Подкравшийся незаметно

- Этот, говорит, мудрец... Ха-ха... А того - к свиньям... Ха-ха-ха... Еще давай, гений! 
Быков крякнул, прокашлялся и уже более уверенно зачитал: 
У Абульфаза Эльчибея 
Мозгов не больше, 
чем у курицы в жопе! 
Новый взрыв хохота сотряс престарелое тело диктатора. 
- А-а-а... о-о-о... Чем, говорит, у курицы... Уморил, подлец. 
Внезапно Алиев оборвал смех, спросил подозрительно: 
- А почему не складно? 
- Белые стихи. Верлибр, по-научному, - не растерялся поэт Быков. 
- Да? А петь их можно? 
- Ну разумеется! - горячо воскликнул поэт Быков. 
- Тогда ладно, - Алиев хлопнул в ладоши. Вбежала челядь. - Так, гения накормить, наградить шубой с моего плеча. 
Быков обратил внимание, что челядь на мгновение замялась. Это не укрылось и от острого глаза диктатора. 
- Ну что еще? В чем заминка? 
Челядь переглянулась. Наконец помощник решился: 
- У вас нет шубы. Осмелюсь напомнить: Азербайджан достаточно теплая страна. В холодное время вы носите турецкую кожаную куртку с меховой подстежкой на молнии. Но ее мы отдать не можем: она единственная. 
Алиев пожевал губами. 
- А трусов у меня сколько? 
- О, трусов у вас немеряно! 
- Хорошо, подарите ему трусы с моего... э-э, с моего э-э... Как это по-русски?... 
- Плеча, - подсказал помощник. 
Диктатор поморщился. 
- Может, ты и носишь трусы на плечах, а я их ниже надеваю. 
- Это просто идиоматическое выражение. Главное, что со своего тела. 
- Ну ладно, как знаешь. Пускай с тела. Трусы с тела. Главное, чтоб телом пахли. Кстати, давно хотел спросить - а кто мне стирает трусы, носки и майки, достаточно ли проверенный человек? 
- Докладываю: трусы и другое нижнее белье вам стирает Алла Борисовна Пугачева. 
- Как так? Сама? - не скрыл удивления Алиев. 
- Ну не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с хозяйскими шмотками - и ваши трусы. 
Алиев на некоторое время задумался. 
- Н-да, хорошо это мы русских умыли... Но зачем так далеко отсылать? Ждать же долго. 
Помощник в волнении почесал кончик носа. 
- Ну не так уж и долго. Самолетом "Азербайджанских авиалиний" отправляем. День туда, день там, день обратно. Не очень удобно, конечно, но зато какова операция! Маленький не зависимый ни от кого Азербайджан так унизил и подставил великую сверхдержаву! 
- Да, здорово. А Москва знает? 
- Нет, конечно, это же секретная операция, разработанная нашей разведкой. Если Кремль узнает, они это дело немедленно прекратят, приставят к Пугачевой свою прачку из ФСБ или из службы военной контрразведки. Но это крупнейшая и самая удачная наша операцияза последнее время. Все остальные операции нашей разведки пока провалились. Мы ведь, в принципе, молодая нация, разведку только ставим еще, учимся. И уже такой успех! Задействовали наше землячество в Москве. 
- Всех участников операции втайне наградить "Орденом солнечного Азербайджана", но сами ордена не выдавать. Пусть хранятся у меня в сейфе. Нечего золотые вещи всяким оборванцам раздавать. Все равно пропьют или продадут за гнилой лаваш... Ладно, значит, этого, - Алиев указал на молча слушающего поэта Быкова, - накормить, все частушки переписать, выдать трусы, - я сейчас схожу сниму, - наградить тоже орденом, но орден не выдавать. Все свободны... 
...Над независимым Азербайджаном свободно вставало вольное солнце... 
 
Глава 10
Почерневший от переживаний банан хлюпко врезался в лицо Анпилова и бессильно опал, оставив на лице непримиримого вождя нечто жидко-осклизлое. 
