Хорошие люди (СИ)

— О, девочка моя, — проговорил Геллер коварно, как Бармалей, — Ты отстала от жизни. Теперь возить в лес не модно.
— Божечки-боже, а что же нынче в тренде? — подыграла Настя.
— Я увезу тебя в поле, крошка. Хочешь со мной в поле?
— Всю жизнь мечтала.
Геллер заметил, что дождь перестал, и заулыбался еще шире. Аж лицо заболело. Погода, небеса и случай благоволили ему сегодня. Если повезет, даже звезды покажутся.
Стало еще веселее, когда Настя поняла, что они выехали из города. Она вроде бы и не боялась, но начала нервничать.
— Куда мы едем? — постоянно спрашивала она, вглядываясь в чернильную тьму за стеклом.
— Увидишь, — отвечал Саша, продолжая скалиться, играя в волка.
Настя потягивала чай из стаканчика, стараясь не выдавать свое беспокойство. Ее выдержка кончилась, едва они свернули с трассы на какую-то проселочную дорогу.
— Геллер, мать твою, если мы тут застрянем…
— Расслабься, колеса у машины, что надо.
Чтобы немного ее отвлечь, Саша спросил:
— Что за привычка у всех звать меня по фамилии?
— Нравится мне твоя фамилия, — спокойно ответила Настя.
— Она еврейская, — подчеркнул он.
— Я в курсе, — Сокол хихикнула, — что не европейская.
Геллер сузил глаза, потому что ее хихиканье затянулось, даже превратилось в хрюканье.
— Тебе моя еврейская фамилия нравится, потому что в ней что-то смешное?
— Нет, но так и тянет спросить, в каком месте ты еврей? — и она покатилась со смеху.
Саша хоть и силился сдержаться, но тоже заржал. Наконец-то и Сокол позволила себе сальные шуточки ниже пояса, еще и с национальным уклоном.
— Это расизм, ты в курсе? — пытался он припереть ее к стенке.
— Неа, — не повелась Настя, — Это просто хохма.
Геллер умывался слезами и чуть не проворонил крутой поворот. Могли ведь и правда застрять, если бы махнул по буеракам. Но обошлось. Машина остановилась, они достигли места. Саша заглушил мотор
— Знаешь, дорогуша, — он повернулся к Насте, и она чуть отпрянула, — это ни в какие ворота. Хорошо, что мы уже в поле, и я могу делать с тобой…
— Что? — пискнула Сокол, вжимаясь в сиденье.
— Все, что захочу, — закончил "серый волк" и клацнул зубами.
Саша замер на секунду. Настя увидела, как его глаза затуманились, потемнели, а потом сверкнули. Она вздрогнула, моргнула. Геллер уже не смотрел на нее. Он избавился от ремня, вышел из машины, бросив:
— Оцени поле-то, Насть. В такую даль тащились.
Сокол часто заморгала, уверяя себя, что ей померещился этот дикий взгляд и обещание чего-то очень неприличного в нем.
"Это же просто Геллер, Сашка Геллер. Самый славный парень на земле", — успокоила она себя и вышла следом.
Настя остолбенела, едва окинула взглядом необъятный простор. У нее захватило дух. Вроде бы ничего особенного, но… так сказочно красиво было вокруг.
Саша действительно привез ее в поле. Неподалеку Настя разглядела реку и линию кустарника вдоль берега. Вдалеке виднелись несколько огоньков деревни или коттеджного поселка. Ветер нес по небу пузатые рваные облака, сквозь которые можно было рассмотреть россыпь звезд. Если бы лето было теплым, тут скорее всего ступить было бы некуда из-за любителей кемпинга. Но сейчас не было ни одной палатки.
— Как же здорово, — выдохнула Настя.
Она подошла к Саше, который смотрел на реку, сунув руки в карманы.
— Очень красиво, — прошептала она, — Спасибо.
Настя погладила его по плечу в знак благодарности. Почему-то этого ей показалось мало. Геллер улыбнулся, не глядя на нее, так же тихо сказал:
— Не за что.
Они стояли рядом, молчаливо созерцая ночной пейзаж. Лишь плеск воды вдалеке и голос ветра нарушали тишину. В какой-то момент Насте стало почти больно от всего этого. Она почувствовала жгучее желание быть ближе к Сашке, обнять его. Именно это чувство выгнало ее из дома на ночь глядя, разрешило сломать режим дня и питания, наплевать на все, просто довериться импульсу, порыву. И сейчас Настю почти трясло от невыносимой потребности прижаться к этому мужчине. Такому сильному, такому надежному, такому хорошему.
