Измененное время (сборник)

Простимся дружно.
Поднялся к себе на этаж, открыл дверь своими ключами. Стоп! Что это? Что это? Дверь открывается только на цепочку! Кто в дому?
Звонил, трезвонил.
Из квартиры несет табачным дымом, пьянкой. Кто это там?
Дикий испуг до дрожи.
— Кто там? (Пищал.) Кто там? Открываю!
Грабеж? Воры?
Позвонил соседям. Не открыли. Долго таращились, видимо, в глазок, не открыли. Кричал:
— Позвоните мне в милицию! Убивают!
Не открыли.
Кричал в свою квартирную щель:
— Вызываю милицию!
Бегал по этажам, всюду звонил. Нигде тоже не открыли (…) Боятся. Или никого нет.
Ехать к сестре жены ночевать — а уже электрички не ходят, и денег нет. И они не пустят.
Поднялся к себе на этаж — на площадку уже вышла, принюхивается, дежурит Мурочка, вылезла в дверную щель. Нельзя, родненькая, иди домой. Иди, Мурочка. Сбежишь, никто тебя не найдет.
Отнес, заботливо сунул в щель.
Прихлопнул за ней дверь, все.
А уже ночь, холод. Дрожь по всему телу!
Сходил во двор, от мусорных контейнеров принес картонных ящиков. Оттащил на лоджию, куда выходит лестничная клетка. Общая противопожарная лоджия. Съездил вниз, взял кипу рекламных газет.
Устроился на лоджии, постелил ящики, накрылся газетами. Нора.
Потом трепыхался. Не с балкона же пускать струю, опять съездил вниз по нужде.
Да и в милицию не пойдешь, возьмут сразу по запаху. Да, я выпил, признаю.
Спал на холоде всю ночь.
Утром опять попытался войти. Робко открыл. Цепочка уже не навешена. Вошел. Пусто. Пустые бутылки из-под пива, везде как наплевано, грязь, вонь, на тахте явно спали, все стоит колом.
Кто, что?
Позже путем дедукции (поехал жаловаться бывш. жене на дачу) все выяснилось. Ее эта знаменитая сестра, как уже известно, полаялась с тем самым своим сыном. Не пустила тогда на дачу его дружков и девку в свой день рождения. А в московской квартире у сестры жены занято тоже: там семья из какого-то Мариуполя с детьми на месяц. Сын на даче же, видимо, украл из сумки у тетки (по совместительству нашей бывш. жены) ключи и приехал с девкой в нашу квартиру, застали ее пустую (знали, что я на пруду жду вечера, когда мне вынесут вина). Влезли. Вызвали еще дружков. Все разнесли, напились и отпали. На звонки не открывали.
А почему все указывает на Диму — на пруду его с компанией не было целый день (наши показания).
И вот тут, во время разбирательства, бывшая жена при сообщении о наезде на ее квартиру вдруг тоже завелась, покраснела, испугалась этого визита будущего наследника (она ему завещала квартиру и сестре о том рассказала).
И бывш. жена что-то вякнула даже, что, как же так, без предупреждения Димка заходит, но осеклась. Прочла на лицах родни законно возникшую строгость. Единственный отпрыск семьи всегда персона вне суда и обвинений. А ты у нас поселилась, тетка, — так и витало в воздухе, полном комаров.
Не пойман — не вор, это первое.
А второе — ему, может, тоже надоело, хочет парень один пожить, такая была негласная формулировка. Если вообще это он был.
— Дима с друзьями обиделся, сидел в лесопосадках и с ними вечером уехал ночевать к кому-то, дома уже стало негде. По сю пору его нету, не знаем, что думать.
Бывш. жена с достоинством мыла на чужой даче лохань посуды, как бы не относя это на свой счет.
И крикливо, даже не покормивши, спровадили приехавшего жалобщика на электричку, а бывш. жена в ответ на замечание, что нет денег на билет и буду сидеть под забором у вас, дала мелкую бумажку.
Ехал, конечно, бесплатно. Готовился плакать в случае контролеров.
Вот.
Хотя бы купил себе жестяную баночку чего-то. Выпил.
И не было бы счастья, да несчастье помогло, приехал, вошел на законных основаниях к себе домой, на радостях насыпал кошке полную лакушку, чего последнее время не делал, экономя деньги и чтобы Мурочку не разнесло после стерилизации, вымыл ванну и туалет, прибрал все на кухне и ликвидировал разгром в комнате, сам вымылся и заботливо сварил себе вермишели. Жена бывш. хранит крупы на случай голодухи.
