Кит на заклание
Бухта была глубока, но опасно мала. Признай китиха, что атака не удалась, она бы еще могла остановить свой бег, погасив инерцию. Для этого ей достаточно было разинуть пасть, и давление воды растянуло бы складки у нее на брюхе, а резко возросшее сопротивление среды подействовало бы как гигантский тормозной парашют. Однако голодная самка опоздала применить этот тормоз: инерция уже втянула ее в горло пролива, и китиха с ужасом ощутила, что брюхо ее коснулось каменистого дна. Она бешено забилась, пытаясь развернуться, — задний ход китам недоступен, — но из-за быстрого приливного течения удары ласт и хвоста лишь еще дальше затягивали ее в пролив.
Должно быть, она испугалась, ибо кит, выброшенный прибоем на мель, обречен: начинается отлив, и огромное животное, привыкшее к тому, что его держит вода, погибает от собственного веса — грудная клетка не выдерживает нагрузки, и кит задыхается.
Продолжавшийся прилив и бешеные удары хвоста продвигали китиху в единственном возможном для нее направлении — вперед; извиваясь брюхом между усеявшими дно камнями, она ползла по проливу, и вдруг будто чудо пришло ей на помощь — внезапно дно опустилось, и китиха погрузилась в воду.
Средняя глубина большей части Олдриджской заводи — девять метров, а центральной ее части — все шестнадцать. Китиха, должно быть, испытала огромное облегчение, очутившись на свободе. Но радость ее, по-видимому, была недолгой. Через минуту-другую она, обследовав локатором берега, поняла, что оказалась в западне. Единственный выход из западни вел через мелководный пролив, который она только что преодолела.
Это был страшный момент, требовалось срочно принять решение! Остаться в заводи — и в конце концов умереть с голоду? Рвануться назад во время отлива — и задохнуться на камнях еще до наступления утра?
Конечно, за отливом снова последует прилив. Уж это-то она, конечно, знала. Но тут мало было просто прилива: требовался непременно сизигийный прилив, а его предстояло ждать еще целый месяц, да и тогда воды могло оказаться недостаточно, если не будет штормового ветра с моря. Возможно, китихе было известно и это.
В неумолимом ритме приливов и отливов скрывалась ее единственная надежда на спасение. Всю ночь китиха ждала следующего подъема воды. В субботу утром вода снова поднялась. Но уровень ее оказался на тридцать сантиметров ниже, чем накануне. Этого было мало. И все же пленница снова и снова атаковала пролив — единственный путь к свободе.
В половине пятого пополудни братья Ганн подошли к рыбозаводу, и пока они, рассказывая о том, что видели, выгружали свой улов на причал, послушать их собралась немалая толпа. Все-таки развлечение — день на консервном заводе проходит уныло и скучно.
— Так ты думаешь, она еще там? — спросил Кеннета один из бригадиров, крупный, непомерно толстый мужчина лет за пятьдесят.
— Скорее всего. До следующего прилива ей никак не выбраться, — ответил Кеннет. Рассказывая мне впоследствии об этом разговоре, он добавил: — Если б я знал, что у них на уме, я бы им сказал, что ее уже и след простыл.
Наверное, он так бы и сделал, потому что братья Ганн не желали китихе дурного. Но не все в Бюржо разделяли их позицию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Едва братья Ганн выгрузили улов и отправились к себе домой в Мади-Хоул, как от заводского причала отошла еще одна лодка. На борту ее был Джордж — толстяк-бригадир, который так заинтересовался китом, — и еще четверо мужчин помоложе. Все эти люди служили на рыбозаводе, но управляющий разрешил им уйти пораньше, чтобы «посмотреть» кита. Путь их действительно лежал в Олдриджскую заводь, но, отойдя от завода, они причалили к берегу и разбежались по домам — за ружьями и патронами. Когда лодка снова вышла в залив, ее арсенал составляли два спортивных малокалиберных карабина, американская армейская винтовка и две боевые крупнокалиберные винтовки Ли-Энфилда.
