Новый Вавилон

— КГБ формально больше нет, сынок, — если генерал-полковник Чуйка и обиделся на папину грубость, то не подал виду. — Теперь вместо Комитета Межреспубликанская разведка. Но, в остальном, ты прав. Эти хлопцы с тебя шкуру спустят, как попадешься. Там ренегат на ренегате сидит. Но, тебе не придется их бояться, если мы за тебя впишемся. За тебя с Маргаритой, ясное дело. Уразумел, сынок, о чем я?!
— И вы серьезно хотите, чтобы я вам поверил, товарищ генерал?!
— Повторяю, у тебя нету выбора, — в голосе генерал-полковника Чуйки послышалась усталость. — Если б я был из КГБ, не стал бы с тобой лясы точить, в прямом эфире, а приказал бы ебнуть на первом углу. Я тебе помочь хочу. Ты мне живым нужен. Вместе с ключом…
— Зачем он вам?!
— Без меня догадываешься, думаю. Отечество наше — в большой опасности, на краю погибели, и вся надежда — сам в курсе, на что…
— Допустим, я понимаю, о чем вы…
— Еще как понимаешь, сынок, потому и дернуть решил. Бежишь, блядь, как заяц. Только не съебнуть тебе с этого поезда, Михаил, сам на него залез. И ноги тут — хуй помогут, ты в это дело — по самые помидоры встрял, так что обратной дороги — нет, не тот случай. Не мы, так они тебя найдут. А уж там разговор короткий будет, и на дитя твое никто не посмотрит. Ломтями настрогают, понял меня? Короче, от тебя одного сейчас зависит, Михаил, что с вами обоими будет…
Папочка сглотнул тугую, как жвачка слюну.
— И о Родине заодно подумай, она ж у тебя одна, правильно?
Вот что папе точно не приходило в голову, так это мысли о родине…
— О родине? — он горько усмехнулся. — с какой стати?
— Тебе лейтенанта после ЛПИ дали? — вопросом на вопрос ответил генерал-полковник Чуйка.
— Ну, дали… — несколько опешил Мишель.
— Ты не нукай, когда со старшим по званию говоришь. Присягу на верность Отечеству принимал, или как?
Вот именно тут папочка чуть не дал слабину, купившись на древний как мир трюк с участием доброго следователя. Ему было очень страшно. Хуже того, папочка нисколько не сомневался, скоро сделается еще страшнее.
— Так что хорош Ваньку валять, лейтенант Адамов. Объявляю тебя призванным на действительную воинскую службу. Прямо с этой минуты. А теперь, слушай боевой приказ, лейтенант. Назовись, где ты сейчас шароебишься, стань ближе к обочине, задрай двери, подними стекла в тачке и жди наших ребяток, — развивал наступление генерал-полковник Чуйка. — Они в пять минут подскочат, у меня такие орлы, будешь за ними, как за каменной стеной, блядь…
Внутренний голос в унисон генералу заклинал Мишеля принять предложение и довериться ГРУ, пока до него не добрались те, другие, от одной мысли о которых папочку бросало в дрожь. Он даже успел подумать, что ГРУ, в отличие от НКВД с МГБ, не запятнало мундира кровью соотечественников даже в мрачный период стыловских репрессий. Что там всегда трудились доблестные, отважные офицеры, настоящие патриоты, для которых слово честь — отнюдь не пустой звук.
— Не тяни резину, сынок, — подал голос генерал Чуйка. И, Мишель, подстегнутый, будто схлопотал бичом поперек спины, решился. Затормозил у тротуара, вырвал тангенту радиостанции вместе с проводами и швырнул в окно. Сорвал «Волгу» с места в карьер и снова остановил через десять минут у здания Витебского вокзала. Свернул на стоянку, загнал «Волгу» между «Москвичом» и «Ижом», заглушил двигатель. Подхватил меня на руки, швырнул сумку на плечо и зашагал к массивному зданию с высокой прямоугольной башней. Я, конечно, понятия не имела, куда мы спешим, но часы на башне запомнила на всю жизнь, у них был большущий такой циферблат. Вот прямо сейчас, если зажмурюсь, увижу их, без проблем.
И часу не прошло, как мы с папой уже сидели в плацкартном вагоне поезда, отправляющегося через Витебск в Киев. Папочке крупно повезло, при нас оказались документы. Утром, отправляясь на Главпочтамт, папа прихватил их с собой. Свой паспорт, мою метрику, и свидетельство о маминой смерти, они понадобились, чтобы оформить какие-то там льготы, причитавшиеся мне, как сироте. Льгот мне, понятно, было теперь не видать. Наша история, связанная с Ленинградом, окончилась.
