Император вынимает меч
Царевич посмотрел на гостя так, будто бы ожидая подтверждения или опровержения своих слов.
— Пожалуй, да.
— Ты — самый отважный и умелый из всех, что мне доводилось видеть. А, если верить словам тех, кто испытали твою силу в бою, ты — лучший из витязей, что когда-либо бывали в этих краях.
— Может быть, — более осторожно согласился Аландр.
— Судя по тому, как ты организовал своих товарищей там, в становище ди, тебе приходилось водить на бой полки.
Аландр не стал говорить, что попросту не помнит, что ему довелось, а что нет, делать в прошлом. Скорей всего, он и впрямь водил полки, а, может, и целые армии. Потому он кивнул. Царевич оскалил в довольной ухмылке белые, мелкие, словно у зверька зубы.
— Тогда мне есть, что тебе предложить.
— Я слушаю тебя.
Модэ смежил веки, давая понять, что он так и думал. Затем царевич поднялся и, крадучись подобравшись к пологу, выглянул наружу. Лишь после этого он, успокоенный, вернулся обратно, сел и плеснул в чашу вина. Залпом выпив, Модэ искоса посмотрел на Аландра.
— Только знай, все, о чем пойдет речь, не должно пойти дальше твоих и моих ушей.
— Я умею молчать.
— Тогда молчи. Молчи и слушай. — Модэ сделал паузу, словно сбираясь с духом. — Ты, может быть, слышал, что я не в ладах со своим отцом, величайшим Туманем. Я хочу сделать хуннов великим народом, величайший требует оставаться в пределах своих становищ. Отец даже попытался убить меня руками юэчжей, но мне удалось спастись. Когда я вернулся, отец подарил мне свою милость и даже дал под начало воинов, но…
Принц выразительно посмотрел на Аландра, тот понимающе усмехнулся.
— Ты хочешь вернуть долг!
— Ты очень верно оцениваешь ситуацию. Именно не отомстить или свершить злое дело, а вернуть долг! Что скажешь на это?
— Ты вправе сделать это, если…
— Что если? — осторожно спросил принц Модэ.
— Если твоя любовь к отцу меньше причиненной тебе обиды, если ты не можешь простить.
— Могу, — подумав, промолвил Модэ. — Но у меня есть все основания опасаться, что мой отец, величайший Тумань, может попытаться вновь избавиться от меня. И потому мне хотелось бы быть первым, с тем чтобы посмеяться последним. Ты понимаешь меня?
Хотя фраза, произнесенная принцем, была витиевата, Аландр понял.
— Да, вполне. Тебе нужна моя помощь?
— Ты все правильно понял. Я доверяю своим людям, но их мало, чтоб повести борьбу с чжуки, поддерживающими моего отца, величайшего Туманя. У меня есть отряд китайцев, перебежчиков, принятых мной на службу. Среди них есть умелые воины, но их также немного. Вот если бы мне удалось привлечь на свою сторону племена ди… Аландр усмехнулся.
— Полагаешь, после всего того, что натворили хунны, ди пойдут за тобой?
— А почему бы и нет? Ведь раздор принесли воины моего отца. Потому у ди, напротив, есть основание отомстить. А ты их возглавишь. А после победы, в которой я не сомневаюсь, ты получишь все, что захочешь? Власть, золото, самых прекрасных женщин.
— После победы? — Аландр задумался и с усмешкой спросил:
— А почему не сейчас?
Но вопрос не смутил царевича.
— Как я могу даровать тебе власть, имея лишь крохотную толику ее? — не по возрасту здраво ответил он. — У меня мало золота, ты можешь взять его. Также ты можешь выбрать любую из моих женщин. Тут, кстати, есть одна, чем-то похожая на тебя. Она светлоголовая, но не подобна ди. Она довольно красива, но красота ее необычна.
— Да? — без особого интереса пробормотал Аландр. — Ладно, посмотрим. — Он налил вина и выпил. — Как я понимаю, если не соглашусь, ты больше не будешь ко мне столь милостив?
— Да, ты правильно понимаешь. И не из мести за погубленных воинов моего племени. Просто ты слишком много знаешь.
Царевич умолк и исподлобья глянул на гостя. Тот подмигнул и неожиданно рассмеялся.
— Пожалуй, я приму твое предложение! И не потому, что боюсь смерти. Мне хочется поквитаться с парнями, что истребили народ, столь радушно принявший меня. Но я должен в точности знать, с кем мне придется бок о бок сражаться.
