Асфиксия

– Надеялась вас больше не увидеть.
Начинает свою работу. Осторожно, будто боится, что мне что-то может не понравиться.
– Зря. Я вот наоборот, хотел тебя увидеть и приехал.
– Зачем?
– Потому что я тебя хочу.
Эти слова вырываются помимо воли, заставляют Тоню вздрогнуть – рядом с ногтем проступает капелька крови от ножниц, которыми она орудует. А мне это даже нравится. Хочется, чтобы она обхватила палец ртом и слизала алую влагу.
– Я сделаю вид, что этого не слышала.
– Почему?
– Потому что вы мне не интересны.
– Совсем?
– Да.
Она продолжает свои манипуляции, а внутри меня начинает туго сжиматься невидимая пружина, и что будет, когда она дойдёт до предела и распрямится, я боюсь даже предположить.
– Ты лжёшь мне. Если бы я был тебе неинтересен, ты бы не трахала мозг моей жене.
– Я сказала, почему это делала.
– Меня не удовлетворил твой ответ.
Цепко слежу за её лицом, чтобы не упустить ни единой смены эмоций. Она действительно научилась справляться с ними и теперь умеет взять себя в руки. Только в памяти так и всплывают черты, искажённые страхом, и это снова и снова как катализатор заставляет меня желать увидеть Тоню под собой.
– Я ничем не могу вам помочь.
– А я думаю, что помощь нужна совсем не мне.
Убрав руку, я оставляю Тоню сидеть, а сам поднимаюсь, нависаю сверху, обхватываю подбородок пальцами. Каждое прикосновение к ней – разряд по телу, почти что шоковая терапия. Глаза серые становятся темнее, когда зрачки расширяются. Ну же… кричи, если тебе снова страшно. А я вижу, что страшно.
Впиваюсь в её губы – жадно, тут же проталкивая язык ей в рот. Это не поцелуй даже, губы кусаю, жёстко, едва ли не до крови, и упиваюсь привкусом адреналина.
– Не надо, – шепчет хрипло, когда отпускаю.
Дышит так надсадно, каждый глоток кислорода – будто последний.
– Что не надо, Тоня? Я сказал, что тебя хочу. Вопрос времени теперь, как быстро ты окажешься передо мной с раздвинутыми ногами.
– Кирилл, пожалуйста…
Ведь я же хотел, чтобы она снова и снова это слово повторяла. Хотел, б*я… Почему же теперь так мерзко от самого себя становится?
– Это вопрос времени. Я всегда беру то, что хочу.
Теперь на воздух, туда, где не будет этой отравы, которая вокруг разлита. Где член не будет вставать как каменный и едва штаны не разрывать. Это уже даже не интерес – какая-то навязчивая потребность. Одержимость. И остаётся только надеяться, что когда я получу Тоню в свою постель, эта потребность исчезнет.
***
– Кир! Красное или чёрное? Ну! Ответь уже хоть что-то!
Никогда не любил вот эту хрень, когда вынужден делать вид, что хоть что-то понимаю в бабских тряпках. Мне было насрать, в чём будет Лена. Хоть в красном, хоть в чёрном, хоть в портках и ватнике, лишь бы отстала.
– Красное, – не глядя на то, как жена прикладывает к себе абсолютно идентичные платья разных цветов, ответил в никуда.
– Хорошо, значит красное.
Она вздохнула, но протестовать не стала. Вообще ничего не прибавила и отвернулась. На её месте я бы трижды послал себя к херам, трижды с собой бы развёлся, ну и ещё по мелочи, но знал, что Лена делать этого точно не станет.
– Горский, ты чего смурной такой? – всё же снова поинтересовалась Ленка, но не успел я ответить, прибавила, расставляя точки над «ё»: – Сегодня отец будет у нас, ты же помнишь?
Вот оно что. Перед тестем мне нужно было вести себя хорошо, такой вот намёк от любимой супруги.
– Как будет, так повеселею.
Она подошла, устраиваясь на подлокотнике кресла, скользнула прохладными пальцами по шее, заползая под воротник и заставляя поёжиться от неприятных ощущений. И вдруг выдала то, от чего я застыл на месте:
– Я Тоню позвала.
