Трюкач

Древнекитайская монотонная ритмичность – для непосвященных убаюкивающа. Для посвященных – мобилизующа. Повторяй. Не страшись повторить слово, страшись упустить слово. Упустишь слово – упустишь дело.
ОН не хотел ничего упустить. Но обстоятельства вынуждали быть наготове – всюду: слева-справа-спереди-сзади. Мало сил у того, кто должен быть всюду наготове.
Когда и если авантюра с подхватом добычи удастся, неизбежен второй этап переговоров, неизбежен выпуск на волю десятка заложников, то есть дюжины, считая трупы. Значит, пассажиров станет меньше. Круг сузится. Потом, скорее всего, террористам понадобится вертолет – не на автобусе же они намереваются упорхнуть. Значит, еще одна порция заложников отойдет в безопасность. Круг еще сузится.
Лить бы ЕМУ, самому не попасть в число пассажиров, которых выпихнут на свободу. Без соседки он – никуда! Он ее одну не оставит. А задний бандит явно помнит, не забыл о своем обещании показать ей… Вот и дождемся, поглядим еще, кто кому, что покажет.
Не бойся, не бойся… – подбадривал бандит и того и другого, панка. – Я с тобой… не бойся…
– А… вы успеете? – робко спросил панк Боб.
– Успею, успею! – успокоил террорист, – И он тоже успеет! – кивнул в конец салона. – Только вы успейте! Ты можешь, я тебе, верю!
Да уж! Слияние жертвы и палача. Панки покорно скрылись под крылом бандита. Они боялись не бандита, они опасались снайперов, альфистов, спецназа. Посторонние, отвлеченные фигуры там, далеко, в трехстах метрах. Обученные стрелять на поражение. Кто их знает, что у них там, в мозгах творится, – им бы только цель поразить! А цель – это панк Боб, это панк-дружбан. Может, впервые пожалели о собственном поколенческом маскараде. Устрашить старались? Страшитесь – альфистов не запугаешь хайратниками, серьгами, заклепками, значками, свастикой. Для спецназа подобная боевая раскраска – лишнее подтверждение: они, ублюдки!
Не взревешь ведь благим матом: Дяденьки! Это не мы! Мы это не они! Мы мирные люди! И наш… мотоцикл… А нас заставили! Там, сзади! Во-первых, не расслышат. Во-вторых, не поверят. В-третьих, нельзя же подводить тех… которые сзади. И ствол под лопатку целит. И… сказал же им дяденька: Ты можешь, я тебе верю!
Мыслимо ли обмануть доверие старших?! Немыслимо! Может, если они, Боб-и-дружбан, справятся, то им тоже перепадет? В конце концов, они старались, они помогли. Мы ведь команда, а? Команда?
Вряд ли, вряд ли. Тогда хотя бы отпустите, в первой десятке, дяденьки! Пожалуйста!
Да пожа-а-алуйста! Катитесь на все четыре! Но сначала: ты кати во-он туда, а ты хватай во-он то!
А если снайперы на прицел возьмут, вы успеете… первыми… того самого?
А как же! Ты же понимаешь, парень, это в моих интересах даже больше, чем в твоих, соображай! Сообразил?
Д-д…
Молодец! Давай иди! И ты иди!
… Боб свернулся гордиевым узлом в ступенчатом приямке, таращась в щель между дверными прорезиненными губами: не прозевать бы миг, когда мимо мелькнет саквояж.
Дружбан усаживался в кресло водителя будто хронический миазитчик. Глаза не отрывались от панели управления – вдруг взглянет наружу, на саквояж в сотне метров, и моментально грянет выстрел. Слюдяная сеточка разбитого стекла, дыра во лбу. А тот, сзади, дяденька… не успеет!
– Вперед смотри! – приказал бандит… – Мужчина?! Заводи!
Дружбан повернул ключ. Автобус сдержанно зарычал…
– Двигай!
Дружбан хватанул рукоятку скоростей. Автобус подался вперед и тут же откинулся назад, застрял.
– Убью! – просипел бандит. – Двигай!
– Я двигаю, двигаю! – виновато зачастил панк- дружбан. – А он не двигается!
– Рука затекает! – сообщил гордиево-узловатый панк Боб. – Могу не схватить!
– Я тебе не схвачу! – посулил жути террорист.
