Листопад

На всякий случай, рассчитывая, что резидент еще не прибыл, не успел наладить связи и, следовательно, прояснить обстановку и масштабы провала, Ковалев, втайне от Ходько, на свой страх и риск поместил Горелова дома под присмотром Резухи. И резидент явился... 
К Ковалеву прибежал запыхавшийся Резуха. Штабс-капитан даже не успел его спросить, что случилось. 
- Есть! Пришел... Пришла... Когда позвонили во входной звонок, я даже не думал, надежду потерял. Но на всякий случай Горелову... наган достал.. говорю: буду в чулане через щель дверную смотреть, если что плохое замечу, обоих вас кончу, такой у меня приказ. И не трясись, говорю. А сам - в чулан. Думаю: не чихнуть бы, пыльно очень. А вдруг. Думаю, как дверь откроется, Горелов в не шасть!? И был таков. Волнуюсь. Сердце бьется. И еще видно плохо. 
Горелов дверь открыл и вошла баба. Ну я уж хотел выходить: не то, думаю. И Горелов тоже не понял сначала. Чего, говорит, вам? А она говорит: привет от Крестовской. И карточку ему протянула. Мне не видно было. Горелов побледнел, велел ей садится. Она села и говорит: пришла, мол, познакомиться с вами, Денис Иванович. Будем дальше вместе работать. Теперь-де, я для вас все равно, что она. И на карточку показывает. А потом убрала карточку в свою сумочку. Я, говорит, буду передавать вам, что надо делать, когда красные подойдут. А вы - делайте. Для нас, мол, очень важен этот узел дорог. Встречаться будем там-то и там-то... Кажется, на углу, где аллея... на углу С Александровской, у памятника. Вроде, она там гулять будет каждый день. 
- Ну а дальше? 
- А дальше все. Поговорили и ушла. 
- Ты ее раньше видел? 
- Нет. 
- И фото с собой унесла? 
- Да. 
- Значит, еще кому-то она его покажет. Приехала, голубица. Эх, жаль, что ты ее не задержал. 
- Так приказа же не было... А без приказа я... 
-Ладно, ладно. Я, честно говоря, и не рассчитывал, что кто-то явится... Ну надо же - баба! Придется ждать встречи на углу Александровской. А узнав в другом месте о провале Лизуна, она может на встречу и не прийти. Жаль, что мы не знаем, где она живет. 
- Почему не знаем? Знаем. Я проследил. 
- Проследил? А Горелов? 
- А я ему ремнем руки связал за спиной, а сам на бабой. До самого дома довел . 
- И она не засекла? 
- Ни разу не обернулась! 
- Нет опыта. Дилетанты. Разведку только ставят... Ладно... Ты вот что, бери наряд, найди Чкалова и дуйте туда. Все по программе - арест, обыск. Это теперь уже его заботы. Мы свое дело сделали. Наше дело - станция. Кстати, завтра утром жду тебя в депо. Я сегодня вычитаю все протоколы допросов чкаловских арестованных. Наверняка это прояснит нам обстановку на станции и в депо. Мы тут с Козловым планчик один накидали, завтра проверим. Чувствую, дело идет к эвакуации. Если так, на железнодорожном узле будет страшная запарка. За малейший сбой можно под трибунал пойти, потому что это создаст в движении такой затор.. Не расхлебаешь. 
Через три часа в дверь постучал вестовой. 
- Ваше благородие, вас просил срочно зайти капитан Чкалов. 
Ковалев отложил очередной протокол, встал, машинально одернул френч и пошел вслед за вестовым на третий этаж, к кабинету Чкалова. 
- Привет, капитан. Звал? 
- Угу. Я, Коля, счел необходимым предупредить тебя. Точнее, поставить в известность. 
- Что такое? 
- Я знаю, подполковник Алейников - твой друг. - Капитан потянулся к стоящей на столе сумке. - Только что мы с Резухой арестовали его жену. 
- Что ты сказал?.. 
- Твой поручик привел нас к квартире той женщины, которая приходила к Горелову. И Резуха, и Горелов опознали ее. При обыске мы нашли у нее в сумочке вот этот фотопортрет. Горелов сказал, что это пароль. - Капитан протянул Ковалеву картонный прямоугольник. 
Оглушенный известием штабс-капитан машинально взял его. Крестовская... Дьяволица. 
Все его существо противилось происходящему, но разум контрразведчика говорил: это не ошибка. 
Он мог поручиться за себя. Он мог поручиться за Алейникова, которого знал с детства. Но что он знал о Даше? У них была только одна неделя последней осени. Где и как она прожила шесть лет после той осени? Чем она жила до нее? Ошибки нет. 
Но язык против воли запротестовал: 
- Не может быть... Не может быть... Дима уже знает? 
- Нет, его не было дома, я отправил к нему подпоручика. Он скажет. Боже мой. Как же это? Нам нужно с ней поговорить! 
- Я уже допрашивал ее. 
Допрашивал! 
- Нам нужно с ней поговорить! 
- Кому "нам"? 
- Мне и Алейникову. 
- Нет! - твердо сказал Чкалов. - Алейников не имеет права участвовать в допросах. 
- Да к хренам эти... Нам надо поговорить!!! 
- Возьмите себя в руки, штабс-капитан! - голос Чкалова сделался ледяным. 
- Да. Конечно, конечно. Но я-то имею право... допросить. В конце концов... 
- Разумеется. 
- Сейчас! 
Чкалов несколько секунд поколебался: 
- Хорошо, но в моем присутствии. 
- Какого черта! 
- Вы же прекрасно понимаете... Не горячись, Коля. На моем месте ты поступил бы также. 
- Да пойми ты! Не стану же я передавать ей напильник для побега, это же несерьезно. Неужели ты не в состоянии понять. Я хочу поговорить о личном. О том, почему все так у нас... Я люблю ее! 
Капитан махнул рукой: 
- Ладно. Я, конечно. нарушаю свой долг... Сейчас ее приведут. 
x x x 
"Я сидел в кабинете капитана и ждал, когда ее приведут. И вдруг понял, что не знаю, о чем ее спрашивать. О чем мне говорить с женщиной, которую я люблю? Я буду допрашивать ее? Или спорить о мировой справедливости и эксплуатации человека человеком? Господи...Сумашествие. 
Она вошла. 
Мы встретились глазами. 
Я не знал, каков мир, который она видит вокруг себя. Я не знал, почему она вышла замуж за Алейникова. Не знал, верил ли она в Бога. Я не знал, что для нее добро и зло, что правда, а что ложь, что справедливость и что ценность. Я только помнил осеннюю звездную ночь, в которой мы стояли рядом, и обрывки наших разговоров. И ее последнее "жаль". 
Я не стал ни о чем спрашивать. Я рассказал ей про Харьков и про Крестовскую без утайки. Я подписывал харьковские протоколы. Я все помнил, поэтому говорил долго, очень долго, попротокольно, постранично. Я вспомнил все этажи и казематы харьковской губчека, все закоулки, капли крови и крючья в стенах.