Кит на заклание

От мрачных размышлений по этому поводу меня отвлек телефон. Звонила Мэри Пенни, или, как ее любовно называли у нас, королева Рамеа, — вдова, женщина устрашающей энергии и еще более устрашающей внешности, жившая в пятнадцати милях от Бюржо на острове Рамеа, где у нее был крошечный комбинат по переработке рыбы. Мы были с ней в давней дружбе.
— Я слышала, ты завел себе китенка, Фарли? Говорят, он у тебя голодает, это верно? Тут только что по радио передавали, будто ты ждешь, чтобы Джо тебе сейнер прислал. Хочешь знать мое мнение? Не видать тебе «Хармона» как своих ушей. Уж ты-то мог бы понимать, что этим политиканам нельзя верить ни на грош. В общем, у нас тут есть ловушка на мойву. Почти новенькая. Когда-то мы платили за нее пять тысяч долларов. Ловит сельдь не хуже, чем мойву. Как только придет «Пеннилак» — он сейчас в Хермитидже шторм пережидает, — я тебе эту ловушку отгружу. Найди толкового человека, который умеет с ней управляться, и твой кит просто лопнет от обжорства. Да брось ты, какое там к черту спасибо. Главное, смотри, не утопи ловушку в море.
Мэри была последней, кто звонил нам в тот день: телефон наконец угомонился, и мы отправились спать. Но мысли о китихе не давали мне заснуть.
Мощно гудели разбушевавшиеся волны, дом сотрясался от порывов ветра. Я представлял себе Олдриджскую заводь, непроглядную тьму штормовой ночи. Что делает сейчас китиха в своей тюрьме? Какие чувства заполняют долгие часы ее плена?
Боль, конечно. И страх. Изведала ли она отчаяние? Или все же надеется выбраться на волю? Бесконечно кружа по «камере», представляет ли она себе, сколь ужасна ожидающая ее судьба? О чем «беседует» она с Опекуном? И как относится к двуногим тварям, которые сперва пытались ее убить, а теперь загоняют к ней косяки сельди?
Ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Ее жизнь оставалась так же непонятна мне, как ей — моя. Я был для нее чужаком... да и все мы чужие друг другу. Даже существа, облеченные природой в одну и ту же внешнюю форму, по сути остаются чужими. Ну что знаю я о сокровенных чувствах моих соседей, граждан города Бюржо? Что знают они обо мне? А люди за пределами Бюржо? Что знают они о страстях, разыгравшихся тут вокруг плененного кита? Да и кому до этого дело? Даже те, кто непосредственно вовлечен в эту диковинную драму, не слишком понимают друг друга. Чем больше я думал об этом, тем яснее мне становилось, что из-за этого непонимания разлад в городе в ближайшее же время станет еще острее. Дело может принять самый неприятный оборот. Ах, если бы мне поскорее выпустить китиху на свободу! Теперь от этого зависело не только ее благополучие, но и мое тоже. Чтобы конфликт между гражданами Бюржо не разрешился трагедией, город нужно было срочно избавить от китихи.
Я задремал, и мне приснилась китиха, превратившаяся в морское чудовище, которое преследовало меня, тонущего в чуждой стихии... Я проснулся в поту и понял, что именно меня мучает.
В западне оказалась не только китиха. Вместе с ней в западню попали и мы. Случайность нарушила привычный ход жизни морского гиганта. Но ведь то же самое случилось и с нами. Пугающее в своей таинственности существо вторглось в тесный круг нашего бытия. Проникнуть в его тайны нам, сухопутным двуногим, не дано, и потому нашей естественной реакцией стал страх, ненависть, желание напасть и уничтожить. Неразгаданные тайны, принесенные китихой из океанских глубин, напомнили людям об их неистребимом невежестве. Словно кто-то поднес зеркало к нашим лицам, и мы увидели в нем свое уродство.
 
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В пятницу ветер достиг ураганной силы. Скорость его, судя по показаниям анемометра, временами доходила до восьмидесяти миль в час. Не то что идти в Олдриджскую заводь — даже из дому выйти было рискованно. И в тот день мы с китихой не виделись; она сидела в своей клетке, я — в своей.
