Наполеон. Попытка № 2

На острове Святой Елены Наполеон вспоминал об этой первой своей настоящей армии: «Клеветники говорят, что я покорил Италию, имея в своем распоряжении несколько тысяч каторжников, отбывавших наказание на галерах. На самом деле более прекрасной армии, чем та, никогда не существовало. Более половины ее составляли образованные люди, сыновья купцов, юристов, врачей и лучшие представители фермерства и буржуазии. Две трети из них были грамотными, умеющими писать и способными стать офицерами. Рассматривая список полка, я ломал голову над решением вопроса, кто из солдат более всего достоин поощрения или заслуживает повышения в звании, ибо все они были слишком хороши. Да все мои армии были такими! В походе я часто обращался к солдатам, чтобы кто-нибудь из них вышел из рядов и стал писать под мою диктовку. Меня тотчас окружала дюжина солдат, полных желания стать моими писарями, так как мало было тех, кто не умел писать».
А как относились солдаты к своему генералу? Поначалу не доверяя парижскому выскочке, они сами решили присваивать ему неофициальные звания. И после каждой битвы солдаты, посовещавшись, повышали своего полководца. После битвы при Лоди, когда Наполеон бросился под пули, увлекая за собой солдат в атаку, ему присвоили очередное звание, которое отчего-то зацепилось за историю, да так осталось в ней – «маленький капрал»…
Похожий случай произошел и при Арколе, где у Бонапарта оставалось всего 20 тысяч человек, а у австрийцев – 60 тысяч. У французов было не только людей втрое меньше, но и позиция хуже. Австрийцы успели занять позиции на высотах, и атака французов захлебнулась. Тогда Наполеон совершил один из тех дерзких маневров, что часто приносили ему победу. Он решил обойти противника с тыла, через болота и навязать австрийцам бой в узком месте, где их численное преимущество не играло роли. Так когда-то царь Леонид со своим небольшим отрядом спартанцев навязал огромному персидскому войску царя Ксеркса бой в Фермопилах – узком месте, где численное преимущество персов переставало играть роль. Но для того, чтобы осуществить наполеоновский замысел и выйти к нужному месту, надо было захватить Аркольский мост, который прошивался ружейным и пушечным огнем австрийцев…
Впоследствии момент штурма моста был запечатлен разными художниками. На картинах изображен Наполеон со знаменем в руке, который возглавляет атаку. Некоторые, весьма немногочисленные критики, полагают, что этот эпизод – всего лишь легенда, придуманная Наполеоном для возвеличивания собственного имени. И что вовсе он не бежал под пули со знаменем…
Подобная точка зрения выглядит странно. Наполеон в своей жизни сделал очень много. И сундуки истории, набитые им разными удивительными событиями, вряд ли стали бы тяжелее из-за одного поддельного жемчужного зерна. Наполеон рисковал жизнью столько раз, что вообще удивительно, как ему удалось умереть своей смертью. За его долгую боевую биографию под ним убило 18 лошадей (первую как раз под Арколе). А когда после смерти Наполеона обмывали, на его теле были обнаружены старые шрамы, о существовании которых никто ничего не знал. Во время ранений ближайшее окружение просто заматывало его рану тряпкой, вымоченной в соленой воде. Часто Наполеон даже не звал врача… Позже мы увидим, как в Яффе он без тени сомнения зайдет в чумной барак, чтобы пожать руки французским солдатам. Наконец, всего за полгода до Арколе Наполеон точно также возглавил атаку через простреливаемый австрийскими пушками мост в Лоди… И вдруг нам говорят, что эпизод со штурмом Аркольского моста – выдумка и «часть наполеоновской легенды»!..
