И расцветает любовь (СИ)

«Ничего не случится, если ты вдруг не придешь…», — эта фраза больно ударила ее. Ангелине казалось, что Герман не дорожит ее вниманием, что ему все равно, рядом она или нет. Такие мысли были для нее невыносимыми.
Она не подозревала о его частых нервных срывах, не догадывалась, как он, сидя у окна и глядя ей вслед, часто твердил: «Зачем она взвалила на себя эту ношу? Почему я настолько бессилен, настолько неполноценен? Она со мной из жалости!»
Много разных мыслей лезло в его голову в то время, причиняя страдания. Он понимал, что уже не сможет вести прежнюю жизнь, что нужно начинать все заново, с чистого листа, а это тяжело. Поэтому Герман дал себе слово, что приложит максимум усилий, чтобы как можно скорее восстановить здоровье.
Доброта и участливость Ангелины удивительно поддерживали его и скрашивали тяжелые дни реабилитации. Он называл ее «моя Авигея». За мудрость. За решение, которое изменило ее жизнь. Он надеялся, что к лучшему. Он надеялся, что она счастлива, посвятив себя заботе о нем. Он верил, что его Авигея никогда не пожалеет о принятом решении…
В памяти Германа навсегда запечатлелся момент первого настоящего выхода на улицу. На дворе стояли последние дни февраля. Снег лежал пушистым ковром, блестел и переливался в лучах зимнего солнца. Дети веселились на улице, лепили снеговиков и играли в снежки. Их смех доносился даже в комнату Германа, напоминая о том, что жизнь продолжается.
Несмотря на такое великолепие природы, он чувствовал себя неуютно на улице. Долгие месяцы Герман безвылазно находился в больницах, потом — дома, в четырех стенах. Он ощущал странное чувство незащищенности. Непривычно было находиться не в помещении, среди людей, машин. Нужно было заново познавать этот мир. Ему ужасно не хотелось садиться в инвалидное кресло, но желание сменить обстановку оказалось сильнее. Ангелина согласилась сопровождать его. Герману было очень неловко находиться в таком положении. Он чувствовал себя слабым, беспомощным, никчемным. Плохие мысли то и дело лезли ему в голову: «Она никогда не полюбит тебя», «Она с тобой из жалости», «Ты ни на что не годен».
Но ее теплая улыбка прогнала все сумбурные мысли, и он решился.
Герман остановился у большого сугроба, наклонился, взял в руки комок снега и сделал лепешку.
— Как удивительно блестит снег на солнце, ты видишь? — обратился он к Ангелине, которая стояла рядом с ним. — Как много красоты и гармонии вокруг, и почему мы этого не замечаем? Мы настолько зациклены на себе, на своих проблемах, что совсем забываем посмотреть по сторонам. А ведь счастье вокруг нас — надо только остановиться на минуту, увидеть, прикоснуться…
— А ты?.. Ты чувствуешь себя счастливым сейчас, в эту минуту?
Ангелина осторожно коснулась его руки. Это легкое, доверительное прикосновение вызвало в Германе теплое чувство. Ему было приятно, что она понимает его. Это такой тонкий момент — чувствовать любимого человека, и, оказывается, такой важный.
— Да. Я счастлив, потому что ты рядом со мной, — серьезно сказал он, залюбовавшись ее прядями, посеребренными снегом, которые выглядывали из-под изящной шапочки. Все это вместе с объемным шарфом, теплой шубой и забавными варежками делало ее образ милым и неповторимо прекрасным.
— Какой чудесный день! — только и сказала Ангелина. Она закружилась под снегопадом, широко раскинув руки, словно желая обнять этот мир, удержать зимнее волшебство в своих маленьких ладонях.
Герман рассказывал веселые истории, а она смеялась, слушая их. И ее смех колокольчиками звенел в искрящемся воздухе, словно пронизанном мерцающими пылинками. Герман тоже иногда смеялся, и, казалось, от их искреннего смеха даже движения снежинок стали веселее.
Чей-то оклик вернул их в реальность.
— Герман! Ты ли это?
Они оглянулись одновременно. Рядом с Германом остановился невысокий мужчина в темной куртке и в такой же темной шапке, надвинутой до самых бровей.