Нечего даже было и просить, чтобы там, на даче, покормили и хотя бы поднесли стаканчик.
Надо знать психологию бывш. жены и ее сестры и всей этой шатии.
Простология.
Поел дряни без масла, но своего, не на лоджии находясь, и горячего. Лег на собственную тахту.
Потом предусмотрительно встал и выдернул с мясом из притолоки дверную цепочку. Хватит, а то Димке-наследнику понравится забираться и запираться.
И тогда включил телевизор. Ящик работал, но без звука. Смотрел его уже давно как глухонемой. Даже интересно, например, футбол или теннис, там все написано. Или фильмы с субтитрами. Жена как-то придумала и, видимо, заказала мастера убрать звук, а то ей шум мешал спать. Террористка!
Был спокоен и почти счастлив, хотя без вина одолевает бессонница. Редкий случай покоя. Разобрал его. То есть счастье есть избавление! Надо сильно перестрадать, чтобы потом найти утешение в обычном несчастье, в повседневном. Новыми глазами посмотреть на свою жизнь и обнаружить в ней ценность!
Тут пошел ночью просто так в подвальный магазин, там Ира беленькая, молдаванка. Долго рассказывал ей про свою любовь, про Галю. Где она живет и так далее. Она жила в Хлебном переулке, но она теперь все, там построили другой дом. Где Галя? Не стал обобщать, что Галя в могиле тому уже десять лет. Спросил молдаванку, пойдет ли она к нему за пятьсот. Эта Ира засмеялась, согласилась.
Простология есть наука понимать простые извилины психологии у людей, одновременно это и любовь к философии. Простофилия, о! И некому это сообщить.
 
Призрак оперы
В результате ни из кого не вышло ничего, ни из тех двух, которые пели тогда в пустом зале маленького пансионата далеко на захолустном юге, ни из того третьего, который вошел в этот зальчик и увидел тех двух: а они, ни много ни мало, пели дуэт Аиды и Амнерис, «Фу ля сорте» из Верди, знай наших, сложный диалог меццо и сопрано, имея при себе заранее привезенные ноты.
«Делль армиа туои», — вдохновенно лилось.
То есть мир их не узнал никогда. Одних потому, что возможностей не было, другого потому, что он не хотел. Об этом позже.
Тот, третий, видимо, прислушивался с улицы к пению, а как вошел — неизвестно, сквозь обслугу и дежурных. Сами они, сопрано и меццо, с трудом договаривались с персоналом, обещали дать в пансионате концерт. «Та тю, та кому вы нужны. Нам это неинтересно», — открыто комментировала дежурная, получившая мзду.
Но и то сказать, в это время, час спустя после завтрака, население пансионата гужевалось на пляже, так что певичек стали пускать. Небольшая приплата — и зал как бы в вашей аренде.
Что делать, единственное место в поселке с фортепьяно, да и то слегка раздолбанным.
Тот третий свободно вошел и сел неподалеку в зале, тихо стал слушать.
Сдержанно похлопал в конце. Те две засмеялись, поклонились.
Пошушукались и спели дуэт Лизы и Полины, с особенным удовольствием. У них там были свои штучки, одновременность, такое синхронное плавание. «В тиши ночной» в финале.
Потом третий поднялся на сцену, сел тапером, стал подыгрывать, иногда руководя свободной рукой, как хормейстер, т. е. закрывая слишком открытый звук или продолжая диминуэндо до написанного композитором предела.
Певицы почувствовали себя удивительно свободно. Это был тот случай, когда хотелось для кого-то раскрывать свое дарование, когда оно распространялось даже выше природных пределов.
Для такого случая припасена формула, обозначающая вдохновение, — «полетный звук».
А одна поющая частенько говаривала другой, что с Клавкой хочется петь лучше и лучше, что-то доказать, а со Шницлер вообще дело не идет: разница в педагогах.
(Клаудия была учительница на стороне, жила в роскошной гостинице «Метрополь». А Шницлер работала как пьявка в том институте, где училась сопрано. Буквально требовала, требовала и требовала улучшать одни и те же партии к зачетам и экзаменам. Четыре вещи долбить целый семестр!)