Собрание сочинений в трех томах (Сказки, Том 1)

- Поглядели? Будет? Мне ведь не от простой поры тут стоять - работа есть. 
Барин тут при всех и говорит: 
- Выходи за меня замуж. Согласна? 
Танюшка только усмехнулась: 
- Не под стать бы ровно барину такое говорить. - Сняла уборы и ушла. Только барин не отстает. На другой день свататься приехал. Просит-молит Настасью- то: отдай за меня дочь. 
Настасья говорит: 
- Я с нее воли не снимаю, как она хочет, а по-моему - будто не подходит. Танюшка слушала-слушала, да и молвит: 
- Вот что, не то... Слышала я, будто в царском дворце есть палата, малахитом тятиной добычи обделанная. Вот если ты в этой палате царицу мне покажешь - тогда выйду за тебя замуж. 
Барин, конечно, на все согласен. Сейчас же в Сам-Петербурх стал собираться и Танюшку с собой зовет - лошадей, говорит, тебе предоставлю. А Танюшка отвечает: 
- По нашему-то обряду и к венцу на жениховых лошадях невеста не ездит, а мы ведь еще никто. Потом уж об этом говорить будем, как ты свое обещанье выполнишь. 
- Когда же, - спрашивает, - ты в Сам-Петербурхе будешь? 
- К Покрову, - говорит, - непременно буду. Об этом не сумлевайся, а пока уезжай отсюда. 
Барин уехал, паротину жену, конечно, не взял, не глядит даже на нее. Как домой в Сам-Петербурх-от приехал, давай по всему городу славить про камни и про свою невесту. Многим шкатулку-то показывал. Ну, сильно залюбопытствовали невесту посмотреть. К осеням-то барин квартиру Танюшке приготовил, платьев всяких навез, обую, а она весточку и прислала, - тут она, живет у такой-то вдовы на самой окраине. 
Барин, конечно, сейчас же туда: 
- Что вы! Мысленное ли дело тут проживать? Квартерка приготовлена, первый сорт! 
А Танюшка отвечает: 
- Мне и тут хорошо. 
Слух про каменья да турчаниновску невесту и до царицы дошел. Она и говорит: 
- Пущай-ко Турчанинов покажет мне свою невесту. Что-то много про нее врут. 
Барин к Танюшке, - дескать, приготовиться надо. Наряд такой сшить, чтобы во дворец можно, камни из малахитовой шкатулки надеть. Танюшка отвечает: 
- О наряде не твоя печаль, а камни возьму на подержанье. Да, смотри, не вздумай за мной лошадей посылать. На своих буду. Жди только меня у крылечка, во дворце-то. 
Барин думает, - откуда у ней лошади? где платье дворцовское? - а спрашивать все ж таки не насмелился. 
Вот стали во дворец собираться. На лошадях все подъезжают, в шелках да бархатах. Турчанинов-барин спозаранку у крыльца вертится - невесту свою поджидает. Другим тоже любопытно на нее поглядеть, - тут же остановились. А Танюшка надела каменья, подвязалась платочком по-заводски, шубейку свою накинула и идет себе потихонечку. 
Ну, народ - откуда такая? - валом за ней валит. Подошла Танюшка ко дворцу, а царские лакеи не пущают - не дозволено, говорят, заводским-то. Турчанинов-барин издаля Танюшку завидел, только ему перед своими-то стыдно, что его невеста пешком, да еще в экой шубейке, он взял, да и спрятался. Танюшка тут распахнула шубейку, лакеи глядят - платье-то! У царицы такого нет! - сразу пустили. А как Танюшка сняла платочек да шубейку, все кругом сахнули: 
- Чья такая? Каких земель царица? 
А барин Турчанинов тут как тут. 
- Моя невеста, - говорит. 
Танюшка эдак строго на него поглядела: 
- Это еще вперед поглядим! Пошто ты меня обманул - у крылечка не дождался? 
Барин туда-сюда, - оплошка-де вышла. Извини, пожалуйста. 
Пошли они в палаты царские, куда было ведено. Глядит Танюшка - не то место. Еще строже спросила Турчанинова-барина: 
- Это еще что за обман? Сказано тебе, что в той палате, которая малахитом тятиной работы обделана! 
И пошла по дворцу-то, как дома. А сенаторы, генералы и протчи за ней. 
- Что, дескать, такое? Видно, туда велено. 
Народу набралось полным-полно, и все глаз с Танюшки не сводят, а она стала к самой малахитовой стенке и ждет. Турчанинов, конечно, тут же. Лопочет ей, что ведь неладно, не в этом помещенье царица дожидаться велела. А Танюшка стоит спокойнешенько, хоть бы бровью повела, будто барина вовсе нет. 
Царица вышла в комнату-то, куда назначено. Глядит - никого нет. Царицыны наушницы и доводят - турчаниновска невеста всех в малахитову палату увела. Царица поворчала, конечно, - что за самовольство! Запотопывала ногами-то. Осердилась, значит, маленько. Приходит царица в палату малахитову. Все ей кланяются, а Танюшка стоит - не шевельнется. 
Царица и кричит: 
- Ну-ко, показывайте мне эту самовольницу - турчаниновску невесту! 
Танюшка это услышала, вовсе брови свела, говорит барину: 
- Это еще что придумал! Я велела мне царицу показать, а ты подстроил меня ей показывать. Опять обман! Видеть тебя больше не хочу! Получи свои камни! 
С этим словом прислонилась к стенке малахитовой и растаяла. Только и осталось, что на стенке камни сверкают, как прилипли к тем местам, где голова была, шея, руки. 
Все, конечно, перепугались, а царица в беспамятстве на пол брякнула. 
Засуетились, поднимать стали. Потом, когда суматоха поулеглась, приятели и говорят Турчанинову: 
- Подбери хоть камни-то! Живо разворуют. Не како-нибудь место - дворец! Тут цену знают! 
Турчанинов и давай хватать те каменья. Какой схватит, тот у него и свернется в капельку. Ина капля чистая, как вот слеза, ина желтая, а то опять, как кровь, густая. Так ничего и не собрал. Глядит-на полу пуговка валяется. Из бутылочного стекла, на простую грань, вовсе пустяковая. С горя он и схватил ее. Только взял в руку, а в этой пуговке, как в большом зеркале, зеленоглазая красавица в малахитовом платье, вся дорогими каменьями изукрашенная, хохочет-заливается: 
- Эх ты, полоумный косой заяц! Тебе ли меня взять! Разве ты мне пара? 
Барин после этого и последний умишко потерял, а пуговку не бросил. Нет-нет и поглядит в нее, а там все одно: стоит зеленоглазая, хохочет и обидные слова говорит. С горя барин давай-ко пировать, долгов наделал, чуть при нем наши-то заводы с молотка не пошли. 
А Паротя, как его отстранили, по кабакам пошел. До ремков пропился, а патрет тот шелковый берег. Куда этот патрет потом девался - никому не известно. 
Не поживилась и паротина жена; поди-ко, получи по заемной бумаге, коли все железо и медь заложены! 
Про Танюшку с той поры в нашем заводе ни слуху ни духу. Как не было. Погоревала, конечно, Настасья, да то же не от силы. Танюшка-то, вишь, хоть радетельница для семьи была, а все Настасье как чужая.