Хотя все пятеро родились на Юго-западном побережье, каждый из них провел несколько лет в США или Канаде; возвратившись по той или иной причине домой, они отказались от потомственной профессии рыбака и предпочли работать за жалованье на рыбозаводе — кто механиком, кто техником, кто бригадиром. Это были представители ньюфаундлендцев нового типа, о которых мечтал Джозеф Смолвуд, — «прогрессивные» люди двадцатого века, стеснявшиеся своего происхождения и поспешно приобщившиеся к манерам и нравам современного индустриального общества.
Уже сгущались сумерки, когда моторка обогнула мыс Ричардс-Хэд и вошла в бухточку, из которой открывался пролив в Олдриджскую заводь. Внезапно раздался крик, и стоявший на носу схватил свою винтовку и указал ею на воду. У самого входа в бухту всплыл кит.
Бригадир сбросил газ, и лодка пошла по инерции.
— Ах, стерва, видно, ушла уже! — раздраженно воскликнул один из рабочих.
Все же, прежде чем кит успел погрузиться, три-четыре пули ударили по воде и рикошетом с воем ушли в темноту. Экипаж моторки с надеждой ждал нового появления гигантского животного, но кит исчез. Считая, что это и была китиха, о которой рассказывали братья Ганн, и понимая, что теперь им ее не догнать, разочарованные охотники решили возвращаться домой. Джордж уже начал разворачивать лодку, когда один из людей, немолодой мужчина, проработавший десять лет на красильной фабрике в Торонто и лишь недавно вернувшийся в Бюржо, сказал:
— Помнится, я бывал в заводи мальчишкой. Может, заглянем, сделаем круг? Если повезет, пару уток подстрелим или тюленя.
Джордж охотно развернул моторку и направил ее ко входу в пролив. В ту же секунду все пятеро вздрогнули от неожиданности: над бухтой раздался гулкий низкий рев. Как говорили они потом, «точно корова мыкнула в пустую железную бочку». Одновременно в дальнем конце пролива поднялась мощная волна, и моторку окатило брызгами. Люди в изумлении уставились друг на друга.
— Господи Иисусе! Да она еще там!
Они вытащили лодку на отлогий галечный берег, взбежали на холм, отделявший бухту от заводи. Один из них потом рассказывал, что у самого пролива они увидали «здоровенную, как черт, рыбину, которая наполовину высунулась из воды и так била хвостом, что брызги взлетали до самой вершины холма. А хвост у нее был, как самолет!»
Пятерка молодцов времени терять не стала. Одни, вгоняя патроны в стволы, опустились на колено, другие стреляли стоя. Эхо ружейных выстрелов огласило холмы, окружавшие Олдриджскую заводь; ему отвечало приятное чмоканье пуль, вонзавшихся в живую плоть.
— Промахнуться было невозможно, — восторженно рассказывал один из стрелков. — Я целил в глаз, здоровенный, как тарелка. Другие целили в ноздрю. Но только наши пули ей были все равно что комариные укусы. Она перевалилась на бок, развернулась, отплыла на глубину и нырнула. Все же пуль двадцать мы в нее всадили.
Китиха ретировалась в северный конец заводи, но через несколько минут, которых стрелкам вполне хватило на то, чтобы торопливо перезарядить оружие и приготовиться, она снова показалась на поверхности и опять направилась к проливу. Подпустив животное поближе, стоявшие на холме люди встретили его сосредоточенным огнем. Китиха снова нырнула и на этот раз не показывалась минут двадцать.
— Кто-то из наших сказал, что мы ее, верно, прикончили, но куда там! На такую громадину не с ружьем надо было идти. А Джордж сказал, что если стрелять каждый раз, как китиха подплывет к проливу, то она в конце концов плюнет и останется на ночь в заводи. А следующий-то день был выходной! Стреляй хоть с рассвета до заката!
Патронов они привезли немного, и через час стрельбу пришлось прекратить. «Охотники» нехотя вернулись в моторку и пошли в Бюржо, где остаток вечера провели, путешествуя из дома в дом, подкрепляясь спиртным и рассказывая о своем подвиге.