Сокол переместилась ближе к нему, почти коснулась. Саша не реагировал. Она была рада этому, слова казались сейчас лишними. Настя протянула руку и вынула его ладонь из кармана куртки. Прежде, чем Саша одарил ее вопросительным взглядом, она обняла его за пояс, прижалась, уткнувшись носом Геллеру в грудь. Он не противился, и Настя не могла не радоваться этому. А когда его руки крепко обняли в ответ, сердце прыгнуло к горлу и забилось там быстро-быстро.
Как он мог не обнять ее? Желание было сильнее здравого смысла, ценнее дружбы, которую они обрели, важнее отношений между тренером и подопечным. За ту секунду, что Настя ждала его ответных объятий, Геллер оценил все минусы. Если сейчас переступить грань, поддаться порыву, то можно все разрушить. Но Настя хотела близости, хотела тепла его рук. Я по сравнению с этим все стало казаться мелким, ничтожным, неважным.
Саша старался не гнать лошадей, не делать поспешных выводов. Объятия не делали их любовниками. Они и раньше обнимались при встрече. А сегодня Настя его даже поцеловала, и это тоже вписывалось в рамки дружбы. Пусть сейчас ночью, посреди поля все казалось намного интимнее, но границы приличий пока никто не пересек.
Ветер дул изо всех сил. Холодный. Порывистый. Геллер прижал Настю к себе крепче, чтобы поделиться теплом. Но этого было мало. Очень скоро девушка начала дрожать.
— Вернемся в машину, — сразу же предложил Саша.
— Нет. Мы так долго ехали. Хочу насмотреться.
Геллер только вздохнул, зная, что спорить с ней бесполезно. Он расцепил руки, отошел назад.
— Нет, нет, нет. Даже думать не смей, — запротестовала Настя, увидев, что он снимает ветровку.
— Ты же замерзнешь. Вон дрожишь уже вся.
— Саш, не надо. Мне хорошо, правда, — уверяла она, но зуб на зуб не попадал.
Геллер сдвинул брови, не удивился, услышав.
— Еще немного, пожалуйста. Не хочу уезжать. Мне не холодно, я потерплю.
— Так не холодно или потерпишь? — поймал ее на противоречии Геллер.
Настя фыркнула, задрала нос.
— Все сразу.
— Иди сюда, баран упертый.
Саша притянул ее к себе, прижал спиной к своей груди, закутав собственной курткой и руками. Им пришлось вжаться друг в друга, чтобы этот трюк удался.
— Так нормально? — спросил он.
— Идеально, — выдохнула Сокол.
Она расслабилась, откинулась назад, не возражала, почувствовав Сашино дыхание за ухом. Он водил носом по ее волосам, глубоко вдыхал, собирая ее запах вперемешку с ветром.
— Настя, — шептал он, дурея от ее аромата и близости, — так хорошо с тобой.
Саша не смог удержаться, провел губами по шее.
Он прикрыл глаза, замер, испугавшись собственной дерзости. Дыша на ее кожу, Геллер ждал, что сейчас Настя потребует отпустить, не наглеть или, по крайней мере, прекратить марать ее слюнявым ртом. Но вместо этого Сокол лишь тихо простонала и откинула голову ему на плечо, безмолвно прося продолжать.
Саша притянул ее к себе крепче, вернулся губами к нежной коже за ухом. Настя накрыла его ладони своими, их пальцы переплелись. Она дрожала от обжигающих, но таких ласковых поцелуев, которые тут же беспощадно сдувал проклятый ветер. Едва согревшись, она снова задрожала. Не от холода, а от ощущений. На глаза навернулись слезы от трогательной нежности, которой отравлял ее Саша. Словно его рот оставлял на ее коже вместе с поцелуями яд, который тут же впитывался, проникал в кровь, стремился к сердцу, заставляя его болезненно, но так сладко, сжиматься.
Это была сущая пытка. Настя поняла, что разрыдается, если не остановит его, но сил протестовать не находила. Наоборот. Она освободила ладони, повернулась к Саше лицом, закинула руки ему на шею, встала на носочки, запрокинула голову, прикрыла глаза.
Геллеру не нужно было лучшего приглашения. Он даже не смог толком полюбоваться на ее расслабленное лицо в лунном свете, почти сразу сократил расстояние, чтобы наконец их губы соединились. Первый поцелуй был осторожным, мимолётным. Он словно спрашивал: "Я все правильно понял?". Настины губы дрогнули, и она тихо всхлипнула, поощряя на более активные действия. Этот сладкий звук окончательно снес крышу. Геллер более не хотел и не имел сил сдерживаться.