Так и хотелось уточнить, не шутка ли это. Лена позвала Тоню… Интересно, зачем? У неё всегда и всё было расставлено по местам – богатая девочка, избалованная отцом, не знающая ни в чём отказа. Поверить в то, что Лена испытывала дружеские чувства к мастеру маникюра? Я никогда не был идиотом, чтобы верить в подобную чушь.
– Позвала и хорошо, – пожал я плечами, борясь с желанием встать и уйти.
– Какой ты злюка…
Лена снова вернулась к поискам платья, зарываясь в безразмерном шкафу, в котором поместилось как минимум несколько последних коллекций. А я смотрел на неё и пытался понять, что она задумала. Верить в альтруизм по отношению к Тоне или в случайность желания видеть её на этой вечеринке, не приходилось. Значит, причина крылась в другом. Теперь бы понять, в чём именно.
Это были стандартные посиделки, одни из череды тех, что уже проходили в нашем доме. Самые близкие друзья – Самойленко, Вихровы, отец Лены, мы с ней и вот теперь ещё и Тоня. Которая удивительно просто и легко влилась в коллектив, будто всю жизнь не ногти подпиливала, а ходила на подобные сборища.
Мы оба делали вид, что всё случившееся между нами – привиделось. Или мне, или ей – неважно. Она почти не смотрела в мою сторону, я же, напротив, почти не сводил с неё глаз. И не только я.
Отец Лены, то ли желая вспомнить молодость, то ли имея свои планы на Тоню, не отлипал от неё весь вечер. Я не ревновал, нет. Напротив, меня это подстёгивало, а предвкушение дошло до критических отметок.
– Горский… Горский! Ты вообще с нами? – окликнула меня жена, и я инстинктивно надел на лицо одну из своих дежурных улыбок. Протянул руку, положил на колено Лены и чуть сжал.
– Что случилось?
– Это я у тебя должна спросить, что случилось. Пойдём танцевать!
Она схватила меня за руку и потащила с дивана. Пришлось повиноваться под взглядом её отца.
Наш брак никогда не пах любовью или романтикой. Мы поженились только потому, что это хотела Лена. Говорила, что влюбилась в меня едва ли не с первого взгляда. Она же и вытащила меня из дерьма, когда я прогорел со своей первой фирмой. Её отец, Борис Анатольевич Ларин, выдал мне тогда большую сумму для того, чтобы я мог разгрестись с долгами. И как-то само собой разумеющимся стал тот факт, что я за это должен был жениться на его дочери.
Нет, продажной сукой я не чувствовал себя даже тогда. Лена была из тех женщин, которые с готовностью закрывали глаза на похождения мужа, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что те никуда не денутся, надёжно взятые хрупкой рукой на железный поводок. И я даже считал себя долбаным счастливчиком, потому что мне реально повезло. Я был женат на женщине, отец которой обладал властью в определённых, очень влиятельных кругах, от меня ничего не требовали, даже поставили во главе одной из фирм тестя.
Я трахал баб налево и направо, потому что Лена была не против, ничего не желал от неё взамен. Знал только, что никогда не преступлю в том, что касается необозначенных границ, когда доставил бы жене неприятности.
Так было до сегодняшнего вечера. В воздухе словно что-то изменилось, не нужно было обладать экстрасенсорными способностями, чтобы почувствовать это. Я ощущал напряжение со стороны Лены, неприкрытую похоть Бориса Анатольевича по отношению к Тоне, и свои собственные эмоции, когда в водовороте всего не ясно, что именно испытываю в первую очередь.
– Горский, хватит на неё пялиться, – шепчет мне на ухо Лена, когда мы двигаемся невпопад в центре огромной гостиной.
Кто-то режется в бильярд, кто-то болтает и пьёт шампанское. Тоня сидит чуть в стороне. Напротив неё – мой тесть, рассказывает что-то, от чего на лице Антонины появляется заинтересованное выражение.
– На кого? – делаю вид, что я идиот, который не сразу соображает чего от него хотят.
– На маникюршу мою. Понравилась, что ли?
Это первый раз, когда Лена даёт понять, что заметила мои поползновения в сторону другой женщины. Впрочем и заметила она только потому, что я по неосторожности проявил их на её глазах.
– Нет. Просто она странная какая-то.
Плотнее прижимаю жену к себе, сосредотачивая внимание на ней, хотя так и хочется понять, что происходит у Тони с Борисом Анатольевичем.