— Вождей племени ди ты знаешь лучше меня. Тебе самому предстоит их уговорить. Воинов-хунну поведу лично я. Китайцев возглавляет князь по имени Ли. Он из княжества Чжао и бежал к нам после гибели своего князя от руки властителя Цинь. Если верить его словам, он приходится сыном знаменитому Ли Му, что некогда успешно воевал против моего деда, а потом и отца. Он — опытный воин и владеет как мечом, так и луком. Он — уверенный в себе человеком, думаю, он придется тебе по сердцу.
— Это не столь важно, — сказал Аландр. — Главное, чтобы он был полезен для нашего дела. Ладно, об этом потом. Когда думаешь все это начать?
— Чем раньше, тем лучше. Сегодня от отца прибыл гонец. Шаньюй интересуется, по какому праву я забрал себе пленника, убившего стольких испытанных воинов. Отец требует выдать тебя, и потому ты завтра же должен отправиться к ди. Твои друзья останутся у меня в залоге.
— Хорошо, но смотри, обращайся с этим залогом достойно!
Модэ многозначительно улыбнулся гостю.
— Я никогда не делаю дурного тому, кто не сделал дурного мне! Запомни это! — Слова прозвучали угрозой.
— Запомню! — ответил Аландр, которого трудно было испугать. — А сейчас давай сюда эту свою девчонку! Я приму ее в дар, если она и впрямь так хороша!
— Ее приведут в твой шатер.
Царевич Модэ исполнил свое обещание. Он не мог сейчас дать своему союзнику ни власти, ни золота, но он дал ему такую женщину, о какой можно было только мечтать. Аландр буквально обомлел, увидев ее: прекрасную, юную и… смутно-знакомую. На вопрос, как ее зовут, красавица, ничуть не смущаясь жадных объятий воина, ответила:
— Талла!
— Странное имя! — пробормотал он, жадно вдыхая запах, напоенной ароматами степи и нежной кожи. — Странное, как будто я уже слышал его. Оно мне нравится. Отныне ты будешь со мной.
— А ты со мной! — тихонько шепнула незнакомка, куснув Аландра за мочку уха. — Навсегда со мной!
И ночь была длинна, а утром они оставили лагерь принца Модэ вдвоем и погнали коней на север…
Крылатый генерал
Жизнь и смерть Ли Гуана, победителя хуннов [9]
(Между Востоком и Западом)
Так уж случилось, что тот день был овеян дыханием дракона Чжулун, принесшим невыносимую духоту, испепеляющую тело и душу. Это дыхание угнетало Солнцеликого, придавая сознанию желчность, а речам — раздражение. Немудрено, что император выказал неудовольствие неудачей своих полководцев. Это право Солнцеликого — быть недовольным. А раз император был недоволен, нужно найти виноватых. Сиятельный Вэй Цин не хотел называть Ли Гуана и великодушно предложил тому списать вину за промах на подчиненных, но Крылатый генерал отказался. Он был настоящим солдатом и не имел привычки менять повинную голову на столь же невиноватые.
— Я сам сбился с пути! — твердо сказал Ли Гуан.
Вэй Цин пожал плечами. Сам — так сам. К чему спорить?
— Готовься предстать перед слугами Солнцеликого, — сказал Вэй Цин.
— Хорошо, — сказал Ли Гуан и вернулся к своим солдатам. Вернулся в последний раз, таков уж был день…
Ли Гуан родился в другой день, отделенный от первого мигом, именуемым — жизнь. Боги не даровали Ли Гуану ни красоты, ни богатств. От рождения он был неказист — долговяз, длиннорук, косноязычен. Он не имел ни десяти тысяч дворов, ни тысячи слитков желтого золота, ни табунов длинноногих коней. Он не мог похвалиться даже знатностью рода, хотя среди его предков был славный Л и Синь, один из тех, что подняли над Поднебесной знамя великого Цинь Ши-хуана. Он не мог похвалиться ничем, кроме умения владеть, что приобрел в раннем детстве. Длинные, словно у обезьяны, жилистые руки до предела оттягивали тетиву, а глаз точно ловил цель — и свистящая смерть лунным лучом прыгала вперед, поражая зрачок мишени. С таким даром немыслимо посвятить себя придворной или чиновничьей службе, и уж тем более стать шикэ — наглым говоруном и прихлебалой. Ли Гуан избрал путь, единственно видевшийся достойным — стал воином.