Кит на заклание
Стальные сейнеры способны ловить сельдь, мойву и прочую мелюзгу, только когда она плавает поблизости от поверхности моря; «сейнер» из плоти и крови не знает таких ограничений — кит умеет погружаться еще глубже, чем преследуемая им добыча. Совершенно очевидно, что финвал с легкостью плывет в течение получаса на глубине по меньшей мере ста метров, а при необходимости ныряет гораздо глубже и остается под водой дольше.
Неизвестно в точности, на какую глубину способны погружаться киты; зарегистрирован случай, когда финвал, которого подбили гарпуном с глубиномером, нырнул на триста пятьдесят с лишним метров.
Я описал обычную охоту финвала в дневное время. Но как он охотится по ночам? В том, что порой финвалы ловят рыбу и в темноте, сомневаться не приходится — это подтверждается наблюдениями. Эхолокаторы финвала работают ночью ничуть не хуже, чем днем, но как он обходится без заградительного светового барьера? Очевидно, темными ночами финвал не носится кругами вокруг своей добычи, а неожиданно, с налета, нападает на косяк. Такая атака, по-видимому, малоэффективна, и, наверное, по ночам регулярно охотятся только самки, вынашивающие или кормящие детенышей и нуждающиеся поэтому в более обильном и почти непрерывном питании.
Как ни поразительно сходство между приемами лова у кита и у человека, вооруженного современной техникой, между ними есть и существенное различие. Проглотив тонну-другую рыбы, кит прекращает ловлю и посвящает свой досуг другим делам — каким, нам неизвестно. У стального сейнера принцип совсем другой: экипаж его продолжает добывать рыбу, пока не загрузит полностью двухсоттонные трюмы.
До того как современный человек начал хищническую эксплуатацию Мирового океана, моря нашей планеты изобиловали сельдью — и китами. Теперь этому пришел конец. Перебив почти всех крупных китов, человек сейчас решительно уничтожает и сельдь. Прославленная некогда добыча сельди в Северном море быстро приходит в упадок. У берегов Норвегии, Англии и других европейских государств ловить сельдь уже не имеет смысла. Несколько лет назад практически прекратился промысел сельди у берегов Британской Колумбии, некогда богатейшего в мире района, и к 1967 году более пятидесяти тамошних мощных современных сейнеров проделали длинный путь через Панамский канал к восточному побережью Канады, где они теперь помогают очистить от сельди воды залива Фанди, залива Св. Лаврентия и районов, лежащих к югу от Ньюфаундленда.
Первые годы промысел был невероятно успешным. В 1969 году только в районе Ньюфаундленда было выловлено больше ста двадцати тысяч тонн сельди, которая почти целиком пошла на... рыбную муку и жир для нужд сельского хозяйства и промышленности. Непосредственно в пищу пошла лишь незначительная часть уловов. В 1970 году промысел вели еще более активно, однако добыча сельди сократилась на треть. Обследование, проведенное биологами в 1971 году, показало, что поголовье сельди не успевает восстанавливаться. Специалисты считают, что к 1980 году лов сельди в восточных канадских водах, а может быть, и во всей Северной Атлантике прекратится, потому что ловить будет просто нечего.
С исчезновением сельди угроза голодной смерти нависнет над такими важными промысловыми видами, как треска, палтус, пикша и даже лосось; все эти рыбы питаются сельдью, ими в свою очередь питается безудержно растущее человечество, а ему ведь тоже грозит в будущем голодная смерть.
Это, впрочем, отнюдь не волнует владельцев новых мощных комбинатов по переработке сельди, выросших, как грибы, по всему Атлантическому побережью Канады. Комбинаты эти (один из них построен в Бюржо и ожидается, что через пару лет он утроит свою мощность) представляют собой высокомеханизированные предприятия, не требующие ни крупных вложений, ни многочисленного штата. Большинство комбинатов, воздвигнутых на Юго-западном побережье, окупились в течение первых т р е х л е т. Сейчас они приносят огромный доход, причем владельцы рассчитывают получать от них прибыль даже после того, как вся сельдь будет уничтожена: они переключатся на мойву; но мойвой тоже питаются крупные северные промысловые рыбы, которые на протяжении бесчисленных столетий кормили человечество. Мойва — это изящная, прелестная на вид рыбка, обитающая только в северных водах, и вот за ней-то и будут посланы сейнеры, потому что ее сейчас, по-видимому, еще больше, чем было когда-то сельди.