Видимо, эти странные попытки опровержения исторической реальности берут свое начало от того факта, что атака, возглавляемая Наполеоном, не была окончательной – французов после нее выбили с моста. Вообще, Аркольский мост несколько раз переходил из рук в руки. Несколько первых безуспешных попыток взять его провалились – картечь просто сметала атакующих с моста. К тому времени, когда к мосту подскакал Наполеон, большинство французских офицеров было уже убито, боевой дух солдат упал. Наполеон мгновенно оценил ситуацию, понял, что дело – дрянь, спешился, схватил дырявое от пуль и картечи знамя и увлек за собой солдат. Оставшиеся офицеры быстро окружили Бонапарта своими телами. Даже дважды раненный Ланн бежал рядом, стараясь защитить своим телом Наполеона. Картечь и пули косили бегущих. Рядом с Наполеоном был убит полковник Мюрон, и его кровь брызнула Наполеону в лицо…
В конечном итоге французы мост взяли и австрийцев разбили. Но тем показалось мало. Австрийцы мечтали о реванше, и потому в следующем году еще два раза огребли по полной программе. Только тогда австрийский двор запросил мира… А по газетам и салонам Европы полетело, чтобы уже никогда более не утихать, прежде никому не известное имя – Наполеон Бонапарт.
Через десять с лишним лет генерал Лассаль вспоминал тот первый итальянский поход и молодого республиканского генерала Бонапарта: «В Италии у него было мало людей, да и те без оружия, без хлеба, без сапог, без денег, без администрации. Наружность его была незначительна, он имел репутацию математика и мечтателя. Никакого еще дела не было за ним, и ни одного друга; он слыл медведем, потому что был всегда один и погружен в свои мысли. Он должен был создать все, и создал. Вот где он был всего изумительнее».
Здесь я бы хотел обратить внимание на странные слова Лассаля: «Он имел репутацию математика». Увлечение Наполеона наукой вообще и математикой в частности, известно. Менее известны его математические успехи. Занимаясь математикой для собственного удовольствия, Наполеон, например, доказал теорему, которая теперь так и называется – теорема Наполеона. Звучит она так: «На сторонах произвольного треугольника построены внешние равносторонние треугольники. Докажите, что центры этих внешних треугольников образуют равносторонний треугольник». Попробуйте ее доказать на досуге…
Неудивительно, что при Наполеоне науки во Франции переживали необыкновенный расцвет. Именно при Наполеоне в стране возникли профессиональные ученые, то есть люди, которые занимались только наукой и не должны были думать о хлебе насущном, поскольку император ввел финансовую поддержку ученых со стороны государства.
В наполеоновскую эпоху блистали и всходили такие звезды, как Гумбольдт, Гей-Люссак, Лаплас, Кулон, Араго, Ампер, Фурье, Френель, Коши, Пуассон. Более привычно звучат для нашего слуха эти фамилии не в сочетаниях со своими именами, коих порой и специалисты не могут вспомнить, а в следующих формах: «теорема Коши», «ряды Фурье», «зоны Френеля», «закон Гей-Люссака», «распределение Пуассона»…
Я уже упоминал, что Лаплас согласился стать министром внутренних дел в правительстве Наполеона. Но продержался он в этом кресле недолго, всего полтора месяца. Должность оказалась не по нему. Как потом пошутил Наполеон: «Великий математик не потратил много времени на то, чтобы показать себя никудышным администратором. Он везде умудрялся находить мелочи, а не проблемы, и вносил в администрирование дух бесконечно малых». (Люди с образованием поймут этот тонкий юмор. И заодно оценят наполеоновские знания математики.)
Когда в 1801 году из Италии в Париж собрался приехать Алессандро Вольт, Наполеон лично пообещал обеспечить безопасность его путешествию и даже отдал главнокомандующему французскими войсками в Италии соответствующее распоряжение. Несколько раз Наполеон приходил на лекции Вольта, наградил ученого золотой медалью и, видимо, почувствовав, что за электричеством большое будущее, учредил крупные государственные премии за исследования в области электричества.
«Я желаю, – писал Наполеон, – для ободрения исследователей учредить премию в 60 тысяч франков тому, кто своими экспериментами и открытиями продвинет электричество и гальванизм до уровня, сравнимого с уровнем исследований Вольта и Франклина. Иностранцы также должны допускаться к конкурсу на равных основаниях».
Деньги это были по тем временам огромные, а помпа, с которой газеты раструбили о назначении премии, была столь велика, что многие ученые, которые ранее и не думали заниматься исследованиями электричества, ринулись в эту степь. Заинтересованность Наполеона в электричестве была столь велика, что по его распоряжению в Политехническом институте была сооружена целая батарея вольтовых столбов из нескольких сотен пар медно-цинковых пластин. (Любопытный момент. Даже в горящей Москве Наполеон не забывает о Вольте и подписывает бумагу о назначении его президентом коллегии выборщиков.)