Листопад

- Никто. Что еще можно лизать? 
- Он мог курить самокрутки у красных... А может, это не от лизания производное? 
- А от чего? 
- Да понятия не имею. От имени Лиза, например. А может, это какое-то диалектное слово? 
- Кстати, это идея, - обрадовался поручик. - Надо будет сходить, в Даля глянуть, может там есть какая-нибудь расшифровка... А может, он алкоголик? Водку лижет? 
- У нас все в равной мере лижут. Может, красные такие абстиненты, что... да нет, ерунда все это. Слушай, это ведь бывшая гимназия. Ты не помнишь, когда мы в здание въезжали, куда свалили библиотеку? Там должен быть Даль. 
- А хрен ее знает, где она. 
- Найди, спроси у Горелова. Он бумажная крыса, должен знать... 
Когда поручик ушел, Ковалев достал из ящика лист с фамилиями, вынул из эбонитового стаканчика карандаш и занес жало над последней строчкой, намереваясь вычеркнуть фамилию Козлова. Но грифель застыл над буквой "К", так и не коснувшись бумаги. Штабс-капитан задумался. Думал он довольно долго, потом бросил карандаш обратно в стаканчик, ничего не зачеркнув. Сложил листок вчетверо и запер его в сейф. 
x x x 
"Вечером, захватив у Хмельницкого пару бутылок вина, мы втроем - я, поручик Козлов и подпоручик Резуха отправились к мадам Желябовой. Пошел с нами и капитан Шевчук, но по дороге закатился в ресторан Караваева, где и застрял. 
Я все время думал об идущем рядом Резухе. Анализировал, сопоставлял. Может, он Лизун?.. Все мои мысли были заняты этим, и я до последнего момента так и не вспомнил о маленькой радости - что у мадам Желябовой появились новые девочки. 
А когда увидел... Среди этих новеньких размалеванных, несчастных, в сущности, дурочек, сидящих рядком в ожидании ангажемента, была Катя-Катюша, сестра моя милосердная. 
Она меня тоже узнала, не сразу, правда, я изменился, усы появились, глаза устали. Но узнала, вспыхнула. 
Все мгновенно все поняли. Мадам Желябова и Козлов молча переводили глаза с нее на меня. Резуха только было двинулся к Кате-Катюше не замечая ничего, но Козлов резко положил ему руку на плечо, холодно улыбнулся: 
- Занято. Соблюдайте субординацию, подпоручик. 
И потом ко мне, но уже более тепло и как бы даже извиняясь за что-то за Армагеддон что ли? - обратился: 
- Ты, Николай Палыч, иди с барышней ... наверх, вам там удобнее будет. 
Он хотел сказать "в номера", но сказал более нейтральное "наверх". Спасибо, Олег. 
Я сунул не глядя Желябовой какие-то деньги, схватил Катю-Катюшу за локоть и спотыкаясь потащил наверх. Она шла отрешенно. 
...Мы говорили, говорили. Я узнал о ней то, что не знал даже тогда, в Галиции. Узнал, что было с ней за эти годы. Узнал, что большевики расстреляли ее родителей. Как она добиралась на Кубань. С кем спала за крышу над головой, за миску супа. 
- Знаешь, как я любила тебя тогда... 
Я вспоминал ее белое тело с голубыми прожилками-речками. Ее вздохи, полуоткрытые сухие губы. Боязливое желание отдаться, принадлежать целиком. Мне 
Мы пили вино и не хмелели. Почти не хмелели. 
Она дотронулась холодными пальцами до моей головы. 
- А у тебя на висках уже седина... 
- Мне хотелось плакать. 
Я ведь никогда не отвечал ей взаимностью. И сейчас лишь безумно жалел ее. Сердце ныло от беспросветной тоски и черной горечи. 
Если я и мог полюбить кого, так только Дашу. Но зачем судьба столкнула меня с Катей-Катюшей? Сейчас или тогда, в Галиции. Одна из этих встреч лишняя, лишняя. Горькая. 
... Уже под утро Катя-Катюша с сухими глазами, ни слезинки не проронившая, сказала вопросительно дрогнув бровями: 
- Ну давай что ли, Коленька, - и скривилась в улыбке. - Раз деньги плачены. 
Я не мог..." 
x x x 
Проходя утром по бывшему гимназическому коридору Ковалев толкнул дверь в комнату Козлова. Без стука. Просто так. 
Поручик оторвался от бумаг и удивленно уставился на штабс-капитана. 
- Привет, Николай Палыч. 
Козлов тактично ничего не спрашивал о вчерашней встрече своего непосредственного начальника. 
- Ну что, Олег? - Ковалев хотел казаться бодрым. - Чем живет контрразведка? 
- Сейчас буду допрашивать одного типчика. Вчера арестован по подозрению в сочувствии к большевикам. 
- Да у нас полгорода им сочувствует. 
- Этот дядька работает на сортировочной горке. По показаниям агентов один раз приносил на работу листовки. Ну а уж раз его наши орлы сегодня загребли, решил я с ним поговорить. Может, что и вытащу. 
- А потом? 
- А потом отпущу, скорее всего. Рабочих не хватает. Да и ситуацию напрягать не хочу, и так уж... Кстати, посмотрел я Даля, - поручик достал бумажку из кармана френча. Есть кое-что. "Лизун" или "лизень", "лизала", "лизатель" и так далее - тот, кто лижет. "Лизун - охотник лизать, лакомка" или "охотник лизаться, ласкаться, целоваться". Или "говяжий язык, бычий, коровий". Или "слизняк". "улитка". Или "удар рукой, хлыстом". Или "побег", "бегство". Или же растение, по латыни аллиум нутанс. 
- Что это за растение? - быстро спросил Ковалев. 
- Пока не выяснил... Есть еще "лизунок", "лизунчик", "лизень". Вот "лизунка" - тоже растение. 
- Ну, лизунка не по нашей части. У нас лизун... Значит, что там? Охотник целоваться, говяжий язык, улитка или слизняк, удар хлыстом или рукой. И что там еще? Я запишу. 
- Побег, бегство. Наверное, от "улизнуть". Еще лакомка и растение это. Аллиум нутанс. 
- Узнай, как оно по-русски называется. 
- Хорошо, Николай Палыч, узнаю. Хотя по-русски оно называется "лизун", если верить Далю. 
- Не знаю такого. Должно быть еще название, общепринятое. Алоэ столетник. Типа этого. Ищи. 
- Попробую...Кстати, Николай Палыч. Не хочешь Анциферова допросить? 
- Какого Анциферова? 
- Ну этого, сочувствующего. Его сейчас приведут. 
- А почему я? 
- Вы постарше, посолиднее выглядите. А я для него - пацан. Скорее он тебе что-нибудь скажет. Если вообще скажет. 
- Не так уж я тебя и старше. Лет на семь, кажется. Смотрел я тут на днях твое личное дело. Ты, по-моему, с девяносто восьмого? 
- Угу. Я тут об Анциферове посмотрел.... 
- Ему сколько? 
- За пятьдесят. Солидный дядя. Его можно попробовать поколоть. На семье, детях.