Кит на заклание
Я потребовал объяснения у братьев Ганн, но они уклонились от разговора. Лишь позже, когда мы вдвоем с Куртом сидели у него на кухне и ждали прибытия Андерсонов с неводом, я узнал о причине происшествия.
— Скорее всего кто-нибудь из Шорт-Рич не согласен, что вы перегородили пролив, — осторожно сказал Курт. — Говорят, что, мол, никто не имеет права запрещать лодкам заходить в заводь. Ни вы, ни полиция, ни сам Джо Смолвуд.
— Но Ганны натянули сеть так, что ее можно было поднять с одного конца и свободно пройти в заводь, — возразил я. — Мы же не вход перекрыли, а просто поставили сеть, чтобы рыба не выходила в пролив. Рыбакам-то это известно.
— Не в том дело, Фарли. Вы ведь там плакат повесили, что заводь закрыта. А раньше у нас... то есть у них, была свобода — плыви, куда тебе надо. Загородите вы пролив стальной цепью, и то кто-нибудь ее перережет.
— Но это же глупо, — сердился я. — Ведь другого-то способа нет, чтобы удержать сельдь в заводи! Да и не навечно мы перегораживаем пролив — всего на месяц или даже меньше... В общем, пока китиха в заводи, пролив должен быть перекрыт, и точка.
Курт не ответил. Его круглое красное лицо хранило бесстрастное выражение. Я встал.
— Пора собирать людей, — сказал я. — Уже полночь, а мы еще и не принимались за дело.
Когда наша маленькая флотилия достигла бухты у входа в заводь, уже взошла луна. Курт стал медленно грести вдоль берега. С кормы неслышно стравливали за борт стометровый невод. Братья Андерсон остались на своей лодке и держали свободный конец невода, а когда весь невод оказался в воде, Ганны взяли к себе на лодку его второй конец. Затем обе лодки двинулись к проливу.
Мы с Куртом молча наблюдали за тем, как невод, изогнувшись дугой, медленно пополз к берегу. Внезапно под нами что-то словно взорвалось — на воде вскипел бурун, лодка отчаянно накренилась. Я инстинктивно ухватился за борт и в ту же секунду услышал громкое шипение, раздавшееся, как мне показалось, прямо у меня под ногами. В воздухе повисло облако пара. Мы ошеломленно уставились на воду: за кормой, всего метрах в двух от лодки, изгибался хребет уходившего в глубину Опекуна. Первым пришел в себя Курт.
— Господи помилуй! — воскликнул он, — Прямо под нами всплыл! Радар у него, что ли, сломался? Что это ему в голову взбрело?
Но тут обычно невозмутимый Уош Пинк перебил Курта:
— Смотрите, смотрите! Сельдь идет!
Обернувшись, мы увидели, что вода между нами и входом в пролив — а до пролива было метров пятнадцать — кишмя кишит сельдью, в панике спасающейся от кита. В свете фонаря это больше всего напоминало прибой, разбивающийся о берег; только «сельдяной» прибой разбивался о край невода и катился дальше между лодкой Андерсонов и берегом.
Мы с Куртом переглянулись.
— Неужели он... — неуверенно начал я, — неужели он это нарочно?..
— Нарочно, Фарли, или не нарочно, а он загнал в бухту пару тонн сельди.
Братья Ганн потом говорили, что у них лодка качалась от ударов снующей кругом рыбы. Кеннет описывал случившееся без тени сомнения:
— Этот Опекун, как вы его называете, давно уже кормит свою подругу, — утверждал он. — Мы и раньше видали, что он загоняет в заводь сельдь.
Нервы наши были напряжены, но остаток ночи прошел спокойно: Опекун исчез и больше не появлялся. Скоро оба конца невода достигли мелководья, и четверо рыбаков, надев высокие, по бедра, сапоги, вошли в воду и принялись стягивать невод ко входу в пролив. По нашим подсчетам, в неводе к этому времени было около пяти тонн рыбы.
Подтащив пойманный косяк к самому проливу, рыбаки стали ходить вдоль невода, колотя по воде, крича и пугая сельдь. Наконец от кишащей массы отделился тонкий ручеек рыбы, направившейся в пролив, и скоро весь косяк устремился в заводь.