— Костя?
Это был старый друг Германа. Они ходили вместе в одну школу, а потом учились в одном университете. После трагедии Костя резко прервал общение. На сообщение о произошедшем с Германом несчастье он просто положил трубку. Впрочем, как сделали и другие друзья Германа. Стоило Вере Петровне наткнуться на него, как Костя сразу прятал глаза и пресекал любые попытки поговорить.
Сейчас же он смотрел на Германа во все глаза, точно видел привидение.
Больше книг на сайте -  Knigoed.net
— Ты жив? — воскликнул он.
— Как видишь, — буркнул Герман. По выражению его лица стало понятно, что он не хочет говорить с бывшим другом.
Костя не мог скрыть своего удивления.
— Надо же, и говоришь нормально, и не лежишь как овощ…
Он запнулся и покраснел, поняв, какую глупость сказал. Ангелина взглянула на Германа: выражение его лица не изменилось, только губы слегка дрогнули.
— А мы уже решили, что ты… То есть, я хотел сказать, что… — Костя совсем смутился и покраснел еще сильнее.
— Что ж, я рад, что ты жив-здоров. А теперь мне пора.
Герман с трудом развернулся и поехал к подъезду. Ангелина последовала за ним. У подъездной двери она оглянулась. Костя все еще стоял на прежнем месте и растерянно глядел им вслед.
Некоторое время спустя Герман был принят на курс нейрореабилитации, и начался новый период его восстановления — не менее тяжелый и напряженный. Это было место, где он не ощущал себя ненормальным, там все находились в тяжелом положении. Все надо было начинать сначала: учиться стоять, закрывать глаза и не падать, делать первые шаги… Он трудился над выздоровлением почти круглосуточно, стремился скорее встать на ноги. Для него была дорога каждая минута, поэтому он ограничил близких в посещении. А в одну из встреч так прямо и сказал:
— Извини, Лина, мне пора. У меня еще куча дел.
Видимо, она еще не до конца осознавала происходящее, не могла полностью понять чувства Германа, его стремление скорее вернуться в форму. Ей было обидно, что он больше не искал с ней общения и замкнулся в себе. Неужели он смог вот так просто отказаться от ее дружеского участия? Неужели не ценил его?
Он пытался объяснить, что старается ради нее, что она — его стимул, но Ангелина все равно чувствовала обиду и ничего не могла с собой поделать. Возможно, эмоции, которые она сдерживала внутри себя все это время, наконец, выплеснулись наружу.
Последней каплей стала неожиданная встреча с Машей — той самой женщиной, сына которой Герман спас от аварии. Они столкнулись у входа в реабилитационный центр. Ангелина как раз уходила, а Маша только собиралась входить.
— Это вы! Здравствуйте! — воскликнула женщина и улыбнулась.
Ангелина неохотно ответила на приветствие, успев отметить про себя, что Маша довольно-таки милая на вид женщина. Короткие, до плеч, темные волосы гармонировали с тонкими, изогнутыми бровями и угольно-черными глазами. У нее был прямой нос и красивая линия подбородка. Широкая улыбка озаряла ее лицо.
— Какими судьбами? — поинтересовалась Ангелина, хотя смутная догадка уже коснулась ее сердца.
— Я к Герману.
Глаза Ангелины недоуменно округлились:
— К Герману Орлову? — уточнила она.
— Да.
— Не знала, что вы поддерживаете общение…
Ангелине вдруг захотелось наговорить ей кучу колкостей, но она сдержалась.
— Вообще-то, не поддерживаем, — смутилась Маша. — Но мой сын очень хочет познакомиться с ним и поблагодарить. Я хотела спросить у него, уместно ли это… в его положении.
Ангелина окинула любопытным взглядом объемный пакет, который собеседница держала в руках. Затем подняла глаза и отметила про себя, что Маша сделала яркий макияж и хорошую укладку. В воздухе витал приятный аромат жасмина и карамели, исходивший от новой знакомой. Но самым неприятным было то, что Ангелина так и не увидела обручального кольца на ее пальце.
— Ну, я пойду, — заторопилась Маша, поправив упавшую на лоб прядь волос.