Стихотворения

* * *
 
 
«Постой! Наплел ты закорючек.
 
Да у вьюнов-то есть перо?»
 
«Есть». — «Без колючек всё?» — «Вестимо».
 
«Тогда… плывите, братцы, мимо!»
 
 
1913
  
Цензор
 
 
 
Цензурный некий генерал
 
(Спешу отъехать на прибавке,
 
Что генерал давно в отставке)
 
С великой жалостью взирал
 
На вислоухого сынишку.
 
Уткнувшегося в книжку.
 
«Что? Тяжело, поди, сынок?
 
Да, брат, ученье — не забава;
 
Про что урок?»
 
«Про князя Ярослава…
 
О „Русской Правде“…»
 
«Что?.. Ахти!
 
Тогда уж „Правду“ издавали?!
 
А что? Не сказано, — прочти, —
 
За что ее конфисковали?
 
И как прихлопнули? Когда?
 
Судом? Аль без суда?»
 
 
* * *
 
 
Ох, по спине ползут мурашки.
 
Нам с этим цензором беда:
 
Столкнется с «Правдою труда»,
 
Так далеко ли до кондрашки!
 
 
1913
  
Бесы
 
 
 
К холуйским [3] мужикам пришло издалека
 
Письмо Максима, земляка
 
(Бедняга, числяся в «смутьянах».
 
Спасал живот в заморских странах).
 
Письмо гласило так: «Писал я вам не раз
 
Об удивления достойном
 
Иконном мастере, Феодоре покойном.
 
Уж подлинно, что был на редкость богомаз;
 
Ну, прямо, так сказать, светило:
 
Я не видал ни в ком такого мастерства.
 
Но от икон его, их сути-естества.
 
Меня всегда мутило.
 
Сиди три года, разбирай:
 
Что это у него? По надписанью — „Рай“,
 
А бесы лезут отовсюду.
 
Без беса обойтись не мог он никогда.
 
Про „Ад“ и говорить не буду,
 
Да не в чертях беда, —
 
Беда, что дьявольские рожи,
 
По злому умыслу покойника, похожи
 
На тех, кому б должна молиться слобода.
 
На тех, кто в черные года
 
За угнетенный люд терпел позор, глумленье,
 
Ложился под топор и шел на поселенье.
 
А нынче слух идет, что сделать их хотят
 
Потехой уличных ребят,
 
Что слободские скоморохи,
 
Лишась последней крохи
 
И смысла и стыда,
 
Не разобравши — что, куда,
 
Ища занятности в зазорных небылицах,
 
Хотят изобразить всю „чертовщину“ в лицах.
 
Что ж это?! Не бранясь пишу и не грозя:
 
Стыдитесь! Пошлости такой терпеть нельзя!»
 
Чрез день-другой письмо Максимово гуляет
 
По всей по слободе.
 
«Прав парень аль не прав, — заспорили везде, —
 
Что дядю Федора он этак охуляет?»
 
Но надо как-никак Максиму дать ответ.
 
И вот сошелся на совет
 
Десяток богомазов местных,
 
Всей слободе известных.
 
«Максим нам, братцы, не указ!» —
 
Решил так первый богомаз.
 
«М-да, — промычал второй, — пришлось бы всем
 
нам скверно,
 
Будь у Максима власть».
 
«Видать, что был бы яр».
 
«Из наших бы икон костер сложил, наверно».
 
«Что взять с него? Простой маляр».
 
«Картинки не дал без изъяна:
 
Что ни лицо, то облизьяна».
 
«А дядю Федора поносит так и сяк».
 
«Зазнался».
 
«Сказано: босяк».
 
«Хе-хе! А лез в „передовые“.
 
„Ему б давно в городовые!“»
 
 
* * *
 
 
Всех выкриков не перечесть.
 
Мужик на слово щедр, тем более — в обиде.
 
Облает в лучшем виде.
 
«Биржевку» лучше б вам, друзья мои, прочесть:
 
Там жестоко Максим ославлен,
 
Там на него поход объявлен,
 
Там собран боевой народ.
 
Ясинский — главный коновод.
 
Забыли козырнуть, а надо бы для «форса» —
 
«Профессором» из Гельсингфорса.
 
 
1913
  
Друзьям
 
 
 
Восходит день… И как там дальше?
 
Не мастер я по части од.
 
Не выношу нарядной фальши,
 
Хотя бис маркою свобод.
 
У одописцев — ну их к богу —
 
Рассудок с сердцем не в ладу.
 
Авось без вымыслов дорогу
 
Я к сердцу вашему найду.
 
И вряд ли кто меня осудит
 
И горький мне пошлет упрек.
 
Не говорю я — «дня не будет»,
 
Но говорю, что «день далек».
 
Утешен сказкою обманной
 
Тот, кто свободу жадно «ждет»:
 
Она — увы! — небесной манной
 
Сама собой не упадет.
 
Все, кто в тоске о сроке скором
 
Готов проклятья слать судьбе,
 
Все обратитеся с укором
 
К самим себе, к самим себе.
 
Вы, вы творцы свободной доли,
 
«Судьбу» куете вы одни.
 
От ваших сил и вашей воли
 
Зависят сроки все и дни.
 
От вас зависит: пить отраву
 
Иль гнать трусливую ораву
 
Тех, кто лукаво вам твердит:
 
«Порыв несдержанный вредит.
 
А — полегоньку, понемножку.
 
Мы, глядь, и выйдем на дорожку».
 
Да, говорю я, день далек.
 
Но пусть не робкий уголек,
 
Пусть ваше слово будет — пламя
 
Огня, горящего в груди,
 
Пусть, развернувшись, ваше знамя
 
Зареет гордо впереди,
 
Пусть гневом вспыхнут ваши очи
 
И с лиц сойдет унынья тень,
 
Тогда скажу я, — нет уж ночи,
 
Восходит день.
 
 
1913
  
«Поминки»
 
 
Салтыков, Гончаров и Чернышевский называли меня лучшим писателем моего времени.
 
Иер. Ясинский