Воин

Шагал он неторопливо, пристально разглядывая стоявших вдоль дороги бессмертных, которых было много больше, чем обычно. Похоже, в этот день для охраны был привлечен не только весь первый полк, что само по себе было из ряда вон выходящим — обычно дежурили пять сотен, — но и дополнительные отряды. Въезжая на платформу, вельможа успел заметить у ее подножия кочевников-саков, чьи луки не уступали в меткости скифским. На городских улицах ему повстречались отряды мидян, вооруженных дротиками лидийцев, и даже черных, словно жирная грязь, эфиопов, облаченных в барсовые и львиные шкуры.
Все это воинство было введено в город ночью. Подобное обстоятельство не могло не тревожить Мардония, который, хотя и знал, что большая часть планов заговорщиков известна Артабану, но не думал, что тот предпримет столь решительные меры.
Накануне вечером он все же сумел встретиться с единомышленниками и обсудить, что им следует предпринять. Чары Таллии по каким-то причинам перестали действовать на царя. Мардоний подозревал, что здесь не обошлось без колдовских травок Артабана. В итоге хазарапат и царевичи убедили Ксеркса отменить свое решение о походе на Элладу. Мало того, шпионы донесли вельможе, что Артабан собирается представить царю заговор как попытку посадить на парсийский престол Мардония.
О том, чтобы пробиться к Ксерксу с объяснениями, не могло идти речи. Брат царя Гиперанф сообщил, что Артабан не допускает в покои царя никого, кроме самых верных своих сторонников, и что бессмертные получили приказ встретить стрелами любого, кто попытается проникнуть во дворец без ведома хазарапата. Гиперанф посоветовал Мардонию покаяться перед Артабаном и отказаться от своих планов.
Но Мардоний был не из тех, кто кается. Ругаясь из-за потерянного понапрасну времени, он уже в темноте вернулся в свой дворец. Гидарн, Мегабиз и Демарат ждали его. Гидарн привел с собой нескольких верных людей, которые дали согласие участвовать в нападении на Артабана. Не было лишь Артафрена, который, по мнению Мегабиза, струсил и решил отсидеться.
По городу уже шла ночная стража, когда внезапно появился маг Заратустра.
— Где же ты был днем! — упрекнул его Мардоний.
— У меня были дела в Ариане, — невозмутимо ответил маг.
Они расположились в глухой, без единого окна комнате. Таким образом Мардоний думал обезопаситься от возможных соглядатаев. Дождавшись, когда гости устроятся в мягких креслах, Мардоний начал было говорить. Внезапно поднялся невообразимый шум. Какие-то почти невидимые, чуть пульсирующие существа устроили под потолком комнаты потасовку. Их дикий визг и вопли привели собравшихся в сильное волнение, лишь Заратустра оставался спокоен. Глядя на него успокоились и другие. Какофония неестественных звуков закончилась также неожиданно, как и началась. Лишь теперь Заратустра счел нужным дать объяснение. Почесывая подозрительно красный нос, он сказал:
— В твой дом, Мардоний, проник враждебный нам демон, посланный, очевидно, Артабаном. Духи-язаты, служащие Ахурамазде, скрутили его. Теперь можно говорить спокойно. Нас никто не подслушает.
Мардоний благодарно кивнул головой.
— Артабан сумел переубедить царя Ксеркса и тот отменил свое повеление относительно похода на Элладу, — сказал Мардоний, адресуясь главным образом к Заратустре, так как другие были в курсе событий.
— Значит ионийка оказалась не столь уж сильным оружием, как полагал ты? — спросил маг.
— Проклятый хазарапат одурманил царя каким-то зельем. Я не знаю мужчины, который смог бы устоять перед ее красотой.
— Тем не менее, — заметил Заратустра.
— Кроме этого, — продолжал Мардоний, — он каким-то образом узнал о наших планах относительно его собственной персоны. Он убедил царя, что мы намереваемся осуществить дворцовый переворот и настаивает на нашем аресте.
— Да, кстати, дом окружен. По дороге сюда я несколько раз натыкался на вооруженных воинов. К счастью, они оказались слишком беспечны. Значит нам остается лишь один выход — расправиться с Артабаном. Люди готовы?
