Сердце дьявола
– Значит, так, – сказал серьезно на услужливо-опасливое «здрась» продавца. – Водочки, бутылочки три. Тока «туфту» не суй, да? Давай хорошее че-нибудь. «Кристалл»? Знаю я этот «Кристалл». Сам небось гонишь дома? Нет? Ну смори. Теперь, че это у тебя там? Че за пиво? Ну, давай банок шесть, так? И вот это, «джин с тоником», тоже шесть. Теперь, это че, ветчина? Свежая хоть? Ну пару банок кинь. Теперь… А Волин продолжал смотреть на верзилу. Точнее, на его руку. В руке у того покоился сотовый телефон. Закурлыкал уютно зуммер. Верзила потыкал в клавиши.
– Да. – Между делом он продолжал показывать продавцу на бутылки, банки, коробки. – Скока? В пакеты мне положи. Тыща – не тыща, ты ложи, раз тебе говорят. Одной рукой полез в карман, выгреб горсть купюр. Продавец отсчитал причитающееся, остальное верзила снова засунул в карман, сграбастал пакеты и пошел к машине, не прерывая телефонного разговора. Вот оно, думал Волин. Вот оно и есть, точно. Что же это за делец, который стоит в очередь к телефону-автомату? А если у него контракт на пять миллионов долларов горит, он будет носиться по улицам, разыскивая работающий таксофон? Конечно, нет. Что за чушь? У него должен быть сотовый телефон. Но, если у него есть телефон, тогда зачем он стоял в очереди? Ребята сказали, что Настя Пашина, пэтэушница, познакомилась с убийцей у таксофона. Волин едва не хлопнул себя по лбу. Убийца заранее подбирал жертв, а потом просто инсценировал случайное знакомство! И Аллу Ладожскую он «купил» точно так же. Этот человек, убийца, какое-то время наблюдал за девушками, выяснял, чем они живут, привычки, пристрастия, пытался вникнуть в каждую мелочь. Наблюдал и делал выводы. Потом он пошел в банк и вроде случайно сделал так, что Ладожская заглянула в его счет. С Пашиной ему было гораздо проще. Семнадцатилетняя девчонка просто «поплыла» при виде «крутого» мужика. Ему ведь ничего не стоило сводить ее в дорогой кабак, купить хорошую шмотку. Волин понимал, что версия эта вполне может оказаться и ошибочной. Слишком уж в ней было много натяжек. И аккумулятор мог сесть в телефоне, и в банк убийца мог зайти просто так, по делу, но… Волину очень не хотелось отбрасывать такую ладную, гладкую, логичную историю, потому что история эта собирала известные уже факты в некое подобие системы. Психопатическую систему отбора жертв. По ней выходило, что убийца видел своих жертв раньше. Возможно, даже всех сразу. И бывших, и будущих.
– Алло, – позвал продавец и побарабанил ладонями по прилавку. – Покупать что-нибудь будем? Или можно закрывать? Дует ведь.
– Да, конечно, – Волин никак не мог собраться с мыслями. Мозг усиленно работал в ином направлении. И домой идти не хотелось. Хотелось поехать на работу и начать терроризировать экспертов телефонными звонками, выписывать повестки и постановления, – словом, работать. – Пожалуйста, бутылку шампанского и коробку конфет. Продавец лениво кивнул, вытащил из недр своей коммерческой сокровищницы темно-зеленый «огнетушитель» и большую яркую коробку. Волин расплатился, не особенно вникая в запредельно высокую цену. Зашагал к дому. Еще издали он услышал рикошетящие между домами звуки музыки. Ну да, подумалось ему. Завтра ведь суббота. Выходной. Гуляем. У подъезда Волин остановился, закурил и поглядел на окна. За тонкими занавесками мелькали тени. Конечно, пришли подруги с работы, друзья, многочисленная компания, в которой Волин никого не знает и в которой никто не знает его. Они неинтересны ему, он – им. Кто-нибудь начнет приставать с дурацкими пьяными вопросами, Волин не захочет отвечать, поскольку с пьяными вообще разговаривать не любит, Люська распсихуется, и хлынет лавина упреков. Все вспомнится: от испорченных праздников и обиженных друзей до вечного волинского «хамства», вечного же Люськиного терпения и ночей, проведенных в одиночестве. «У всех мужья как мужья, а у меня… За что мне такое наказание?!» И театрально-трагичная поза а-ля княжна Тараканова. Медленно, словно крадучись, во двор вползла милицейская машина. Белый «жигуленок» с синей полосой остановился у подъезда, в двух шагах от Волина. Из салона выбрался молодой парень, сержант. Звали его Сергей. Встречались несколько раз. То в отделении, то просто на улице.