В восточной части Атлантического океана мойву уже ловят норвежцы — им ведь тоже нужно «кормить» свои рыбоперерабатывающие комбинаты. Два ньюфаундлендских комбината сейчас работают на мойве в качестве эксперимента. Служащий одной международной рыбопромысловой корпорации с восторгом сообщил мне, что, по его расчетам, мойвы хватит «лет на пять или даже десять». Дальше чем на десять лет вперед рыбопромышленники, очевидно, не заглядывают.
Если через десять лет в Северной Атлантике еще останутся финвалы, то их положение будет весьма незавидным. Нелегко придется и питающимся мойвой тюленям, которых, кстати, все еще энергично истребляют норвежские флотилии, не без помощи канадцев.
Прогнозируемое исчезновение основного поголовья сельди и мойвы используется некоторыми как довод (вот пример человеческой логики) в пользу дальнейшего истребления китов и тюленей. Один человек, вложивший деньги и в китобойный, и в тюлений промысел объяснял мне это так:
— Глупо даже пытаться спасти тюленей от вымирания, а китов — тем более. Рыбокомбинаты все равно скоро пожрут сельдь, мойву, а может быть, и кальмаров, так что киты и тюлени просто погибнут от голода. Лучше уж забить их, пока, не поздно. По крайней мере польза будет.
Другой довод в пользу уничтожения китообразных привел мне как-то один биолог, занимавшийся проблемами охраны океанской фауны, но, как я подозреваю, пришедший к выводу, что эта задача нам уже не под силу.
— У нас (то есть в отделе по использованию ресурсов океана) многие считают, что затевать кампанию по спасению китов просто нелепо, потому что скорее всего они так или иначе погибнут от загрязнения среды. В организмах морских животных, питающихся рыбой, оседают в конечном счете все яды, которые мы сбрасываем в океан, — ДДТ, ртуть и прочие. Нынешнее поколение китообразных либо погибнет от них, либо станет бесплодным... во всяком случае, загрязняющие вещества наверняка пагубно скажутся на них. Конечно, если китов перестанут убивать, им будет легче справиться с остальными бедами, и кто знает — может быть, они и выживут...
Есть и еще одна причина, заставляющая китобоев продолжать промысел крупных и мелких китообразных. Ведь на постройку современных китобойных флотилий и связанных с ними промышленных предприятий потрачены огромные деньги. Японцы, отлавливающие сейчас больше китов, чем кто бы то ни было, заявили, что они не могут прекратить промысел, пока не окупят своих капиталовложений, но даже и после этого было бы расточительством поставить флотилии на прикол; а приспособить их оборудование для других целей практически невозможно. Того же мнения придерживаются, очевидно, и другие страны, занимающиеся промыслом китов, например Норвегия и Канада.
Однако официально массовый забой китов оправдывают совсем иначе. Апологеты китобойного промысла утверждают, что китов приходится отлавливать, и притом в значительных количествах, ради того, чтобы снабжать голодающее человечество жирами и белками и поставлять промышленности, в том числе и фармацевтической, сырье, без которого современное общество не может обойтись. Эти люди лишь вводят общественность в заблуждение, а то и попросту обманывают ее. Нет ни одного продукта, поставляемого китобойной промышленностью, который нельзя было бы синтезировать за те же деньги, а жиры и белки можно гораздо более экономично производить в сельском хозяйстве, не подвергая при этом землю тем непоправимым опустошениям, которым мы подвергаем океан.
Нет, впрочем, ничего удивительного в том, что политика опустошения морей находит сторонников. Ведь это лишь одно из проявлений отношения современного человека к окружающему миру. Эксплуатируй! потребляй! извергай отходы — и снова потребляй, все больше и быстрее! — вот заповеди нашего времени. Мы ведем себя как несмышленые дети в кондитерской лавке, и если не погибнем от несварения желудка, то помрем с голоду, когда выйдут все сласти. А в Мировом океане сласти кончатся очень скоро. Человечество лелеет надежду, что, когда на разоренной суше есть будет нечего, мы начнем питаться дарами моря; но это не более чем иллюзия. Моря не выдерживают даже нынешних масштабов рыболовного промысла. Компетентные специалисты по рыболовству с уверенностью рисуют самые мрачные перспективы: в течение ближайших двадцати лет поголовье промысловых пород рыб в океане уменьшится вдвое, в то время как потребность в добыче рыбы возрастет за это же время по меньшей мере в десять раз!