Путешествие на Коппермайн
В свободные от охоты часы женщина-отшельница поневоле сплетала внутренний слой ивовой коры (лыко) в короткие тонкие полоски наподобие крученых нитей, и их набралось уже несколько сот футов. Из них она намеревалась к наступлению весны сплести рыболовную сеть. Индейцы из племени догриб всегда делают свои сети подобным образом, более предпочтительным по сравнению с сетями из сыромятных ремешков, распространенными среди северных индейцев. Последние в сухом виде кажутся очень прочными и надежными, в воде же размягчаются и становятся скользкими, узелки ячей часто развязываются, и рыба уходит из сетей. Сети северных индейцев к тому же гниют, если их редко вытаскивать из воды и не развешивать на просушку.
Пяти— или шестидюймовый крючок был разогнут и приспособлен в качестве ножа, а крошечный железный наконечник стрелы использовался женщиной как шило. Больше ничего металлического у бедняжки не было. Но даже с такими простыми инструментами она смогла изготовить себе снегоступы и несколько других предметов обихода.
Удивительно также, как она добывала огонь, ведь у нее для этой цели были только два твердых камня с вкраплениями серы. Чиркая камнями и сильно ударяя их друг о друга, она высекала несколько искр на кусочек трута. Занятие было очень нелегким и не всегда приводило к желаемому результату, поэтому она хранила огонь всю зиму, не давая ему угаснуть. Из этого можно заключить, что она не знала способа добывать огонь трением, применяемого эскимосами и большинством других нецивилизованных племен.
Необычность ее обстоятельств, миловидность молодой женщины и явные ее успехи вызвали сильное соперничество между моими индейскими спутниками из-за желания взять ее в жены. Бедняжка в тот вечер переходила из рук в руки полудюжины индейцев, одолевавших друг друга в поединках за право обладать ею.
Даже Матонаби, у которого к тому моменту было в женах семь взрослых женщин, не говоря уже о девочке одиннадцати-двенадцати лет, тоже попытался было добыть ее в борцовском поединке, но одна из жен пристыдила его замечанием, что и на имеющихся-то жен у него не всегда хватает сил. Несчастная женщина, однако, жестоко поплатилась за свою насмешку, так как Матонаби, желавший в любом занятии быть равным не меньше чем восьмерым или десятерым мужчинам, воспринял ее слова как серьезное оскорбление. Он накинулся на бедную жену с кулаками, пустил в ход даже ноги и так избил, что через несколько дней она умерла.
Когда атапаски брали найденную нами беглянку в плен, то, как это обычно здесь происходит, напали на типи ее родичей ночью и всех их перебили, за исключением еще трех молодых женщин. Убили и ее мужа, и отца с матерью. Своего маленького ребенка она спрятала в узле с одеждой и сумела унести с собой. Но, когда добрались до места, где жены атапасков дожидались возвращения мужей с добычей, эти женщины отобрали у нее узел. Обнаружив там ребенка, одна из них убила его на месте.
Это последнее варварское злодеяние поселило в душе молодой женщины такое омерзение к этому племени, что, хотя сам похититель относился к ней как к полноправной жене и, по ее собственному признанию, был добр и даже ласков с нею, она так и не смогла прижиться в племени. Напротив, она предпочла подвергнуть себя лишениям и опасности погибнуть голодной смертью, чем жить в довольстве среди людей, так жестоко расправившихся с ее младенцем. Бедняжка поведала свою историю очень трогательно, но среди моих спутников ее рассказ вызвал только смех.
Вскоре мне выпал случай побеседовать с ней, и она рассказала, что ее родина лежит очень далеко на западе и впервые железо, да и вообще металл она увидела у своих похитителей. По ее словам, ее соплеменники делали свои топорики и ножи для разрезания льда из оленьего рога, а обычные ножи — из камня или кости. Единственным инструментом для обработки дерева служили бобровые резцы. Хотя индейцев привлекали земли к востоку от них, где, по слухам, англичане снабжают племена удивительно полезными вещами, им все же пришлось отступить еще дальше на запад, чтобы уйти от атапасков, совершавших опустошительные набеги на их поселения как зимой, так и летом.
