Дыхание бури
Бренна едва не заплакала в голос. Все вместе: безысходная тоска, воспоминания о горячо любимой сестре, крушение надежд, которые еще вчера ночью будоражили ее сон картинами невиданного успеха у публики, страх, что она действительно одна-одинешенька на всем белом свете, – отозвались в сердце какой-то отчаянной пустотой. «Пошел ты к черту, Донован», – хрипло прошептала она, и ее ладони сжались в кулаки. Обычно она не позволяла чувствам брать над собой верх и старалась не давать воли тяжелым воспоминаниям. Джанин была права – Бренна всегда отличалась большей жизненной силой и энергией, чем ее сестра. Хотя один Бог знает, какая часть этой черты характера была врожденной, а какая – дорого приобретенной в сиротском приюте, ставшем их домом с того времени, когда Бренне исполнилось четыре года, а Джанин – восемь. Их отец бросил семью вскоре после рождения Бренны. Матери приходилось очень много работать, чтобы сводить концы с концами, и она не находила времени, чтобы уделять своей младшей дочери столько же внимания и любви, сколько Джанин.
Бренне исполнилось всего четыре года, когда мать заболела тяжелой формой пневмонии и умерла. Но, несмотря на свой возраст, девочка была уже вполне самостоятельным ребенком и сумела стойко пережить самое тяжелое горе, которое только может выпасть на долю маленького человека. Джанин же, наоборот, смерть матери потрясла до глубины души, и она так больше никогда и не сумела до конца оправиться от пережитой утраты. У девочек не оказалось ни близких, ни дальних родственников, и комиссия из отдела социального обеспечения отправила Бренну и Джанин в сиротский приют «Джон Харрис Мемориал». Бренна быстро привыкла к новой обстановке, а Джанин замкнулась в хрупкой раковине своего "я", отказываясь воспринимать реальную жизнь. Она была одарена богатым воображением и поэтому нашла убежище в полном фантазий иллюзорном мире, который сама же и придумала. Лишь к Бренне она относилась с удивительной преданностью и безграничной любовью.
Когда Джанин исполнилось семнадцать, ей разрешили покинуть сиротский приют, и она устроилась секретарем в винодельческую компанию «Шадо Уайнериз» в Лос-Анджелесе. Джанин с головой окунулась в работу, находя в ней отдушину для своей измученной души; вскоре ее повысили в должности и увеличили оклад. Девушка сняла отдельную квартирку и убедила администрацию приюта отдать под ее опеку пятнадцатилетнюю Бренну. Сестры были невероятно счастливы снова оказаться вместе. Бренна не только любила более хрупкую и слабую, чем она сама, Джанин, но и всегда приходила на помощь, когда той приходилось нелегко. Это проявилось еще в многочисленных стычках в сиротском приюте, в которых ей пришлось защищать сестру.
Первый год их самостоятельной жизни был безоблачным. Бренна продолжала учебу в местной школе. Там она увлеклась игрой в драматическом кружке и стала принимать участие в школьных спектаклях. Сцена так захватила ее, что сначала она не обратила внимания на слепую влюбленность Джанин в Пола Шадо – сына владельца фирмы «Шадо Уайнериз», наследника огромного состояния. Бренна видела этого блондинистого прилизанного ухажера, когда тот заезжал за сестрой, но особо он ей не запомнился. Она была не в силах представить себе, что же интересного нашла в нем Джанин. Позже, приобретя некоторый жизненный опыт, Бренна поняла, что Шадо мог просто подавить своей невероятной самоуверенностью и самомнением такую слабую девушку, как сестра. Пол вырос в богатом семействе и был невероятно развращен деньгами, поэтому немудрено, что на Джанин он поглядывал свысока, ощущая свое превосходство.
В то время Джанин еще встречалась с Шадо-младшим. Однако и в самой сестре, и в ее отношениях с богатым ухажером Бренна стала замечать какие-то нехорошие перемены. Самое ужасное, что Джанин совсем потеряла голову из-за Пола. Когда Бренна поняла это, она начала более внимательно приглядываться к Шадо и не на шутку встревожилась. Пол охладел к ее сестре окончательно. Он часто не приходил на свидания и не считал нужным извиняться; не раз обращался к сестре с такой нетерпимой грубостью, что у Бренны возникало острое желание свернуть ему шею. Она пыталась поговорить об этом с сестрой, но в глазах той Шадо оставался просто идолом. Бренне оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как ее сестра продолжает слепо идти по скользкой тропинке, ведущей к неизбежному краху.
