Трюкач

Впереди, через три сидения, – почти синхронно вздрогнули занавески – и слева, и справа. Или смельчаки объявились, которым не терпится выяснить: где стоим, что вокруг? А также: далеко ли спасатели – «альфисты», скоро ли спасут?! Храбро, храбро! При полной недвижимости салона любой вздрог без санкции террористов… хм… чреват. Если уж ОН уловил движение, полулежа в вынужденной позе, то бандиты – и подавно. Мало вам, смельчаки, одного трупа?!
Но бандиты почему-то никак не отреагировали на пассажирскую самодеятельность. Что бы это значило?
А значило это вот что: не двое их! И среди заложников есть бандиты-сообщники. Да, именно та самая прячущаяся мысль: беременная горянка излишне ледяно ПОСОВЕТОВАЛА заднему: не надо! ОН счел спокойствие горянки защитной реакцией: сосредоточенность на безопасности будущего ребенка, остальное – постольку поскольку. Нет, спокойствие это было просто спокойствием: уж ей-то не врежут под дых, как психотерапевту, только за то, что «умная», да?! И ей не врежут под дых не по причине святости будущего материнства. Ее не тронут по причине: своя. И чрево ее, кстати, не младенчиком заполнено, а… а хоть бы и гранатами Ф-1. Почему бы и нет?… Почему – да, ОН мог предположить почти со стопроцентной уверенностью. Теперь – да, мог.
Задача, таким образом, усложнялась. Двое террористов – это всего лишь двое. Если их больше, то… Проблемы. И главная проблема – сосчитать-вычислить, а сколько их, собственно?! «Передний», «задний», горянка, боковые занавесочники. Пятеро? Знать бы наверняка. А что же «альфисты» медлят? ЕМУ одному как-то не с руки, сколь бы крепко и поощряюще не сжимала ее, руку, соседка.
– Мы ведь договорились! – грянул гром небесный, – А ты стреляешь!
– Эй, начальник! – ответил «передний». – Я же сказал: нервы! Двадцать минут прошло. Где то, о чем мы договорились?!
Они договорились о двадцати миллионах долларов, лошадиных порциях дури. О дополнительном оружии не договаривались.
– У нас пуль на всех, хватит, – сказал бандит, – если не веришь, начальник, можешь проветрить, принеси деньги и дурь, унеси труп. Это пока первый. Обманешь – будет второй, потом третий. Потом все. А мы – последние будем! Нам, терять нечего! Понял?!…
– Понял! – ответил гром небесный. – Деньги собраны. Дурь есть. Сейчас человек принесет их тебе. Куда нести, говори! К ступенькам?…
– A-а!!! С-сука!!! – зашелся психопатом «передний».
– Обмануть хочешь?! Убери своих бойцов с полосы! Мы видим! Убери! Не мужчина?! Слово дал!
Спецназ волной-перекатом стелился по левую оконную сторону автобуса, неслышно сближался.
– Перестреляю! Всех! – резанул слух «задний». – Уши отрежу! Глаза выколю! Кишки на хрен намотаю!
– Слышишь, начальник?! Он сделает! Он с Афгана нервный! Пока ты там звездочки зарабатывал, он и людей там резал! И его резали, понял?! И меня тоже! Нам терять, нечего!
Спецназ, подчиняясь, невидимой команде, невидимо откатился на прежние позиции.
– Если ты афганец, брат, мы договоримся! Слышишь, брат! пошел не псевдомировую гром небесный. – Ты где служил?
… – Я никому не служил, с-сука! – сорвался с резьбы «передний». – Ты генерал, да?! А я сержант! Это ты служил! А меня резали! Меня стреляли! Половины легкого нет, с-сука! С тобой я не служил! Ты себе генерала заслужил?! А я даже пенсию – нет! 3еленые давай! Дурь давай, с-сука, понял?!
– Понял… – гром небесный подпустил виноватости. – Я понял, брат. Все готово. Но как?.
– Я тебе не брат! У меня только один брат, понял?!
– Понял. Но как? Твои условия?
ОН прикинул: а неплох генерал. Побеседовали по душам. Итак, террористы озверевшие от безнадеги братья, прошедшие Афганистан, один из них без легкого, данные по компьютеру на раз просчитываются. Впрочем заложникам в автобусе от этого не легче. Даже тяжелей: «афганцы» вполне способны не щадить, они навидались-начувствовались смерти за кордоном.