– Здравь желаю, Аркадий Николаевич, – поздоровался сержант.
– Здравствуй, Сережа.
– Ваши гуляют? – Неловко было сержанту. Ох, неловко. К коллеге приехал, не к алкашу какому-нибудь пьяную драку разнимать.
– Мои, – кивнул Волин. – Вызвали?
– Старушка из дома напротив позвонила. Уснуть из-за музыки не может. Аркадий Николаевич, вы уж скажите там, чтобы сделали немного потише. Первый час все-таки. Волин снова посмотрел на колышущиеся за занавесками тени. Прислушался к хохоту. Представил, как он станет увещевать Люську, а та начнет огрызаться в ответ. И вся эта поддавше-нажравшаяся компания будет наблюдать за ним с плохо скрываемым любопытством, стараясь не упустить ни единой мелочи, чтобы завтра позвонить, выразить соболезнования, ну и заодно уж старательно перемыть Волину все косточки. До единой. «Но каков он у тебя, мать. Монстр, зверюга. Как же тебя угораздило за такого-то… Ну да, там уж ничего не изменишь, конечно. А развестись не пробовали?.. Тоже верно. Пропадет. Хоть и такое, а жалко. Вторую такую дуру где он найдет, чтобы и по дому все, и за ребенком… И я говорю. Вот именно. Вот именно. Ну, тогда держись, мать. Не падай духом». Как будто живет Люська по меньшей мере в концентрационном лагере. Волин – изюминка праздника. Люська будет старательно «играть» на гостей. А он, чувствуя себя полноценным ублюдком, начнет уговаривать ее, стыдясь собственных слов и нагловато-бестактного присутствия всей честной компании. И от его стыда Люська заведется еще сильнее. А там уж… Он плавно облизнул губы и, вдруг повернувшись к сержанту, сказал:
– Значит, так, сержант. Поднимитесь и наведите порядок.
– Как?.. – Тот растерялся, от растерянности сдвинул на затылок серо-голубую шапку, спросил, хлопая смущенно глазами: – А как же…
– Сержант, правил социалистического общежития у нас пока никто не отменял. Работайте. Второй патрульный хмыкнул. Сержант повернулся к нему и нерешительно скомандовал:
– Ну… пойдем, что ль, тогда?
– Погодите-ка, – Волин сунул в руки сержанту бутылку и конфеты. – Передайте хозяйке.
– Так точно, – озабоченно ответил сержант. – Может быть, сказать чего?
– Ничего не надо, – отрезал Волин.
– А вы?
– Пойду пройдусь. В самом деле, размышлял он, шагая по тротуару в сторону метро, какая им разница? Нет, конечно, представление будет подпорчено, но не отменится вовсе. Напротив. Такого они еще не видели. Вот и повод для долгих разговоров. Но без него. За спиной резко смолкла музыка, и Волин вдруг улыбнулся. Ему стало непередаваемо легко. Словно свалился с души огромный мешок, плотно набитый песком, не дававший дышать. Он расстегнул пальто, ослабил галстук, вздохнул полной грудью, остановился и посмотрел на звезды. Как их много, и как же они, оказывается, близко. У обочины тормознул милицейский «жигуль». Сержант, высунувшись из окна, спросил:
– Аркадий Николаевич, вы куда теперь-то? Может, подвезти? Волин подошел к машине, оперся о капот, поинтересовался:
– У тебя закурить есть?
– Конечно, – сержант протянул пачку, дал огоньку.
– Как дела?
– А, как в сказке. Что ни день, то сто килограммов сюрпризов. Вчера вот Скворцова у магазина подрезали. Сегодня весь день под вашими окнами проторчали.
– Что, рано гулять начали? – удивился Волин.
– Да нет, какое там. Соседи ваши, Финогеев с Веркой, газом отравились.
– Насмерть, что ли?
– Натурально. Поставили кастрюлю на огонь, а сами закемарили. Ну и… – сержант выразительно махнул рукой. – Полдня, почитай, разбирались. Сыскари с Петровки приехали.
– А им-то что понадобилось?
– Да интересовались, не нашли ли чужие пальчики на кастрюле.
– Не понял? – Волин почувствовал профессиональное любопытство. – Есть подозрение на убийство?
– Да кому они нужны, эти алкаши? Тоже мне, банкиры-подпольщики. Воротилы теневого капитала. Бутылки по утрам сдавали, вот и забогатели, – сержант засмеялся. – Тоже мне, «Преступление и наказание» нашли.