Анпилов хотел выругаться по-трудовому, по рабоче-крестьянски, но сдержался, потому что вокруг были дети. Собственно, один из этих детей и бросил банан к нему в клетку. Утирая натруженное за день лицо от остатков заморской дряни, Анпилов посмотрел на мальчонку. Так и есть - типичный представитель московско-лужковского зажравшегося буржуазного класса толстый мальчик с наглой улыбкой боя, хозяина жизни. 
После компрадорских гонений и оппортунистических разоблачений в продажной прессе Анпилова нигде не брали на работу, предполагая, что на рабочем месте он может что-нибудь спиздить и унести к себе домой. Поэтому Анпилову пришлось устроиться в зоопарк обезьяной. 
Анпилов теперь называл себя пролетарием шоу-бизнеса. Платили, конечно, не много, а рабочий день - ненормированный. Зато кормежка бесплатная и есть можно без ограничений. Наоборот, питание на глазах у посетителей сугубо поощрялось, поскольку зажравшимся московским детишкам очень нравилось, когда животные едят. 
- А если я ужру больше пайки? - спросил Анпилов при устройстве на работу. 
- Ничего страшного, - успокоила его пресс-секретарь зоопарка Наталья Истратова. - Еще дадим. Кормежка животных выделена в московском бюджете отдельной строкой. Жрите хоть до усеру. Кстати, туалет для работников зоопарка и зверей - бесплатный. Можете ходить в уголок клетки, там есть специальный сток. И по-маленькому, и по-большому, и покакать. В другом углу развлечения - старая автомобильная покрышка на канате. 
...Так началась работа маленького Виктора в большом зоопарке. Хотя клетка Анпилова была не на самом виду, он пользовался определенным успехом. Мамы без конца подводили лопоухих и конопатых противных детишек к его клетке. И дети, шлепая омерзительными губами, читали по складам надпись на табличке: "Грязный московский коммунист (anpilus debilus skotina), ареал обитания - трущобы. Питается отбросами буржуазии. Верхи не могут, низы не хотят." 
Анпилов, раскачиваясь от пролетарского гнева к эксплуататорам, ходил из угла в угол клетки, на виду у публики опорожнял кишечник в цементный водосток и, бия себя в грудь, периодически требовал самку. Он остро ненавидел этих сытых детишек, которые по-хозяйски свесив ножки сидели на папиных шеях, а сами ни гроша не заработали. И даже в красных девчачьих бантах Анпилову чудилась великая издевка над красным знаменем борющегося пролетариата. "Малолетние бляди! - думал Анпилов глядя на первоклассниц с огромными бантами. - Вырастут и уже через пару лет пойдут ублажать компрадоров, продающих трудовые сбережения акулам капитала." Совсем по-другому он относился к честным давалкам с рабочих окраин, которые бесплатно обслуживали физиологические потребности членов партии. Этих пожилых и не всегда трезвых женщин в синих халатах, со спущенными хлопчатобумажными чулками он называл работницами тела и искренне уважал за то, что они не продавали его (тело) предателям, прихвостням и двурушникам. 
Но более всего Анпилова распирало от ярости благородной, вскипавшей как волна, когда в очередной раз перед клеткой возникала хрестоматийная кепка столичного мэра. Лужков всегда приходил в сопровождении каких-то продажных чиновников, наживших миллиарды на народном горе. Они неслышно переговаривались и смеялись, показывая пальцами на Анпилова. Анпилову было горько, потому что за спинами этих преступников он видел миллионы и миллионы обездоленных пролетариев, у которых отняли последнюю надежду на самое лучшее. И он ничего не мог с ними сделать, сидя в клетке, впрочем, как и будучи на воле. Правда, вскоре он нашел способ выказать им свое презрение и превосходство. И как ни странно, помогла ему в этом лужковская прихлебательница, принимавшая его на работу, - Истратова. Она, чтобы Анпилов не скучал и лучше вживался в образ, подарила ему книгу про обезьян. Там Анпилов и вычитал, что в обезьяньих стадах главный самец, показывая подчиненным самцам свое превосходство и одновременно угрожая, демонстрирует им эрегированный половой орган. То есть член. "Так вот почему при советской власти каждый первый секретарь обкома вербально демонстрировал всем подчиненным свои первичные половые признаки! Ведь мы же тоже приматы!" догадался Анпилов. С тех пор он так и делал.