«Охраняли командный пункт. Приводят трех пленных. Явно мирные. Начальник разведки берет пистолет, стреляет крайнему в лоб. Двое живых показывают на мертвого: он – душман, он нас заставлял. Начальник разведки стреляет в следующего. Последней кричит: они меня замордовали, я – свой. Но где душманы находятся, не говорит. В расход!…
Один наш командир, – генеральский сын, взял как-то в плен троих духов. Одному голову отрезал, сварил из нее суп и оставшихся двух этим супом накормил. За что и понес заслуженное наказание: выговор по партийной линии. Без занесения…
Помню, появилась возможность ознакомиться, со штатными документами. Получается, самые боевые люди – политотдел: от писаря до начальника. И расценки узнал: грамота ЦК ВЛКСМ – тысяча афоней, отпуск – две тысячи, телеграмма о смерти родных и о близких у связистов от тысячи до полутора… Наградные на офицеров – туфта. Согласно им, командиры батальонов и полков бросают своих подчиненных и идут врукопашную. Да за это судить надо!…
Два года потребовалось, чтобы снять в Афгане красные погоны с пехоты и голубые с ВДВ, заменить на защитные. А парни гибли, – мишени… лучше не придумаешь. Обмундирование поставляли бу, списаное, под руками материя расползалась. Ну, а генералы наши коллекционировали оружие и получили бакшиши. Мы остались виноватыми. Вот так вышло.
Я – неизвестный. У меня нет ни имени, ни фамилии. Но есть последний патрон, которым я так и не застрелился в Афгане…
Освобождены трое военнопленных, однако возвращаться домой они не намерены. Когда корреспонденты попросили сказать о своих чувствах, те не ответили ничего конкретного, кроме небольших речей с цитатами из Корана. В частности, они сказали: Мы изучали исламское учение. Мы поняли подлинную Идею Ислама, поэтому мы выбрали путь джихада против коммунистических элементов как в Кабуле, так и в Союзе.
(«К совести». Газета ветеранов войны в Афганистане).
Эти – не пощадят. Совесть? Оно конечно, по Далю, – внутреннее сознание добра и зла. Но! По Далю же: ТАЙНИК ДУШИ, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка. Тайники души террористов: что ж нас никто не величал террористами в Афгане? интернациональные должники! а здесь мы делаем только то, чему нас научили, к чему призывали в Афгане! одобрение или осуждение каждого поступка – в прямой зависимости от того, кто совершает поступок. Всяк меряет на свой аршин. Ибо сказано в Коране, глава (2) Корова: «Иудеи говорят: «Назаряне неосновательны, а назаряне говорят: Иудеи неосновательны, тогда как и те и другие читают Писание. Подобное словам их говорят и незнающие – язычники. В день воскресения Бог рассудит их в том, в чем они между собою разногласят».
Однако, находясь под перекрестным прицелом выходцев из Афгана, ступивших на тропу войны (хоть как ее называй, хоть священной!), невольно засомневаешься, что доживешь до дня воскресения, когда Бог рассудит возникшие… м-м… разногласия. А пацана-переростка уже никто не воскресит. И того небритого кавказца – тоже не воскресит. Того самого, который (слева!) дернул занавесочку и выглянул наружу.
Выстрел! И кавказец обмяк в кресле.
– A-а! Кровь! – неугомонно заверещала грузная тетка, прежде накликавшая: Нас убьют!
Пуля прошила насквозь и кавказца и спинку сиденья и – ужалила в руку. Тетка голосила от боли, от страха, от неожиданности – ведь только что все пальчики были целые, и вдруг… ее то за что?! Трясла ладонью, разбрызгивая красные капли.
– Охренела?! – заорал чистюля непреклонного возраста, сидевший справа от нее через проход. Шейный платок, сорочка – мятый беж, белоснежный пиджак… уже не белоснежный, уже в крапинку. – Испачкала, дура! – но не отпрянул подальшe, а чуть было не кинулся на тетку – отомстить за поруганный блейзер. Крапинок крови на белом прибавилось. – Нарочно, да?!
Тот самый случай, когда за шмотку можно убить и… быть правым… по-своему. Ничто не существует в мире – ни заложников, ни террористов. О-о, пиджак, пиджак! Какой пиджак! Какой БЫЛ пиджак!