Джанин была уже на третьем месяце беременности, когда она призналась в этом Бренне. В тот вечер она радовалась, словно ребенок, готовясь к свиданию с Полом. Бренна побледнела, когда Джанин, как бы между прочим, смеясь, сообщила, что готовится стать матерью. Бренна в это время делала домашнее задание, иногда поглядывая, как Джанин приводит в порядок прическу.
– А он знает об этом? – поинтересовалась Бренна, когда до нее дошел смысл сказанного.
Джанин таинственно улыбнулась своему отражению, медленно провела гребнем по волосам и мечтательно прикрыла глаза. Через минуту она повернула к Бренне сияющее счастьем лицо.
– Пока нет, – простодушно призналась она. – Я сама только сегодня в этом точно убедилась. Уверена, он будет рад. Это всего лишь значит, что мы поженимся раньше, чем планировали.
– Он сделал тебе предложение? – с некоторым облегчением спросила Бренна. Возможно, Шадо не такой уж негодяй и после женитьбы его характер изменится к лучшему…
– Да, – ответила Джанин безмятежным тоном. – Осталось лишь поговорить с его родными. Пол просто ожидает удобного случая, чтобы сообщить им об этом.
– И давно вы обручены? – с тревогой спросила Бренна. А что, если Шадо сказал ее доверчивой сестре, что женится, только ради того, чтобы затащить ее в постель?
– Четыре месяца назад, – отозвалась Джанин с отсутствующим видом, и ее тонкие черты озарились внутренним светом. – Ребенок! – с дрожью в голосе произнесла она. – Я всегда хотела, чтобы мне кто-то принадлежал, а теперь у меня будет и муж, и ребенок. Не могу поверить в такое счастье.
Бренне тоже верилось в это с трудом, но ей не хотелось разрушать чудесный мир грез, в котором жила Джанин.
– Я рада за тебя, сестренка, – мягко произнесла она.
– Сегодня же расскажу Полу, что у нас совсем скоро будет ребенок, – с нетерпением прощебетала Джанин. – Не могу дождаться нашей встречи.
В тот вечер охватившее Бренну чувство беспомощности переросло в страх за сестру.
Джанин разбудила ее на рассвете. Плача навзрыд и с трудом сдерживаясь, чтобы не впасть в истерику, она вбежала в комнату и рухнула на колени у кровати Бренны.
– Боже, как я ошиблась, – плакала она, – ему на меня просто наплевать. Он хочет избавиться от моего ребенка… Сказал, чтобы я сделала аборт.
Бренна сочувственно обняла ослабевшую от рыданий Джанин и стала гладить ее волосы, пытаясь успокоить.
– Все будет хорошо, дорогая моя, – шептала она ей на ухо.
– Он больше не хочет меня видеть, – рыдала Джанин с обезумевшими от горя глазами. – Он сказал, что я – дура бестолковая, не смогла предохраниться. И что, если я попытаюсь причинить ему неприятности, он заявит, что ребенок не его… И что мне нужно избавиться… от «ублюдочного зародыша». Это он так его назвал… – Содрогаясь всем телом, она зашлась в плаче.
Бренну охватила такая ярость, что, если бы в комнате был Шадо, она убила бы его на месте.
– Забудь его, – отрезала она. – Он не стоит твоих слез.
– Он такой злой, – с непонятным детским удивлением вдруг произнесла Джанин сквозь слезы. – Я еще не встречала таких злых людей. Он хочет убить моего ребенка. Я не смогу этого сделать, Бренна.
– Конечно, конечно, – согласилась Бренна. От выражения лица Джанин по ее спине пробежал холодок. Неужели психика ее сестры, жившей на зыбкой грани между реальным миром и своим собственным, выдуманным, не перенесла этот удар? – Мы что-нибудь придумаем, обещаю тебе. А теперь иди ложись, поспи хоть немного.
Джанин послушно поднялась на ноги.
– Бренна, ты такая сильная. Помоги мне сохранить ребенка.
В течение последующих месяцев казалось, что только мысль о ребенке удерживала Джанин от депрессии. О том, чтобы продолжать работать в «Шадо Уайнериз», не могло быть и речи. Бренна сама настояла, чтобы Джанин ушла оттуда.