владычин дворецкий Неудача Цыпляев с другими родичами, торговые гости Федор и Алексей Дмитриевич Сырковы: хотели Великий Новгород передати иноплеменникам, королю польскому.
Малюта. Также в сыскном деле Василья Димитрова Данилова узнать тебе надобно, милостивый государь, о пушкарях о беглых, о Мишках. Два немчина литвина, те слуги Даниловы, бежали на родину, но были пойманы и под пытками сказали: «Бежали мы с ведома хозяина». Так ли? (Бьет висящих на дыбе пушкарей.)
Пушкарь (сквозь стоны). Так…
Второй пушкарь. С ведома…
Иван. Повинился ли Данилов в измене в пользу польского короля?
Малюта. Вздернутый на дыбу, повинился. Так ли, Данилов?
Данилов (со стоном). Винюсь: измена в пользу польского короля…
Иван. Змей! И перед лицем нелицемерного судьи Христа милость себе сотворишь ли?
Царевич Иван (злобно). Пытать его, чтоб издох! Батюшка, Божьей помощью убиен да будет лукавый сей змий да прочие известные люди.
Иван. Как против иных известных сыск ведется?
Грязной. У людей известных опечатаны дома и поставлены стрельцы.
Иван. Пытками выбивать, где спрятаны деньги и церковная казна. (Кричит.) Разрывать их и терзать муками неисповедимыми, аки в адских котлах, коих они достойны! А чего не жгете мукой огненной, именуемой пожар? Составленной мной самим мудростью огненной?