Так что первая попытка оказалась очень удачной. Хуже получилось у нас во второй раз: невод зацепился за подводный камень и большая часть сельди ушла. Однако в неповрежденной части невода все же осталось сколько-то рыбы, и, стянув концы сети, рыбаки решили отбуксировать «мешок» с сельдью в заводь. Вот как рассказывал об этом Кеннет Ганн:
— Мы зашли в заводь метра на три, не больше, и выпустили сельдь из невода. Я нагнулся, чтобы посмотреть, вся ли рыба вышла, и вдруг слышу, Дуг мне кричит: «Берегись!» Я обернулся и вижу — китиха несется прямо на меня, а пасть у нее разинута, точно шлюз в сухом доке. И волну гонит, как океанский лайнер. Нас так и подкинуло — удивительно, как мы вообще не перевернулись. Ну а когда я пришел в себя, ее уже и след простыл. Да и мы тоже задерживаться не стали. Сомневаюсь, чтобы от нашей сельди хоть одна рыбешка уцелела. Нас-то китиха не съела только потому, что мы ей не понравились. И слава богу! Не скажу, чтобы мне очень хотелось повторить приключения Ионы.
В общем, я был доволен проведенным днем. По крайней мере, на время проблема кормежки была решена. Кроме того, мы убедились, что аппетит у нашей подопечной хороший — ест она охотно и с удовольствием.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
На следующее утро я проснулся поздно и сразу услышал, как за окном знакомо завывает зюйд-вест, а в стены злобно колотит снег. На острова обрушивались огромные серые валы разыгравшегося океана. Было ясно, что от визита к китихе на сегодня придется отказаться. Шторм и огорчал меня, и радовал. Пока зюйд-вест не уляжется, мы, конечно, не сможем ловить сельдь, но зато в такую погоду никто не станет досаждать китихе, и она сумеет спокойно доесть рыбу, которой мы ее снабдили накануне.
Нам, однако, не суждено было провести день в покое. Не прошло и десяти минут, как раздался первый звонок, за которым последовал почти непрерывный телефонный обстрел, длившийся до самого вечера.
Звонили в основном раздраженные репортеры и фотографы, застрявшие из-за непогоды в аэропортах между Галифаксом (Новая Шотландия) и Сент-Джонсом (Ньюфаундленд). Многие из них воспринимали шторм и удаленность Бюржо почти как личное оскорбление. «Я за одну неделю взял интервью в Хельсинки, Токио и Чили, — с обидой пожаловался мне один телерепортер, — а в своей собственной стране никак не могу добраться до какого-то захолустного поселка!»
Я несколько раздраженно ответил, что он вполне может воспользоваться тем же транспортом, каким пользуемся мы, жители Бюржо, то есть доехать до Порт-о-Баска, откуда каждую неделю к нам отправляется каботажное судно. Кажется, мое предложение не слишком его утешило.
Трудно было утешить и Боба Брукса, которому не терпелось доставить во внешний мир свои — пока что уникальные — снимки китихи. Хотя каботажка, идущая на запад, должна была вот-вот прибыть в Бюржо, мне никак не удавалось уговорить Брукса воспользоваться ею. Судя по всему, Современный репортер без самолета так же беспомощен, как лодка без руля и ветрил. Но, увы, в штормовом небе над Бюржо самолетов не было видно — летали одни только чайки.
Если репортерам я не особенно сочувствовал, то когда из Вудс-Хола (Массачусетс) позвонил доктор Уильям Шевилл, я заволновался. Я знал доктора Шевилла как одного из ведущих китологов мира. Он сказал, что слышал о нашем ките и готов немедленно отправиться в Бюржо. Единственная трудность заключалась в том, чтобы до нас добраться. Я посоветовал ему связаться с авиабазой в Ардженшии, принадлежавшей американскому военному флоту. Он последовал моему совету, причем с такой энергией, что вечером того же дня позвонил уже из Ардженшии (юго-западный Ньюфаундленд) и сообщил, что в его распоряжении американский военный самолет-амфибия, который доставит его в Бюржо, как только прояснится.
— Нелетная погода может продержаться еще несколько дней. Если хотите бить наверняка, идите морем, — сказал я, добавив полушутя, что американцы могли бы одолжить ему эсминец.
К сожалению, американцы отказались. Шторм усилился, и командующий военно-морской базой в Ардженшии решил, что атакуемые ревущим прибоем острова и рифы Юго-западного побережья — неподходящее место для американского судна.