Глава пятнадцатая
Первого января 1772 года мы добрались до великой реки Атапаскоу [23], разливающейся на две мили в месте впадения в одноименное озеро. Сосны и тополя в растущих по ее берегам лесах — самые крепкие и высокие из всех виденных мной в Северной Америке.
Берега высоки и обрывисты и местами поднимаются над водой на сто футов, но почва здесь глинистая и во время летних ливней сильно размывается. Говорят, когда по весне сходит лед, наводнением нередко смывает в реку целые пласты земли вместе с лесом и огромное количество вывороченных с корнями деревьев несется вниз по реке. По берегам озера и около островов скопилось множество топляков — столько я нигде не встречал, некоторые из выброшенных на берег стволов годились бы на мачты крупнейшим морским судам.
Кроме Атапаскоу в озеро впадает еще ряд менее полноводных рек. Недалеко от северо-восточного побережья также есть ручьи и речки, часть которых, попетляв по тундре, впадает в более крупные реки, а те в свою очередь стремятся к Гудзонову заливу, с водами которого они сливаются в нескольких сотнях миль к северу от реки Черчилл [24].
Мы продолжали двигаться на юг вдоль берегов реки Атабаски еще много дней и, хотя миновали несколько мест прошлогодних зимних стоянок атапасков, не обнаружили никаких следов их пребывания там в этом году. Летом они пустили по лесу пал, и, несмотря на толстый снеговой покров, во многих местах все еще тлел огонь. Мы не раз обманывались, принимая дым лесного пожара за дымки костров.
Разочаровавшись в своих ожиданиях, мы решили посвятить свое время охоте на бобров, бизонов и лосей, чтобы вернуться в Форт Принца Уэльского незадолго до срока прихода кораблей из Англии. В соответствии с этим решением 27 января мы направились на восток, повернувшись спиной к реке, в этом месте текущей прямо на юг.
Разнообразной дичи было в избытке, мы сократили дневные переходы и часто оставались на одном месте по два-три дня, чтобы съесть добытое мясо. Продирались мы и через чащобы, где приходилось прорубать тропинку, чтобы женщины могли пройти со своими волокушами. А иногда кругом расстилалась сплошная гарь, и, чтобы наломать лапника на подстилку в палатки, надо было прошагать не одну милю.
Двадцать четвертого февраля мы повстречали индейского вождя, по имени Тлеусанелли; он подошел к нам вместе со своим отрядом с востока. Тлеусанелли подарил мне и Матонаби бочонок с бренди в две кварты и по фунту прессованного табака, предназначавшегося для южных индейцев. Табак оказался очень кстати, но бренди, поскольку у меня уже много месяцев во рту не было ни капли спиртного, я оставил индейцам, каждому из которых из-за их многочисленности досталось по глотку. Мало кто из северных индейцев, не посещающих крепость, любит спиртное, но те из них, кто по весне стрелял для нас гусей, пили даровой спирт не хуже своих южных собратьев (хотя почти никто не был столь непрактичным, чтобы покупать или выменивать его у нас).
Теперь мы двигались по льду небольшой реки, впадавшей в озеро Клоуи, а так как местность изобиловала бобровыми запрудами, лосями и бизонами, то вперед продвигались не очень быстро. Много дней мы провели на охоте, наслаждаясь свежим мясом и занимаясь сушкой бизоньего мяса в дорогу, потому что впереди, как знали мои спутники, лежали пустоши, где перечисленной дичи не было вовсе.
Тлеусанелли и индейцы из его отряда говорили, что к моменту их ухода из крепости, то есть примерно около 5 ноября 1771 года, там все было в порядке. Теперь большая часть его отряда собиралась продолжить свое движение на северо-запад, но некоторые индейцы, добыв в начале зимы ценные меха, присоединились к нам.