Все утро я составлял разные проекты ее освобождения. Потом в полдень связался с друзьями из канадского военно-морского порта в Галифаксе. Сообща мы разработали план. Мне предстояло добиться разрешения военных властей в Оттаве, и тогда, как мне сказали, из Галифакса к нам с удовольствием пришлют аквалангистов, которые вручную очистят пролив от камней и, насколько возможно, углубят его (использовать взрывчатку было бы слишком рискованно). К ближайшему сизигийному приливу, то есть не позднее чем через три недели, мы установим поперек заводи стальную противолодочную сеть, подвешенную на стальных буях, и с помощью этого гигантского невода в нужный момент загоним китиху в пролив. Я решил, что, если она побоится лезть в пролив по собственной воле, мы применим транквилизаторы, парализующие двигательные центры, и вытащим ее из воды силой.
Я понимал, что усыплять пленницу чрезвычайно опасно — стоит неверно рассчитать дозу, и китиха потеряет сознание и может утонуть. Я позвонил одному калифорнийскому специалисту по китообразным, которому уже доводилось усыплять крупных дельфинов. Масштабы предстоящего эксперимента привели его в ужас.
— Точную дозу определить невозможно, — сказал он. — Я вам назову транквилизаторы, которые годятся вашей китихе, и помогу быстро достать и переслать их, но дозу придется определять почти наугад. Риск, конечно, огромный. Но уж лучше рискнуть, чем оставить ее помирать в заводи.
Тогда я наконец позвонил в Торонто Джеку Мак-Клеланду и, изложив ему свой план, попросил заручиться содействием военных властей. Вздохнув, Джек пообещал сделать все от него зависящее.
Позвонил я и в Юго-западный клуб: я хотел, чтобы они совместно с муниципалитетом поторопили ньюфаундлендские власти с присылкой «Хармона». Я слышал по радио сообщение (впоследствии оказавшееся ложным) о том, что сейнер был уже отправлен в Бюржо, но вернулся в гавань из-за шторма. Поскольку метеорологи обещали на субботу ясную погоду, я считал, что к субботнему вечеру «Хармон» вполне мог бы быть у нас. Представитель Юго-западного клуба согласился обратиться в муниципалитет, но когда я заговорил о своем плане освободить китиху, тон моего собеседника сделался гораздо менее дружелюбным.
— Зачем нам ее отпускать? — спросил он. — Ей и в заводи неплохо. С «Хармоном» сельди у нас будет более чем достаточно. Нет-нет, пусть она сидит и не рыпается. Во всем мире ни у кого, кроме нас, нет ручного финвала. Было бы просто грешно отпускать ее — она же может принести Бюржо огромную пользу.
Я понемногу учился сдерживать свои порывы: пробормотав что-то нечленораздельное, я повесил трубку. Не было никакого смысла лить масло в огонь.
Я решил забыть на время о том, что происходит в городе, и заняться исключительно кормлением и охраной китихи и подготовкой к спасательной операции.
Наступила ночь, а от Смолвуда все еще не было ответа насчет «Хармона», и я начал терять надежду когда-либо увидеть сейнер в Бюржо. Однако я рассчитывал, что в субботу вечером мы снова выйдем в бухту с неводом, а в воскресенье пустим в ход ловушку Мэри Пенни.
Что же касается охраны животного, то, поскольку констебль так и не получил никаких конкретных инструкций, мне оставалось только самому исполнять его обязанности. По-видимому, для обеспечения полной безопасности китихи мне надо было поселиться на берегу заводи. Юго-западный клуб взялся установить для меня небольшую палатку с печкой и привезти горючее. Палатка могла также служить опорным пунктом для научных наблюдателей, если бы таковые прибыли когда-нибудь в Олдриджскую заводь. Шевилл все еще не терял надежды добраться до нас. Последний раз он звонил в час ночи и сказал, что прилетит в субботу утром.
Во внешнем мире интерес к киту превзошел все мои ожидания и уже начинал меня раздражать. Радиорепортеры из такой дали, как Техас и Колорадо, звонили мне и пытались сквозь шум и треск записать интервью для передачи в эфир. Телеграммы из швейцарского газетного синдиката и из редакции какого-то австралийского журнала требовали от меня дополнительной информации.