Меньше всего панки мечтали о лаврах героических саботажников. Больше всего они мечтали: чтобы все это побыстрей кончилось. Но кончиться все это могло только после того, как автобус преодолеет сотню метров, а саквояж окажется внутри.
– Ты вообще умеешь водить?! – занервничал бандит.
– Умею я, умею! А он не хочет!
– Сдвинься, я хочу видеть, как ты умеешь. Давай снова! Э! Не так сдвинься! Меньше! – террорист явно хотел и за процессом проследить, и на мушку не сесть. – Вот так! Давай снова. Начинай!
Панк-дружбан дал снова, начал.
Все правильно он умел. Только автобус повторил препинание и замер.
– Зажигание нормально… – виновато извинился панк-дружбан, – Искра…
– Зажигание-то нормально… – озадачился бандит. – А что же с ним тогда?
– Скоро вы?! – крякнул панк Боб…
– Э! Что там?! – проконтролировал ситуацию «задний», не покидая позицию.
– Я знаю?! – досадливо рявкнул «передний», – Не хочет!
– А зажигание? – запоздало присоветовал «задний».
– Аур-р-рх! – издал междометие «передний». Будь его воля, спихнул бы панка-дружбана, мол, ну-ка дай – я! То есть, конечно, вольному воля: на – ты! Охота подставиться? Неохота! – Еще пробуй! Еще!
– Я пробую! Я – еще! Ну, не хочет он!!!
Прощенья просим, это уже фарс! Заблудившийся автобус! Импортные кинозвезды, кого бы ни изображали, слабо вам! Вы там у себя – в тепличных условиях! Только и знаете, что прыгать со скоростного поезда, цепляться за шасси взмывающего аэроплана, вплавь догонять уходящий лайнер в океане, а ежели на авто – и тогда оно у вас трижды перевернется, но дальше помчит. И алиби всегда обеспечено! Потому как – расчет: в 00.17- экспресс, в 03.24 – рейс такой-то на Гонолулу, в 07.01 – лайнер из Гонолулу.
Сюда бы вас! Гонолулу вам всем во все места и припека сбоку. Левитана вам в кошмарный сон: Вся апппаратура ррработает норррмально!
А тут… Что русскому хорошо, то немцу (французу-американцу-итальяцу… любому нерусскому!) смерть. Да уж! Вот только это еще как посмотреть – русскому хорошо.
Пока – плохо.
Нервы могли сдать теперь не обязательно у террористов, но и у спецназа. Если точней, не нервы, а просто кончится отпущенный срок, примут решение, пора штурмовать, а то мы с ними по-хорошему, а они финтят…
Заблудившийся автобус застыл на полосе. Полуразвалина на честном слове, слезно требующая ремонта, доходяга из пункта А в пункт Б. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Гром грянул:
– В чем дело?! У тебя совесть есть?!
– Нету! – огрызнулся террорист. – Куда торопиться?!
Торопиться им было куда, само собой, однако не признаваться же, что транспортное средство – ни тпру ни ну, куда и как бы кто ни торопился.
– Дело твое, – якобы равнодушно рокотнул гром. – Нам тем более некуда торопиться.
И это была скрытая угроза, предупреждение. С наступлением темноты наступление спецназа на бандитов облегчается, задача упрощается.
Последнему дураку и то ясно! Террористы – не дураки. А пассажиры в массе своей – дураки. Им бы, пассажирам, молчать в тряпочку, злорадствовать втихомолку. Но бездействие тягостней любого действия, даже когда это оскорбление действием. Потому, игнорируя внушительный приказ на предмет молчать и не шевелиться до особого распоряжения, то там, то сям подавал голос очередной знаток. Полуось… Наверно, полуось. Скорее всего…
– Тебя не спросили! – раздраженно отмахивался террорист, но без прежней агрессии.
– Да кардан полетел. Точно, кардан!
– Если кардан, то мы засе-е-ели…
– Не каркай.
– Или, может быть, засор карбюратора?
– Тебя не спросили!
– Тогда фильтр тонкой очистки топлива засорился, а?
– Тебя не спросили!
ОН поймал себя на мысли, что жаждет поучаствовать в мозговой атаке, пока не началась иная атака, спецназовская. Тебя не спросили! Спросили бы ЕГО! ОН бы предположил: катушку зажигания у вас пробило, грамотеи! Катушку зажигания!