 *** 
Спустя пятнадцать часов или что-то около того мы с папочкой высадились в Киеве, который, после провала бездарного августовского путча ГКЧП и последовавшего за ним декабрьского отречения президента Горбачева из столицы братской советской социалистической республики превратился в столицу независимого соседнего государства. И, пускай иногда троих заговорщиков из Беловежской пущи, Ельцина, Кравчука и Шушкевича, клеймят как паршивых предателей, нам с папой исчезновение СССР пришлось весьма кстати, как ни крамольно сие для кого-то прозвучит. Формально мы очутились в другом государстве и могли почитать себя в относительной безопасности. Конечно, на первых порах, границы между Белоруссией, Украиной и Россией были абсолютно прозрачными, то есть существовали исключительно на бумаге, и тем, кто гонялся за нами в Питере, не составило бы ровно никакого труда выкрасть нас и доставить обратно в багажнике, как Моссад поступил с Эйхманом. Если бы они только знали, где мы прячемся. Но вот как раз этой информации у них не было. В органах государственной безопасности Советской империи царила страшная неразбериха, еще бы, раз пропало само государство, которое они были призваны защищать. С крушением ГКЧП прошлым летом по силовым структурам Советского Союза будто пронесся смерч. Кто-то из их руководителей загремел на нары, как последний советский военный министр маршал Язов и последний председатель КГБ генерал Крючков. Кое-кто сразу сыграл в ящик, как последний советский милиционер генерал Пуго, маршал Ахромеев, управделами ЦК Кручина и другие ответственные товарищи. Это были — весьма странные смерти, подстать эпохе, которая с ними пришла. В России настали смутные времена, что неудивительно, так бывает всегда, когда распадаются такие империи. Случись иначе, не сносить бы нам головы. Хотя, с другой стороны, возможно, при других обстоятельствах мы бы никогда не узнали про Мэ. Жили бы себе в Ленинграде, и горя не знали. Папа, мама и я. Впрочем, как принято говорить, история не знает сослагательного наклонения, этот фразеологизм известен всем.
Генерал-полковник Чуйка на нашем горизонте больше не объявлялся. Потерял наш след, как думал Мишель, не сильно печалясь по этому поводу. И, лишь годы спустя, когда в Израиль пришел интернет, папа узнал, что весной девяносто второго, спустя всего неделю после их короткого разговора по радио, генерал погиб в автомобильной катастрофе. В его черную служебную «Волгу» на дикой скорости врезался груженый гравием самосвал. Водитель, генерал Чуйка и его адъютант скончались на месте дорожного происшествия
Как он мог надеяться защитить нас, если не сумел защитить себя, протянул, узнав об этом, папа. Полагаю, он правильно оценил ситуацию.
В общем, бегство в Киев спасло нас, как соплеменников Моисея Исход из Египта. Мы надолго выпали из поля зрения всяческих компетентных органов. Нас приютила тетя Майя, приходившаяся моей бедной мамочке троюродной теткой. Дальней родственницей, в общем, как говорят в России, седьмой водой на киселе. Тем не менее, она была очень добра к нам, хоть мы и упали к ней, как снег на голову. Истекали последние мартовские денечки, так что вышло очень даже натурально. Тетя Майя сказала смущенному папе, что снежные заносы накануне праздника дураков — обычное для Киева дело, случаются чуть ли не каждый год. На дворе — середина весны, а снег метет, как в январе. Но это ничего, скоро растает.
Тетя Майя проживала в громадной квартире окнами на Днепр, в каких-нибудь пяти минутах ходьбы от Владимирской горки. Смутно, но все же помню, как мы с ней гуляли там, у старинного памятника бородатому князю с крестом в руке, которым он крестил Русь, как король Хлодвиг — Францию. Монумент стоял на одной из террас разбитого на склонах парка, с нее открывался чудесный вид на Левобережье, в ясную погоду оно просматривалось далеко-далеко. Детвора облюбовала один из склонов и скатывалась на санках вниз. Я тоже разок проехалась, вереща во все горло, сердце чуть не выпорхнуло из груди. Позже, когда потеплело, мы с тетей Майей, бывало, спускались на фуникулере к Днепру, вот это было приключение, и гуляли вдоль набережной, разглядывая корабли. А однажды, добрались до Пешеходного моста и, перейдя на противоположную сторону реки, оказались в зарослях верб, как раз украсившихся соцветиями пушистых котиков. Котики действительно походили на котят, только совсем крошечных, их было много-много, и, под их весом, ветви клонились к воде, по которой, покачиваясь, проплывали льдины, отколовшиеся от торосов выше по течению. И запах… Он был божественным, от него захватывало дух. Так, наверное, и должна пахнуть весна в средних широтах…