— Да. Трое из них находятся сейчас в моем доме. Их возглавит Демарат.
— Спартанцу я верю, — заметил Заратустра.
Демарат, чувствовавший некую неловкость из-за того, что не поприветствовал мага накануне во дворце, кивком головы поблагодарил его.
— Если эта попытка не удастся, — медленно промолвил маг, — у меня есть еще одна возможность убедить Артабана. Последняя возможность. В этом случае немедленно оставьте мысль убить его.
— А как мы узнаем, что он стал относиться к нам более благосклонно? — с иронией спросил Демарат.
— Он соберет вас и скажет: в этом году удивительно теплые ночи.
На этом заговорщики и расстались…
Мардоний продолжал неторопливо идти по розовой дорожке. Его обгоняли спешащие на бал вельможи. Кое-кто вежливо раскланивался с ним, другие, уже успевшие прослышать о грядущей опале военачальника, поспешно отворачивали голову.
Через поражающие своей грандиозностью Всемирные ворота Мардоний попал в тень ападаны. Огромная зала была уже заполнена гостями, которых собралось здесь не менее двух-трех тысяч. Наряду с приглашенными во дворец вельможами по зале сновало множество слуг, разносивших на подносах сладости и вино. Кое-где у колонн виднелись караулы бессмертных.
Грани гигантского усеченного куба, который представляла собой ападана, казалось источали роскошь. Пол залы был покрыт драгоценным салатовым мрамором, доставленным за четыреста парасангов с гор Арахозии, каменные стены обшиты деревом и окрашены растворенным серебром. Четыре двери ападаны, обращенные на стороны света, были обиты золотыми листами, на которых искусные мастера-индийцы вычеканили сцены охоты, войн и дворцовых развлечений. Семьдесят две беломраморные колонны поддерживали крышу, покрытую золоченой черепицей; на нее можно было попасть по восьми лестницам, выкрашенным красной, синей, золотистой и лазоревой краской.
Дворцовые балы в Парсе не имели ничего общего с подобными мероприятиями в Версале, Вене или Париже многие столетия спустя. То было другое время и другие нравы. Дворцовый бал в Парсе был своего рода политической конференцией, на которой вельможи выслушивали повеления своего царя, обменивались мнениями, завязывали полезные знакомства. Помимо этого были и развлечения. Гостей забавляли игрой на флейтах и трубах, ионийские танцовщицы исполняли перед ними воспаляющие страсть танцы. Они единственные из женщин имели право находиться в изысканном мужском обществе, поглощая сладости, наваленные на круглых столиках и ощущая на себе вожделенные взгляды мужчин. Женам и дочерям вельмож не было места на этом празднике. Для ария женщина — существо второго сорта, стоящее ниже благородной собаки. Как можно допустить, чтобы нечистая скудоумная тварь оскверняла своим присутствием место, где собрались достойные мужи.
Раскланиваясь с вельможами, Мардоний прошелся по зале. Перед ним почтительно расступались — большинство придворных сторонились его словно чумного. Но вот один из них двинулся прямо навстречу. То был Артабан.
Окружающие, затаив дыхание, смотрели, как произойдет встреча двух заклятых врагов, один из которых был близок к тому, чтобы повергнуть другого. Но вопреки их ожиданиям все вышло довольно мирно, можно сказать — пристойно.
Артабан первый поклонился Мардонию. Тот немедленно вернул хазарапату поклон. Сойдясь, они поцеловали друг друга в губы и пошли по зале, негромко переговариваясь. С их лиц не сходила вежливая улыбка. Глядя со стороны, можно было предположить, что встретились два хороших друга. А меж тем разговор был отнюдь не дружеский. Так говорит собака с загнанной в угол лисицей, не подозревая, что за ее спиной стоит разъяренный медведь, тень которого видит рыжая плутовка.
— Как поживает почтенный Мардоний? — приторно улыбаясь, спросил хазарапат.
— Благодарю. Хорошо. А как здоровье высокородного Артабана?
— Лучше чем когда-либо. Хорошо ли почтенный Мардоний провел ночь?
— Ужасно. Около полуночи в моей опочивальне стал выть какой-то демон. Лишь молитва сияющему Ахурамазде смогла избавить меня от его присутствия.