Стихотворения

1912
  
Гуманность
 
 
С.-Петербургское общество призрения животных
 
сообщило Пермской городской управе,
 
что вешать бродячих собак — не гуманно.
 
Удобнее пользоваться специальным удушливым газом.
 
Из газет
 
 
 
«Барбос!» — «Трезор!»
 
«Ты что же смотришь истуканом?»
 
«Собачник, вижу я, бежит сюда с арканом!»
 
«Шмыгнем-ка под забор!»
 
Шмыгнули,
 
Улепетнули
 
На чей-то задний двор
 
И продолжают разговор:
 
«Слыхал, Барбос, ты новость эту?
 
Намедни в мусоре я выудил газету,
 
Так в ней прочел я: дан по городам приказ,
 
Что вешать, мол, собак бродячих… не гуманно…
 
А дальше… как-то так… туманно:
 
Удушливый удобней, дескать, газ…»
 
«Туман — в твоей башке!.. Однако же как странно! —
 
Ворчит в ответ Барбос Трезору. —
 
Ты, чай, слыхал про Лисий Нос?
 
Не дай господь попасть туда в ночную пору!
 
И все же это — пустяки:
 
Хоть я учен на медяки,
 
Газетки ведь и я читаю между прочим, —
 
Так слушай: у людей — какую богачи
 
На Ленских приисках пустили кровь рабочим!
 
Вот тут гуманность-то людскую и сличи:
 
Без виселиц, без газу,
 
А живота лишить сумели город сразу!»
 
 
* * *
 
 
Барбосу выводов подсказывать не будем.
 
Сказать по совести, не знаю я и сам,
 
Кому завидовать кто должен: люди — псам
 
Иль псы-бродяги — людям?
 
 
1912
  
Притон
 
 
 
Дошел до станового слух:
 
В селе Голодном — вольный дух:
 
У двух помещиков потрава!
 
И вот — с несчастною, покорною толпой
 
Кровавая учинена расправа.
 
Понесся по селу и плач, и стон, и вой…
 
Знал озверевший становой,
 
Что отличиться — случай редок,
 
Так лил он кровь крестьянскую рекой.
 
Что ж оказалось напоследок?
 
Слух о потраве был пустой:
 
От мужиков нигде потравы никакой.
 
«Ах, черт! Дела на слабом грунте!
 
Не избежать плохой молвы!»
 
Но, не теряя головы,
 
Злодей строчит доклад об усмиренном бунте.
 
Меж тем, очнувшися от бойни, мужики
 
На тайном сходе у реки
 
Постановили: быть Афоне
 
За дело общее в столице ходоком,
 
Пред Думой хлопотать, — узнать, в каком
 
законе
 
Дозволено все то, что ноне
 
Лихие вороги творят над мужиком?
 
Уехал наш ходок и через две недели
 
Привозит весть.
 
Не дали мужики Афоне с возу слезть,
 
Со всех сторон насели:
 
«Был в Думе?» — «Был».
 
«Ну, что?»
 
«Да то:
 
Судились овцы с волком…»
 
«Эй, не томи!.. Скорее толком
 
Все говори, — кричит Егор, —
 
Нашел на извергов управу?»
 
«Не торопись ты… Больно скор…
 
Мы казнены и впрямь совсем не за потраву.
 
Шел в Думе крепкий спор
 
Про наше — слышали? — про наше изуверство!
 
Но всех лютей чернил нас некий старичок…
 
По виду так… сморчок…
 
А вот — поди ж, ответ держал за министерство:
 
„Потравы не было. Да дело не в траве:
 
У мужика всегда потрава в голове“.
 
Так, дескать, господа нас малость постращали,
 
Чтоб мы-де знали:
 
Крепка еще на нас узда!
 
А кровь… Так не впервой у нас ее пущали…
 
Что, дескать, было так и будет повсегда!»
 
«Ай, горе наше! Ай, беда!
 
Ни совести в тебе, скотина, ни стыда! —
 
Тут с кулаками все к Афоне. —
 
Ты ж в Думу послан был, а ты попал куда?
 
Ведь ты же был, никак, балда,
 
В разбойничьем притоне!»
 
 
1912
* * *
 
 
Святая истина была в словах толпы:
 
Ведь в Думе кто сидел? Помещики, попы.
 
А с мужиком у них была какая спайка?
 
Крест да нагайка!
 
 
1918
  
* * *
 
 
 
Полна страданий наших чаша,
 
Слились в одно и кровь и пот.
 
Но не угасла сила наша:
 
Она растет, она растет!
 
 
 
Кошмарный сон — былые беды,
 
В лучах зари — грядущий бой.
 
Бойцы в предчувствии победы
 
Кипят отвагой молодой.
 
 
 
Пускай шипит слепая злоба,
 
Пускай грозит коварный враг,
 
Друзья, мы станем все до гроба
 
За правду — наш победный стяг!
 
 
1912
  
Порода
 
 
 
У барыни одной
 
Был пес породы странной
 
С какой-то кличкой иностранной.
 
Был он для барыни равно что сын родной:
 
День каждый собственной рукой
 
Она его ласкает, чешет, гладит, —
 
Обмывши розовой водой,
 
И пудрит и помадит.
 
А если пес нагадит —
 
Приставлен был смотреть и убирать за ним
 
Мужик Аким.
 
Но под конец такое дело
 
Акиму надоело.
 
«Тьфу, говорит, уйду я к господам другим!
 
Без ропота, свободно
 
Труд каторжный снесу.
 
Готов служить кому угодно,
 
Хоть дьяволу, но только бы не псу!»
 
Так порешив на этом твердо,
 
Оставшись как-то с псом наедине,
 
Аким к нему: «Скажи ты мне,
 
Собачья морда,
 
С чего ты нос дерешь так гордо?
 
Ума не приложу:
 
За что я псу служу?
 
За что почет тебе, такому-то уроду?!»
 
«За что? — ответил пес, скрывая в сердце злость.
 
За то, что ты — мужичья кость,
 
И должен чтить мою высокую породу!»